Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6 февраля 1908 года Илья Николаевич обвенчался с Евгенией Леонидовной Грандмезон, на свадьбе Сергий Садковский и Николай Звездинский были у него шаферами. Впоследствии у Ильи Николаевича и Евгении Леонидовны родилось шестеро детей. После свадьбы, в тот же день вечером, они выехали в Сергиев Посад и, отстояв на другой день литургию в Лавре, отправились в Зосимову пустынь, где встретились с отцом Алексием. Благословив и поздравив их, батюшка дал им большую просфору и сказал: «Я вам не желаю ни богатства, ни славы, ни успеха, ни даже здоровья, а мира душевного. Это — самое главное. Если у вас будет мир — вы будете счастливы». Их приезд в монастырь и говение отец Алексий очень одобрил и сказал им: «За то, что первые дни после брака вы посвятили пребыванию в монастыре и говению, вас Господь благословит и никогда не оставит».
В 1911 году Илья Николаевич окончил Духовную академию со степенью кандидата богословия. Тема его кандидатской работы была «Жизнь и труды аввы Исаака Сирина». В этом же году Илья Николаевич был рукоположен в сан священника и первое время служил в храме при Ермаковской богадельне в Сокольниках. В начале 1919 года Ермаковская богадельня была большевиками закрыта, а вместе с нею закрыта и вскоре разрушена церковь, и отец Илия остался без прихода. Весной 1919 года скончался настоятель храма Николы в Толмачах протоиерей Михаил Фивейский, и отец Илья пожелал служить в этом храме, главным образом потому, что здесь в течение двадцати восьми лет в сане диакона служил его духовный отец иеросхимонах Алексий. Главный престол храма — в честь Сошествия Святого Духа на апостолов, южный придел — святителя Николая, северный — Покрова Пресвятой Богородицы.
Став настоятелем Николо–Толмачевского храма в 1919 году, отец Илья нашел его в бедственном положении. Богатые прихожане, бывшие раньше благотворителями храма, или умерли, или в связи с гражданскими смутами уехали, а в их домах поселилась беднота. Диакон и псаломщик уволились. Не было ни дров, ни муки, ни свечей, ни деревянного масла для лампад, ни церковного вина. Первую зиму храм не отапливался и внутри искрился от инея. Богомольцев почти не было. Но все же всегда находилось немного муки, масла и вина, и служба не прекращалась. Отец Илья решил служить каждый день. Службы проходили благоговейно, торжественно, спокойно и строго. Отец Илья прилагал много усилий, чтобы каждое слово, произнесенное в алтаре или на клиросе, дошло до молящихся.
Постепенно в храм стало приходить и приезжать все больше людей. Появились помощники и помощницы. Особенно привлекала личность священника — его доброжелательность, ум, всесторонняя образованность и личное обаяние. Исповедь отец Илья проводил на клиросе, исповедуя индивидуально и обстоятельно, часто предлагая советы и поучения. И постепенно сложилось общество людей, любивших и уважавших друг друга, привязанных к храму и к своему духовному отцу. Все прихожане с радостью принимали участие в уборке и украшении храма, в пении и чтении. Аналои с книгами стояли уже не на клиросе, а в храме, так как священнику хотелось, чтобы как можно больше молящихся участвовало в богослужении.
Протоиерей Илья так описывал в 1924 году положение в храме в письме к епископу Звенигородскому, викарию Московской епархии Николаю (Добронравову), прося наградить наиболее усердных прихожан: «Скоро будет пять лет, как я поступил в Толмачевский приход. Трудно мне было начинать свое здесь служение. В первый же год я остался один из причта. Один из псаломщиков умер, другой перешел в богатый приход, диакон уехал в хлебородные губернии и принял там сан священника, просфорня отказалась печь просфоры и уехала из прихода, трапезника, сторожа и звонаря не было при самом моем поступлении. Бог не оставил меня и расположил сердца прихожан помочь мне. Прихожане звонили на колокольне, убирали улицу около храма, пекли просфоры, читали и пели в храме. И приходская жизнь в Толмачах не только не погасла, а разгорелась, не умерла, а расцвела».
Пение в храме было заведено простое, обиходное, без вычурности. Чтение было неспешное, четкое и громкое. По возможности полно соблюдался богослужебный устав, так что даже жившие по соседству старообрядцы стали заходить в храм. Проповеди отец Илья произносил не только за литургией, но и за каждой почти службой. Иногда это было слово на прочитанный евангельский или апостольский текст или ответы на вопросы прихожан. В этих случаях отец Илья, не готовясь заранее, приникал на несколько минут головой к святому престолу — и выходил на амвон. Говорить он мог и час, и полтора. Речь его лилась свободно, слова звучали ясно и убедительно. Они доходили до всех присутствующих в храме и глубоко проникали в их души. Перед праздниками и постами темой проповеди становилось событие предстоящего праздника. Ради сознательного восприятия заранее раздавался текст предстоящей службы. Отец Илия не забывал напоминать прихожанам, чтобы благодарили Бога за все — за себя, за других, за полученные блага: здоровье, имущество и тому подобное.
В одной из проповедей отец Илья сказал: «Некоторые говорят: мы не решаемся говеть, потому что боимся не оправдать доверия Господа, так как, получив прощение и милость Божию, опять будем оскорблять Его и только большее осуждение соберем на свою голову; лучше уж совсем воздержаться от причастия, не обманывая Господа. Но такой взгляд заключает в себе противоречие.
Говорящие так, ожидают чуда, которого не требует от них Господь: они хотят сразу после исповеди и Святого причастия сделаться совсем другими, чтобы зло уже не притягивало их, а добро влекло к себе и чтобы творить его без всякого труда. Но это будет насилие над человеческой грешной природой, если человек без всякого труда сделается хорошим, и никакой цены в глазах Божиих иметь не будет. Господу важно наше доброе произволе–ние, наше желание встать на путь добра. Он никогда насильно не заставляет человека идти по этому пути.
Но скажут: мы имеем доброе желание исправиться, и в соединении с благодатью Божией это желание должно произвести перемену в нас, отчего же мы этой перемены не видим? Отчего мы остаемся такими же грешными после таинства покаяния и причащения, не чувствуем никакой перемены к лучшему? Но это говорит нетерпение. Невозможно требовать сразу перемены всего существа; греховные навыки, страсти не могут сразу покинуть душу.
Эта перемена происходит постепенно, медленно, незаметно для самого человека. Семя брошено в землю, и человек спит, и встает ночью и днем, и как семя всходит и растет, не знает он (Мк. 4, 27). Целая жизнь нужна, чтобы выросло это семя и стало крепким деревом. Может быть, тайна сроков нашей жизни обусловлена ростом этого дерева. Господь как бы стоит над нами и следит за тем, как развивается этот пока еще слабый росточек под действием благодатной влаги и тепла; и когда он вырастет и укрепится, Господь и прекращает жизнь нашу.
Мы должны верить в свое спасение. И наше доброе желание, наша вера, с которой мы подходим к Святой Чаше, наши молитвы — все это не пропадает даром, все это сохраняется и собирается в глубине нашего естества, где происходит зарождение нового человека. Пусть этот человек еще мал, еще младенец, который не может пока шевелить ручками и ножками, который живет еще внутриутробной жизнью в утробе нашего духа, но важно, что этот младенец родился, важно, что у нас есть способность жить вечной жизнью, и эта способность, эта жизнь поддерживается в нас Святой Церковью. Таинства, молитвы, посты — все это составляет питание нового человека, который растет и развивается, может быть, незаметно для нашего взора. И если после раздражительности, злобы к родной матери, например, или иных чувств ветхого человека вдруг является нежность к ней, то это уже не ветхий человек говорит, а это начинает шевелиться новый человек. Царство Божие наследует новый человек, который откроется в нашем естестве после смерти».
В то время как в храме шла глубокая духовная жизнь и преображение душ человеческих и возносились горячие молитвы к Богу о мире и благополучии родной страны, напротив церкви дверь в дверь в здании бывшей церковноприходской школы, превращенной в клуб имени Карла Маркса, велась антирелигиозная пропаганда: провозглашались и развешивались лозунги, призывающие к насилию и диктатуре. Под церковные праздники устраивались антирелигиозные мероприятия, и тогда навстречу крестному ходу двигалось шествие с богохульными транспарантами, в адрес молящихся неслись насмешки и ругань, а в священника бросали камни.
В эти годы в связи с декретом о всеобщей трудовой повинности священник и его жена обязаны были устроиться на работу, так как служба в церкви таковой не считалась. Отец Илья устроился научным сотрудником в Третьяковскую галерею, а Евгения Леонидовна стала работать делопроизводителем во Всеобуче. Священник и его жена рано утром уходили в храм, затем — в должность, затем снова шли в храм и уже после этого — домой.