В тебе моя жизнь... - Марина Струк

— Как попала в дом шептунья? — спросила Марина свою горничную. — Только правду говори, лжи не хочу более!

И Таня рассказала ей, как после того, как барыню соборовали, а родные уже успели попрощаться, в особняк прибыл князь Загорский, что привез на крупе своего взмыленного коня женщину. Его провели в салон, где многочисленные собравшиеся ожидали страшного известия из спальни Марины, но пропустить в хозяйскую половину и его, и эту странную женщину, что он привез, отказались по приказу барина.

Тогда князь схватил ее за руку и потащил вверх по лестнице в покои барыни, отталкивая лакеев, что пытались остановить его, задержать его. Граф Арсеньев принялся помогать тому продолжить свой путь без помех, сдерживать слуг в дверях, позволяя князю достигнуть половины барыни без особого труда. Родственники барыни наблюдали эту картину с завидным интересом и удивлением, надо признать, судя по рассказам слуг, ведь сама Таня видела только то, что происходило в половине графини. А именно там, у дверей спальни Марины князя и шептунью остановили хозяин, что позвал к себе в подмогу несколько лакеев, которые закрыли собой дверной проем.

«Я не позволю вам пройти далее, князь», — предупредил хозяин незваного гостя. — «Вспомните о правилах приличия. Поворачивайте назад, если хотите и далее сохранить добрые отношения меж нами». Но князь возразил ему, что им следует забыть о своих приязнях и неприязнях перед ликом смерти.

«Пропусти знахарку к ней, прошу тебя», — проговорил он в ответ. — «Она сумеет сохранить ей жизнь». Но граф стоял на своем — князю и женщине надо покинуть половину барыни, даже уговоры подоспевшего господина Арсеньева не могли сломить его волю.

— И тогда князь начал биться с ними, барыня. Вот вам крест, не вру! — Таня восторженно пересказывала то, что видела в тот день. — Он смог раскидать троих лакеев, прежде чем его повалили на пол, скрутили руки. И это князя-то! Ой, барыня, он тогда так зыркнул на хозяина и прокричал ему…

— … «Я убью тебя, клянусь тебе!», — прошептала потрясенная Марина. Эти слова вдруг столь ясно всплыли в ее памяти, словно она услышала их недавно совсем, а не несколько недель назад. Таня взглянула на нее удивленно.

— Откуда вам известно, барыня? — и когда Марина сделала нетерпеливый жест, мол, продолжай, не медли, последовала ее требованию. — Барин аж застыл при этих словах, глядя на князя. А потом уже и граф Арсеньев потребовал, чтобы князя отпустили. Уж как он припустился на барина! Тот сразу же подал знак, и князя освободили. Знахарка же быстро юркнула между лакеями, пока все были заняты, в вашу спальню. Никто даже и оглянуться не успел. Что дальше было, я не ведаю. Она позвала к себе в помощь, я и пошла. Знаю только, что князь приезжал в дом еще пару раз. Его барин принимал у себя в кабинете. Тихо там было. Вестимо, на мировую пошли.

Марина весь день обдумывала то, что услышала. Ее сердце так и норовило выпрыгнуть из груди, едва она начинала вспоминать слова горничной, на что Сергей был готов пойти, чтобы спасти ей жизнь. На несколько часов от нее отступили все терзания и сердечная боль, забылась потеря, что случилась в ее жизни. Маленькая радость несмело захватила ее сущность, ведь она так молила еще несколько месяцев назад о небольшом знаке, что она по-прежнему любима. Такая малость, но так оживила ее нынче, вернула румянец на щеки и блеск глазам. Ее большое горе пусть на день, но забылось, уступая место этому волнению, что охватило ее, будто институтку.

А потом в голове всплыли слова Зорчихи про клятвы, что должен был принести ее спаситель. Какие еще обеты имела в виду шептунья, кроме тех заветных, что Сергей намеревался принести своей невесте. И что она сказала про них? Неугодны они Господу, неугодны…

Марина не стала долго раздумывать, а села к бюро и быстро написала короткую записку, что завтра утром будет совершать прогулку в парке и будет рада, что князь Загорский составит ей компанию. Она сама толком не могла объяснить, зачем ей надо увидеться с ним, знала лишь одно — слова Зорчихи были лишь предлогом, не ради них она так стремилась к встрече с Сергеем вне стен особняка на Фонтанке. Он был для нее словно солнце для цветка — не видя его долго, она чахла. Марина помнила, как на время притупилась боль, когда прошлой осенью она потеряла Агнешку, и надеялась, что пусть даже короткая встреча с Сергеем поможет ей справиться и с очередной потерей.

Но ночью Марину снова настигли кошмары, что стали приходить к ней вот уже почти две седмицы. Из ночи в ночь она снова и снова поднималась по небольшой лестнице в коридоре для слуг и снова сталкивалась с неким человеком. У него была черная дыра вместо лица — не было ни носа, ни глаз, ни рта. Просто темное пятно. Это вызывало в Марине панический ужас, она хотела бежать прочь от этого человека, что начинал тянуть к ней руки, стремясь поймать ее, удержать подле себя. И она снова и снова делала этот страшный шаг назад в пустоту и с диким криком падала вниз, не в силах удержать равновесие.

Зачем? Зачем ты посылаешь мне эти сны, Господи? Марина тихо плакала, стоя на коленях перед образами. Зачем снова возвращаешь в тот злополучный день? Почему не позволяешь забыть? Быть может, ты даешь мне знак, что мне нужно ехать на могилу своего сына, на погребении которого я так и не смогла присутствовать? Или ты даешь понять, что я должна вспомнить, зачем оказалась на той лестнице?

От этих бесконечных вопросов у Марины разыгралась мигрень, и даже записка от князя Загорского, что сообщала о том, что для князя будет честью составить Марине компанию на прогулке в парке после полудня, не смогла вернуть ей благостного настроения. А собственное отражение в зеркале — в черном креповом платье, в шляпке с траурной вуалью — заставляло ее душу замирать от какого-то странного предчувствия. О Господи, прошу тебя, да минет меня твой гнев! Разве мало я перенесла, — помимо воли взмолилась она.

Марина была рассеянна, выезжая со двора особняка, но все же краем глаза заметила, как быстро юркнул в закрывающиеся за ее санями ворота мальчик в рваном тулупе и картузе с ломанным козырьком. Она тронула за плечо кучера, призывая его остановиться, а дворника, убиравшего снег перед домом, послала вызнать, куда и к кому побежал посланец. Спустя некоторое время тот вернулся, ведя за ухо мальчишку.

— Вот, барыня, малец ентот. Не успел я заметить, до кого он приходил — уж больно шустрый, — он тряхнул мальчика, тут же взвывшего от боли. — Говори, барине, окаянный, до кого в ентот дом ходил. Говори! Не то ухо оторву!

— Подожди, Ульян, не надо так жестко. Отпусти мальчика, ему же больно, — попросила Марина, и дворник подчинился — схватился не за ухо пойманного, а за шиворот тулупа. Он-то таких отлично знал: чуть раззеваешься — сразу же в спину снежком получишь, а потом никого не догонишь, только осмеян будешь! Марина же тем временем обратилась к мальчику, уже пустившего слезы, что оставляли тонкие дорожки на этом худом, запачканном лице. — Не бойся, мальчик, никто тебе не причинит вреда. Я просто хочу знать, к кому ты ходил в этот дом и что отнес. Записку, ведь отнес, правда? Скажи мне, и я отблагодарю тебя.