Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный

Все молчали, слышен был только частый ликующий стук молотка, словно Гвоздев не вывеску прибивал, а выстукивал марш грядущему урожаю. У Решетникова вдруг появилось такое чувство, будто он присутствует при историческом событии, о котором люди станут вспоминать и тогда, когда его самого давно уже не будет на земле. «Обязательно надо и нашей МТС приличной вывеской обзавестись», – решил он.

– Вы бы хоть лестницу держали, все польза была бы! – язвительно сказала стоявшая рядом с Решетниковым нормировщица Оксана и не в лад с тоном своих слов дружелюбно посмотрела на него влажно-черными, чуть-чуть косящими глазами.

Решетников промолчал, а сам подивился, как быстро эта девушка вошла в его жизнь, взяла над ним власть. Всего неделю назад он узнал о ее существовании, а доведись сейчас уезжать – тяжело будет расставаться. Он разозлился на себя: и почему у него все так неудачно получается? Парню под тридцать, а влюбился глупо – в командировке. Другие как-то умеют обставлять свою любовь элементарными удобствами: любят кого-нибудь поближе, обязательно в своем селе или городе, после работы чинно-благородно ходят в кино. А он, как мальчишка, влюбился на стороне, в чужом районе, только и утешения, что область одна – хорошая область, Сталинградская, – да учреждения их родственны. А больше радоваться нечему: вот уедет через три недели из Тростникова – и Оксану поминай как звали, только лишняя боль прибавится.

Он вздохнул и украдкой посмотрел на щеку Оксаны. И то ли потому, что щека была свежая и румяная, или потому, что уезжать Решетникову надо было еще не скоро, а может, просто не привык он подолгу пребывать в мрачном настроении, – так или иначе, Решетников позабыл вдруг о своей незадачливости и, не таясь, залюбовался девушкой. Оксана неодобрительно косилась на него и с независимым видом все туже и туже затягивала концы пухового платка.

Когда Гвоздев слез с лестницы, вывеска предстала во всем своем великолепии. На просторном светло-желтом фоне было написано строгими, без завитушек, буквами: «Тростниковская машинно-тракторная станция» – и ниже нарисован длинный трактор с крупными фарами.

Вывеска всем понравилась, только сторож гаража дед Филипп находил, что она прибита криво. Но его критика не получила поддержки, и старый Филипп удалился восвояси, обиженно попыхивая «козьей ножкой». Налюбовавшись вдоволь вывеской, разошлись по своим делам и другие. На улице остался один Решетников. «Все трудятся, а я слоняюсь, как экскурсант!» – с горечью подумал он.

Миссия Решетникова в Тростникове была дипломатического характера. Он работал механиком Коровинской МТС, расположенной на левом берегу Волги, вдали от железной дороги. Раньше Решетников считал такое местоположение своей МТС очень выгодным. Добрую треть года, а в особенности во время осенней и весенней распутицы, к ним совсем не заглядывали уполномоченные и толкачи из области и министерства, пользы от которых, как известно, всегда бывает маловато, а беспокойства и ненужной трепки нервов – хоть отбавляй.

Зато при получении нового оборудования все выгоды перепадали тростниковцам. Железная дорога не брала грузов для коровинцев, и все машины для обоих предприятий поступали в адрес Тростниковской МТС и здесь уже делились между соседями.

В конце нынешней зимы обе МТС должны были получить много новых механизмов, и осторожный коровинский директор, опасаясь подвоха со стороны тростниковцев, загодя командировал Решетникова к соседям – защищать там интересы своей МТС.

– На их месте мы тоже лучшие машины себе оставляли бы, – сказал директор. – Известно: своя рубаха ближе к телу!

Целую неделю сидел Решетников в Тростникове, а ожидаемое оборудование все еще не поступало. Делать ему здесь было совершенно нечего, а дома он оставил уйму незавершенной работы: укомплектование тракторных бригад, завоз горючего на участок, строительство полевых вагончиков.

В командировках Решетников всегда старался держаться солиднее, чтобы не уронить авторитета своего предприятия, но сейчас чувствовал, что это ему плохо удается. Ему казалось, что тростниковцы перемигиваются за его спиной и смеются над бездельем горе-контролера. Особенно донимала коровинского представителя уборщица, большая любительница чистых полов. Каждый раз при появлении Решетникова в конторе уборщица хваталась за веник и начинала ожесточенно тереть пол у самых его ног, приговаривая сквозь зубы:

– Ходят тут всякие!..

Именно из-за этой чистюли Решетников и не поднялся сейчас в контору, а прошел во двор, где Гвоздев с дедом Филиппом тесали полозья для тракторных саней.

Гвоздев заведовал ремонтной мастерской, но потому ли, что мастерская и без него справлялась со своей работой, или просто не умел он подолгу сидеть на одном месте, – так или иначе, он совал нос во все дела МТС. Решетников предвидел, что рано или поздно ему придется столкнуться с расторопным Гвоздевым, и исподволь присматривался к нему, стараясь определить слабые места противника.

Широкие щепки густо покрывали снег возле непоседливого заведующего ремонтной мастерской. Отчаявшись угнаться за Гвоздевым, дед Филипп осторожно тюкал топориком, бормоча себе в бороду, что главное в полозьях – это качество.

– Дайте-ка я попробую! – неожиданно для самого себя сказал сторожу Решетников, на время позабыв о солидности, обязательной для механиков, контролирующих добросовестность соседних МТС.

Филипп заставил себя попросить и раз, и два, но в конце концов смилостивился и отдал топор. Решетников проворно скинул полушубок, неторопливо поплевал на руки. Гвоздев ревниво покосился на коровинского механика; щепки из-под его топора гуще прежнего замелькали в воздухе.

– Держись, тростниковские! – задорно крикнул Решетников, и топор в его руках засверкал на солнце сплошной серебряной дугой.

Дед Филипп, покуривая, стоял в сторонке и, делая вид, что осуществляет общее руководство, время от времени указывал пальцем Гвоздеву и Решетникову, где надо подровнять.

Нормировщица Оксана озабоченно пересекла двор, заглянула зачем-то в гараж и сейчас же повернула назад. Решетников обрадовался, что наконец-то Оксана видит его не бездельничающим, и удвоил старание. Он трудился не зря. Поравнявшись с полозьями, щеголеватые валенки словно споткнулись на гладком месте и остановились возле Гвоздева, старательно утаптывая площадку-пятачок в рыхлом февральском снегу.

«Что она здесь делает? – тревожно подумал Решетников. – Хронометрирует нашу работу или…» Оксана молча стояла посреди двора, теребила пуховый платочек, щепку за щепкой вдавливала носком валенка в снег и щурила свои косящие глаза на рыжеватое лучистое солнце. На ручные часики, блестевшие у нее на запястье, молодая нормировщица не смотрела, – видно, хронометраж велся по солнцу.

Решетников не поднимал головы от своего полоза, но твердо знал, что Оксана любуется его ловкой работой. Он так был в этом уверен, что даже ни разу не взглянул на девушку, чтобы не обидеть ее преждевременным торжеством. Ему казалось, что невесомый умный топор сам, без его ведома, на свой страх и риск вытесывает полоз.

– Гвоздев, миленький, не