Когда говорит кровь - Михаил Александрович Беляев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И словно скалы, поверх этого людского моря, высились три исполина из камня и мрамора – три великих здания, что были самим сердцем города и государства. Синклит, Пантеон и Яшмовый дворец. В городе трудно было найти точку, если только ты не затерялся в тесных лабиринтах закоулков верхнего Кайлава, с которой было бы незаметно их устремленных в небо круглых куполов и башен. Но никогда прежде Скофа не видел их так близко. И уже давно его не окружало столько людей.
Нечто похожее он испытывал лишь раз, во время Битвы у двух холмов. Тогда, в самом начале войны, их тридцатитысячное воинство при поддержке двух тысяч вулгрианских всадников, окружили объединённые силы пяти племен. Не меньше пятидесяти тысяч, что атаковали тагмы с двух возвышенностей, и если бы не стойкость и мужество солдат, непременно закончили войну в самом её начале.
Но тогда Скофа был воином. Частью огромной армии. А среди этой толпы, стёкшейся к самому сердцу государства, он чувствовал себя муравьем. Ничтожным насекомым, которому не дозволено понять весь простор и размер окружавшего его мира.
Да и вообще вся площадь Белого мрамора была не для таких как он. Не для нищих блисов и уличного отребья. Но сегодня в это сосредоточение власти и величия государства, где проводились лишь важнейшие праздники для благородных и богатых, пришел, кажется весь свободный Кадиф. Бессчетное число горожан, оставив свои дела, стояли как на площади, подпираемые с трех сторон монументальными дворцами, так и за её пределами, растекаясь по Царскому шагу.
За свою недолгую жизнь в столице, ветеран убедился, что отвлечь от повседневной суеты местных жителей могут лишь бесплатные развлечения и бесплатное же вино. Как на прошедшие мистерии, или триумфальное возвращение армии из диких земель. Но видно новое, обещанное им развлечение, тоже будоражило умы пресытившихся горожан, заставляя их пускать слюнки и отбросив все дела и хлопоты, устремиться по зову сотен и сотен глашатаев и солдат сюда, на площадь Белого мрамора.
А посмотреть тут и вправду было на что: ведь сегодня при всем народе, собирались судить предателей-старейшин. И это уже само по себе было неслыханным делом.
За нарушение законов сановники могли приговорить тебя к штрафу, изгнанию, казни или рабству. Но в рабов свободных граждан обращать запрещалось, а казнь полагалась лишь за государственную измену и особые злодеяния. Впрочем, штрафы были велики, и тех, кого не приговаривали к выселению в дальние колонии или даже изгнанию, часто ждала долговая кабала, не многим лучшая рабства. Да, твоё тело и твоя жизнь оставалась в твоей собственности, а вот твой труд отныне принадлежал долгу.
Но мантии и прочие благородные если и отвечали по закону, то только среди своих и в своём же Синклите. И, насколько слыхал Скофа, обычно они просто выплачивали формальный штраф из своих несметных богатств и жили себе дальше.
И тем необычнее было назначенное на сегодня действие. Ведь сегодня сразу четверо глав благородных семейств должны были предстать перед публичным судом, ответив за всё, прямо на глазах всего города. И большой деревянный помост, возведенный возле широких ступеней Яшмового дворца, недвусмысленно говорил об ожидавшей их судьбе.
Впрочем, пока он был пуст. Ветеран задрал голову и, щурясь от нестерпимо яркого света, прикинул, сколько ещё оставалось до полудня. Судя по солнцу – совсем немного. Он стоял тут уже довольно давно и не первый час беспощадное огненное светило, зависшее над Кадифом, жгло его плечи и голову и высушивало рот. Но такова была цена, которую он платил. Ведь иначе он бы, как и прочие опоздавшие, толпился бы сейчас на Царском шаге без малейшей надежды пробиться в начало толпы.
Скофа был привыкший и к палящему солнцу, и к жажде и к долгому стоянию. Во время службы на его долю выпадало и не такое. И ради того, чтобы увидеть своими глазами, как Верховный стратиг заставит мантий заплатить за всё, можно было и потерпеть.
Когда им поручили похитить сына Верховного понтифика, Скофа сразу понял, что в городе назревает что-то очень большое и важное. Но сидя тогда с этим мальчишкой на заброшенном складе, он и представить себе не мог размах грядущих событий. Он-то думал, что речь идёт о пусть дерзком и крупном шантаже, а тут… всё сходилось на том, что Скофа и его ветераны невольно приняли участие в по-настоящему великих свершениях.
С пленником они провели ещё день. Лишившись пальца, парень совсем замкнулся в самом себе, и только и делал, что бормотал молитвы. Даже от еды отказывался. А когда за ним пришли, ветеранам принесли жареного мяса, вина, лепешек и передали новый приказ от Лифут. «Сидеть, на хер смирно, и грёбанный нос никуда не совать». Так они и поступили, а ещё через два дня, когда смирное сидение подошло к концу, и прибежавший на склад паренек сообщил, что они вольны выходить наружу, город было не узнать.
К удивлению ветеранов, оказалось что за эти дни их бывшие тагмы успели вернуться в Кадиф, захватить Синклит и арестовать лидеров алатреев. Идя по улицам и наталкиваясь на глашатаев и бывших сослуживцев, они жадно выспрашивали всё, что только могли узнать о минувших днях. И все выходило так, что алатреи замыслили украсть их победу над варварами. Что они решили признать их войну незаконной, а их полководца, их Лико Тайвиша, обвинить в беззаконии и тирании, чтобы предать позорной смерти.
Но армия этого не стерпела такой дерзости. Две ближайших походных тагмы вернулись в столицу, разметали наёмные алатрейские шайки и защитили своего командующего. А теперь он созывал всех свободных граждан, чтобы судить подлых заговорщиков из числа старейшин. И Скофа, пропустивший разгром и падение этого гнилого болота под названием Синклит, не мог пропустить такого зрелища. Они все не могли.
И Мицан Мертвец, и бывший фалаг Кирот Энтавия, и Тэхо Аратоя, и всё «братство» Красной накидки, да и все осевшие в городе ветераны. Они все были тут, пусть и разнесенные постоянно движущийся толпой. Ведь каждый из них мечтал вновь увидеть своего полководца и разделить с ним хоть так его великий триумф. А заодно и посмотреть, как он придаст справедливой каре всех тех, кто попытался
