Архивы Дрездена: История призрака. Холодные дни - Джим Батчер

я. – И ты не можешь изображать праведность передо мной. Я знаю, ты тоже испытываешь нечто подобное.

Пора вогнать колючку, подтолкнуть его к движению, к агрессии.

– А что ты видишь, когда смотришь на Лилию, чувак? Она просто восхитительна. Мне трудно думать о чем-то еще, когда она неподалеку.

– Заткнись, – тихо произнес он.

– Нет, я серьезно, – продолжал я.

Диалог шел легко, слишком легко. Зимняя мантия проговаривала мою роль вместе с той частью меня, которая не отличалась особой сдержанностью.

– Эта горяченькая попка! Я имею в виду, черт возьми, просто думаю о ней… Если бы ты сейчас мог меня видеть, мне стало бы чуть-чуть неловко.

– Заткнись, – повторил он.

– Да ладно тебе, друзья важнее девок. Что, Летняя мантия лишила тебя стадного инстинкта? Потому что, думаю, такой красоткой мы могли бы и поделиться, и…

Если бы мой интеллектус не был сосредоточен на противнике и не дал мне знать, что грядет, меня бы спалили живьем. Я отскочил в сторону, когда он повернулся и запустил в меня еще одним снопом огня. Мне пришлось собрать побольше Зимы вокруг себя, чтобы защитить свою голую шкуру. Туман сгустился еще больше, и Хват, похоже, почувствовал внезапный прилив холода. Он развернулся ко мне, сделал два шага и прыгнул, держа меч обеими руками.

Тридцать семь футов. Вот так далеко он прыгнул, причем без особых усилий – и он явно мог бы прыгнуть и дальше. Я точно знал, с какой силой он оттолкнулся от земли, знал точный угол прыжка. Мой интеллектус способен отслеживать воздух и туман, который Хват рассек, прыгая сквозь серую водяную взвесь.

В тот момент, когда он прыгнул, я сделал два шага в сторону.

Мне было не по себе. Это как драться со слепым.

Хват приземлился ровно в двух футах от того места, где я находился, и его меч рассек пространство, где я стоял. Останься я там, он рассек бы меня на две ужасные половины. Но я там не остался. Я стоял позади него, в дюймах от его спины, и, прежде чем он выпрямился после прыжка, нанес удар. Мгновением раньше я воспользовался интеллектусом, чтобы найти старый гвоздь на земле, дюйма четыре длиной, отчасти покрытый ржавчиной. Должно быть, мы с Томасом обронили его по пути в хижину или из нее, когда начали ее ремонтировать и строить как-жизнь-док. Гвоздь провалялся несколько сезонов, что на нем почти не сказалось.

Я приложил большой палец к его затылку, использовал силу Зимней мантии и вогнал гвоздь через кольчугу, не рассчитанную на такое тонкое оружие, на два дюйма в мышцу под лопаткой Хвата.

Хват издал крик шока и боли и замахнулся на меня мечом, но из-за того, что холодная сталь пронзила его кожу, а доступ к Летней мантии был прерван, ему оставалось полагаться только на собственные рефлексы, силу и мастерство. Он не тренировал их до того, как стал Летним Рыцарем, и не обучался в жестокой школе предательских ударов, через которую провела меня Мэб. Взмах меча получился медленным и неуклюжим, и я ударил его дважды: один раз по запястью, с хрустом сломав его, отчего меч отлетел в сторону, второй раз – в челюсть, не так сильно, уложив Хвата на землю бесчувственной кучей.

– Рыцарь бьет Рыцаря![50] – крикнул я в туманный ночной воздух. – Шах.

Схватка Королев с Духоприютом происходила бесшумно, но сейчас воздух словно застыл. Я не мог видеть их, но знал, что Лилия повернулась немного в сторону от Духа, ко мне, разорвав связь с одним из двух сидхе, поддерживавших ее. Духоприют, со своей стороны, развернулся, глядя прямо на Мэйв. Я чувствовал, как части его тела, разлетавшиеся прочь, теперь движутся в обратном направлении, снова собираясь в единую массу.

– Хват? – позвала Летняя Леди слегка озадаченным голосом. Потом в этом голосе появился внезапный холодный страх. – Хват!

– Что ты делаешь? – рявкнула Мэйв. – Тупая корова! Я не могу в одиночку победить охранника!

Лилия проигнорировала ее. Я чувствовал движение ее руки, почти отсутствующий жест.

И когда внезапный ветер разметал туман, Хват и я появились на вершине холма с такой же легкостью, с какой мать ловит печенье, упавшее с подносика столика младенца.

Вот ведь хрень.

Я знал, что Леди могущественны, но не осознавал, что это означает в практическом плане. Заставить огромный объем воздуха двигаться с такой точностью, внезапностью и силой – это сложно, и чтобы сделать это, нужно приложить серьезную энергию. Я мог бы это совершить, но для меня это стало бы серьезным усилием, и мне понадобилось бы хорошенько посидеть с холодным пивом после подобного подвига. А сделай я это два или три раза подряд, я устал бы настолько, что и кружки с пивом не поднял бы.

Лилия сделала это, практически щелкнув пальчиками.

И тут появился я, стоящий в чем мать родила над неподвижным телом Хвата. Я все еще находился под прикрытием завесы, но она была уже настолько дырявая, что прятаться под ней от кого-то вроде сидхе не имело смысла. Мне вообще уже не стоило держаться за нее, но какой-то иррациональный инстинкт заставлял меня концентрировать ее и удерживать небольшим энергетическим полем вокруг моих бедер.

– Он жив, Лилия, – сказал я торопливо. – Нам надо поговорить.

Кожа вокруг ее глаз побелела.

– Что? – требовательно и яростно спросила она. – Что ты мне сказал?

Ох… В дни моей худшей дипломатии я не получал такой реакции, когда ответил:

– Лилия, успокойся. Хват жив. Но ты все еще на той стороне, и я не думаю, что тебе рассказали всю правду. Давай поговорим, прежде чем произойдет что-нибудь, о чем все пожалеют.

– Как ты смеешь? – взревела она. Ее ярость стала раскаленной. Буквально. Языки пламени срывались с ее ладоней и обвивали предплечья. – Как ты смеешь?!

Я поднял пустые ладони перед собой. Я был уверен, что выглядел смущенным.

– Адские погремушки, Лилия, что за чертовщина? Я не собираюсь здесь сражаться!

Лилия завопила, и Летнее пламя охватило ее, заставив придворных отскочить в сторону.

Золотое, зеленое и звездно-серебряное пламя плясало вокруг нее, завораживая – и разрастаясь. Внезапно я увидел ту же ярость, которую видел в глазах Титании, но то были тлеющие угольки, оставшиеся после того, как годы траура и скорби прошли. Сила, бушующая в Лилии, проистекала из той же страсти – но она была свежей, раскаленной добела и вряд ли могла быстро остыть.

Тогда я понял, что происходит. Мэйв протянула руку ко мне, и ее пальцы задвигались в веселом танце. Она бросила на