Запрещённая реальность. Книги 1-10 - Василий Головачёв

– Что случилось, Иван Терентьевич? Как вы здесь оказались? Где Ульяна?

Парамонов пренебрег последним вопросом, отвечая на первые два:

– Как же вы все-таки торопитесь, ганфайтеры! За вами не угнаться. Если бы не Ульяна, мы не успели бы сюда… А случиться может непоправимое, – бросал на ходу Парамонов. – В этом МИРе находится саркофаг императора формикоидов, представляющий собой одновременно аналог самого древнего компьютера и фантоматический генератор. Активировав его, Соболев может стать его частью, деталью, «блоком решений», ибо саркофаг – сложнейшая система МИРа, включающая в себя многие технические и биологические объекты. Если мы не поможем вашему другу, он никогда не выберется из системы, утонет в наведенной ею ложной реальности.

– А если мы освободим его?

– Необходимо психическое освобождение, а не физическое. И вдали от саркофага он останется всего лишь его деталью, будет жить в призрачном мире, созданном фантоматом.

– Зачем же Громову понадобилось обманывать Соболева? Он сказал, что здесь спрятано оружие, «Игла Пара-брахмы»…

– Контактируя с «блоком решений», Громов станет управлять саркофагом-компьютером дистанционно, обходя блокировку иерархов, а главное, сможет включить ту самую «Иглу Парабрахмы», которая находится в другом МИРе. Без саркофага «Иглу» включить невозможно.

– Так вот оно в чем дело! Недаром я все время чувствовал какой-то подвох. Ай да Громов, ай да Монарх! Уговорил, как салажат!

И в этот момент они вышли в центральный, тронный, зал «муравейника», в центре которого сверкал, как друза кристаллов, саркофаг-трон императора формикоидов, с помощью которого сотни миллионов лет назад он управлял своим городом-государством.

В отличие от Василия Матвей сразу догадался, что у Громова, помимо откровенно высказанных желаний, есть собственный расчет в том, чтобы именно он, Соболев, включил саркофаг. Но Матвей понадеялся на свои силы и знание предмета, рассчитывая, в свою очередь, подчинить себе технику древних муравьев или же вовремя выйти из игры. Что выйти без посторонней помощи не удастся, он понял уже в первые мгновения своего «подключения».

В зал с троном императора формика сапиенс они вошли всем отрядом: Громов и Матвей впереди, четверо его телохранителей во главе с Шевченко – сзади. Затем охранники рассредоточились по залу, не слишком глазея на его убранство, а Громов подвел Матвея к саркофагу, напоминающему асимметричный сгусток кристаллов разной формы, образующий «трон» в форме пепельницы под шатром из светящихся оранжевых перепонок, растяжек, нитей и жгутов.

– Тебе ничего не надо делать, – сказал Громов, сдерживая нетерпение. – Надо лишь стать в центре этой «пепельницы» и ждать, пока саркофаг не проснется. Ты это почувствуешь. А потом волен решать, что с нами делать. Но прежде выслушай предложение. Помоги мне здесь, в реальности твоего мира, и я помогу тебе там, в других мирах «розы реальностей», когда ты дойдешь до них. Это говорит тебе не координатор «Чистилища», а Монарх! А теперь иди.

Ощущая себя как во сне, а вернее, как на сцене во время репетиции какой-то фантастической пьесы, Матвей на деревянных ногах взошел на помост, сооруженный из досок поверх сверхскользкого покрытия вокруг трона, вошел под шатер и встал на дно кристаллической «пепельницы», освещаемый бестеневым свечением шатра.

Сколько он простоял так, в каком-то сомнамбулическом состоянии, вспомнить впоследствии не удалось. А потом восприятие мира вокруг скачком изменилось.

Краски стали ярче, и количество их оттенков достигло, пожалуй, двух сотен, диапазон слуха расширился беспредельно: он стал слышать все звуки в зале и за его пределами, даже на поверхности земли, в том числе – звук движения атомов собственного тела! Горизонт видения резко раздвинулся. При желании он мог бы разглядеть и камни на поверхности Луны!

Изменилась и чувственная сфера Соболева. Он теперь ощущал свет, любые электромагнитные колебания, полет элементарных частиц, танцы полей и даже дрожь вакуума – рождение и смерть виртуальных частиц!

Затем на мозг обрушился океан информации. Ибо, полностью открыв себя, Матвей обрел полноту понимания ситуации. Он ощутил все человечество сразу, стал как бы продолжением мозга каждого человека в отдельности, вобрал в себя все его боли, муки и радости, ожидание, мечты и скорбь. И воспринимать это было странно, жутко и интересно, больно и мучительно сладко…

Но вот ощущение чужих чувств стало отдаляться, затухать, наметилась система в определении очагов наиболее сильных эмоций и устойчивых переживаний. Пси-сфера человечества разбилась на массивы – эгрегоры, многие из которых «ворчанием сторожевой собаки» ответили на вторжение чужой воли.

И вдруг произошел еще один скачок в ощущении-восприятии мира: Матвея словно вставили в гнездо, как лампу в телевизор, как предохранитель в электрическую схему, и он всем телом почувствовал удар чужой, инородной, нечеловеческой воли, ломающий его собственную, заставляющий признать чужую власть над своим сознанием. «Стены» этой воли сдавили нервную систему, сверху на голову упала тысячетонная плита чужого приказа, и Матвей стал проваливаться в болото дурмана, в колодец необычайных ощущений и транса, подобного наркотическому…

Он изо всех сил рванулся из этого «болота», освободился на несколько мгновений от щупалец чужой воли и услышал раскатистый шепот – так Монарх пытался внедриться в его сознание, в глубины его психики.

– Не сопротивляйся напрасно, идущий! Поздно. С твоей помощью я наконец откорректирую эту запрещенную реальность так, как задумал. Все мы – иерархи, мой брат, Аморф Лекс, и я – справедливо полагаем, что необходимо новое Изменение, но только я реализую вариант, который даст шанс выжить роду хомо сапиенс. Как – это уже другой вопрос, ты и сам будешь участвовать в этом процессе.

Бог никогда не отменяет того, что он однажды решил, если даже нам и кажется, что происходит нечто противоположное, вспомнил Матвей слова Хранителя и стал сопротивляться еще яростней. Но древний компьютер формикоидов был сильнее воли одного человека. Если бы Матвей мог выйти в ментал, он перешел бы на невовлеченное созерцание и отстранился бы от витально-ментального нападения, но блок иерархов не позволял ему сделать этого. И вот, когда он готов был окончательно утонуть в «болоте» чужих мыслей, образов и желаний, раствориться в них без следа, чья-то твердая горячая рука выдернула его оттуда, и Матвей ощутил себя всадником в рыцарских доспехах, сидящим