Избранные циклы фантастических романов. Компляция.Книги 1-22 (СИ) - Измайлова Кира Алиевна

— О чем она? — прошептала Селеста и схватила меня за руку. Кажется, ей сделалось не по себе.

— Смотрите… — продолжала Элиза негромко, но так, что слова ее слышны были, наверно, на макушках мачт за шумом волн и криками чаек. — Смотрите же, какой ценой я спасла братьев…

Она неверными движениями принялась снимать перчатки, закрывавшие ее руки до самых плеч: перламутровые пуговки сыпались на палубу, а я никак не могла понять, почему Элиза всё никак не может стянуть эти перчатки с рук.

А потом я поняла и не смогла сдержать потрясенного вздоха, как и Селеста, и другие дамы, и все братья Элизы.

Руки ее под перчатками были обвиты плотными бинтами, и когда Элиза распутала их, когда витки материи упали ей под ноги, все мы увидели, что они скрывали. И теперь ясно стало, почему она больше не шьет и не вяжет: пальцы ее, ладони, локти, да что там — все руки до самых плеч были покрыты струпьями, глубокими воспаленными язвами, сочащимися гноем и сукровицей. Мне показалось даже, что кое-где мелькнула белая кость, но то было, наверно, лишь игрой воображения.

— Неужели… неужели у них под рубахами то же самое? — в ужасе спросила Селеста, озвучив мои мысли. — Это все крапива виновата?

— Кладбищенская крапива, — эхом отозвалась Элиза и протянула жуткие руки к братьям. — Она продолжает жечь, потому что дело не было завершено. Я не успела закончить работу, а прерванное колдовство причиняет страшные муки и тем, кто творил его, и невинным. Ведь так, братья мои?

Они переглянулись, потом Андреас нехотя кивнул.

— Нужно закончить это, — сказала она. — Сегодня, до захода солнца. Именно в этот день… Другого шанса не будет, о братья! Я…

— Моя жена дорого заплатила за то, чтобы исправить мою ошибку, — негромко произнес шахди. — Это я не догадался расспросить ее как следует и понять, в чем дело. Это я позволил отправить ее на казнь, не дав завершить работу. Моя вина — моя расплата, и мы отдали жизнь первенца за то, чтобы колдунья позволила закончить начатое.

— Ничего себе… — прошептала Селеста. — Они отдали! Будто он носил этого ребенка! Вот почему у Элизы нет детей, а мы-то гадали…

Я поднесла палец к губам.

— Нужно закончить… — повторила Элиза. — Другого шанса не будет. Прошу вас, возьмитесь за руки, иначе ничего не выйдет!

Братья переглянулись, а потом Андреас протянул руку Вернеру. Тот сжал ладонь близнеца, а Кристиан поймал руку Дитриха. Мой муж оказался последним в ряду.

«Всегда последний, — улыбнулся он, покосившись на меня, — самый младший. Вот увидишь, мне и в этот раз не повезет!»

«Не говори ерунды, — ответила я взглядом. — Не знаю, что случится сейчас, но лучше бы тебе быть наготове».

— Эрвин, — произнесла Элиза, подойдя к нему вплотную. — Это все из-за тебя. То есть, конечно, из-за меня, я не успела доделать твою рубашку. Нужно снять ее, чтобы я смогла закончить рукоделие, ну же!..

Я не успела толком понять, что происходит, просто Элиза приложила руку к груди моего мужа, оставив грязное пятно напротив сердца, а потом…

Потом плащ и рубашка — сперва обычная, потом и крапивная — упали на чисто выскобленную палубу.

Развернулись огромные белоснежные крылья — одна пара, а за ней другая, третья…

Восемь лебедей взмыли над кораблем с горестным криком — «гонг-го! гонг-го!» — и закружились над мачтами.

— Герхард! Герхард! — Селеста кинулась к борту и чуть не свалилась в воду, я едва успела схватить ее за руку. — Вернитесь! Герхард! Эрвин!.. Что наделала эта ведьма?!

Элиза молча смотрела на свои руки — язвы на них зарастали с удивительной быстротой, кожа становилась нежной и розовой, как у младенца.

— Это было колдовство, — произнес ее супруг. — Злое колдовство. Ведьма посулила моей жене избавление для ее братьев, но она жестоко пошутила. Вернуть им человеческий облик навсегда невозможно. Они могли оставаться людьми лишь ценой страданий — собственных и сестриных. Трое уже не выдержали мук. И лучше им доживать век вольными птицами, чем терпеть подобное…

— Говори за себя! — воскликнула Селеста. — Верни наших мужей!

— Это невозможно, — произнес Оллеман и улыбнулся. — Мне нет дела до ваших мужей. Я вижу лишь, что моя жена излечилась. Верно, Элиза?

Она кивнула, неверяще глядя на свои руки, а потом вдруг подняла голову.

— А я ведь помню ту колдунью, что надоумила меня плести крапивные рубашки, — произнесла она нараспев. В ее голубых глазах отразилось закатное солнце, и мне показалось, будто они налились кровью. — Она пришла по воде, как раз на закате. Это ведь была ты, не правда ли? Или ты?

Я взглянула на Селесту, а та в недоумении уставилась на меня. Как нарочно, солнце подсвечивало нас обеих со спины. Вот только у Селесты волосы вспыхнули червонным золотом, а у меня — медью, переливчатым алым пламенем.

— Ведьма должна гореть, — сказала Элиза и улыбнулась. — Ведьма, сгубившая моих братьев и моего нерожденного сына, обязана умереть… Прикажи схватить колдуний, о муж мой!

Времени на раздумья не оставалось. Я не понимала, что происходит, но знала одно: если мы останемся на борту «Лебедя», нам не жить. Может быть, Селесту выручит ее отец, но ко мне на помощь уж точно никто не придет, просто не успеет! Да и что сделают русалки на суше?

Я ошибалась: когда к нам подступили матросы шахди, лебеди кинулись вниз. И, право, Эрвин не преувеличил: лебедь не такая уж слабая птица!

А мне оставалось лишь одно: я толкнула Селесту через борт, благо он был низким, и сама нырнула следом. Слышались крики, вроде бы собирались спускать шлюпку, но я потащила Селесту вглубь, одной рукой ухватив ее за шею, чтобы не трепыхалась, а другой зажав ей рот и нос, не то она непременно наглоталась бы воды.

Конечно, долго так продолжаться не могло: Селеста уже обмякла у меня в руках, да и у самой меня от недостатка воздуха горело в груди. Пришлось выныривать…

К счастью, «Лебедь» уже отошел, так что видна была лишь его корма. Невдалеке я заметила шлюпку и, едва дав Селесте прокашляться и отдышаться, снова уволокла ее под волну.

Дурацкие платья тянули ко дну. Спасибо, кинжал был при мне: с его помощью я в два счета избавилась от тяжелых юбок, а без них стало куда как проще держаться на плаву.

— Хватит, ты меня утопишь… — выговорила Селеста, когда я снова выдернула ее на поверхность и мы закачались на волнах.

Я отрицательно покачала головой, не утоплю, мол.

«Лебедь» виднелся на самом горизонте, шлюпок я больше не заметила. Должно быть, на корабле решили, что мы пошли ко дну…

Не было и птиц… Верно, на закате они ведь становились людьми, припомнила я, значит, им нужно было успеть добраться до берега. Не так уж тут далеко, а солнце еще не село, они должны справиться!

Но почему они не остались возле корабля? Разве им на помощь не спустили бы шлюпку? А впрочем… за нами-то ее спустили, только, боюсь, нас не вытащили бы из воды, а постарались прикончить веслами, как северяне оглушают дубинками тюленей, высунувших голову из полыньи, чтобы глотнуть воздуха. А даже если и выловили бы, то разве только затем, чтобы потом спалить на потеху толпе.

Выходит, — тут я взглянула на Селесту и знаками показала ей, как ухватиться за меня понадежнее, — нам придется выбираться самим.

12

Сама я могла качаться на волнах сколь угодно долго — конечно, не как прежде, в бытность мою русалкой, но уж сутки продержалась бы. Но то я, а вот Селеста без воды и пищи столько бы не протянула, вдобавок она почти не умела плавать и боялась глубины. А еще — это мне июльское море казалось теплым, а обычный человек, да не бывалый моряк, а юная девушка, скоро мог и окоченеть.

Хорошо, что на нас было столько украшений: понятно, шпильки и заколки потерялись, когда волосы растрепались в воде, но кольца и браслеты никуда не делись. Ими я и воспользовалась, чтобы отстучать сигнал, слышный далеко под водой, и понадеялась, что кто-нибудь да окажется поблизости…

Потом я показала Селесте, как лечь на воду: что толку барахтаться и тратить силы понапрасну? До берега нам отсюда не доплыть, кругом не видно ни кораблей, ни даже рыбацких лодок… Впрочем, мне не хотелось бы угодить к кому-нибудь на борт в этаком виде: в одной сорочке, панталонах да в украшениях! Селеста намного слабее меня, а я не могу говорить, и поди объяснись… И слушать не станут, дадут, быть может, обсушиться, а потом… А если повезет, и нас не ограбят и не изнасилуют, так вернут на берег, а там уж нас ждут горячие объятия большого костра..