Ящик водки - Альфред Кох

7. Каковы механизмы привлечения иностранных инвестиций? Насколько правила функционирования резидентов отличаются от правил функционирования нерезидентов?

8. Насколько внешняя политика адекватна экономическим интересам государства? Где внешние рынки сбыта экспортных товаров и какие государства являются реальными конкурентами? Какова структура импорта и кто основные импортеры?

9. Готова ли нация превратиться в сообщество свободных индивидуумов или в обществе сильны патерналистские настроения, ведущие к завышенным требованиям к государству?

10. Какова в государстве типичная семья? Устроена ли она по типу «родители – дети» либо по типу «родители – дети – внуки»? Существует ли в семье иерархия? Где в семье «центр прибыли», а где «центр затрат»? Каков в семье механизм перераспределения средств?

Это далеко не полный перечень вопросов. Они намеренно надерганы мной из разных отраслей знания. Они, безусловно, разные по значимости. Причем, как это ни удивит многих, я бы поставил последние два на первое место. Объединяет все эти вопросы одно. На эти вопросы нельзя ответить числом. Или группой чисел. Они принципиально неизмеримы. Ответы на эти вопросы нельзя представить в виде колонки цифр. Ответы на эти вопросы наговариваются. Они вербальны.

Поэтому, когда мне говорят, что в России не было либеральных реформ, я легко соглашаюсь. Но при этом меня совершенно не устраивает система доказательств этого факта. Если бы мне сказали, что в России не было либеральных реформ потому, что:

– осталось много монополий;

– ничего не делается для создания конкуренции в отраслях, где есть монополии;

– в стране нет эффективного механизма банкротства;

– не устранена полностью возможность экспроприации, и в обществе подогреваются настроения на эту тему;

– власти совершенно безответственно (который год) подходят к принятию бюджета;

– дефицит бюджета который год в значительной степени скрыто (путем покупки ГКО Центральным банком) или открыто финансируется за счет эмиссии;

– инвестиции никак не защищены, а режим функционирования резидентов по-прежнему отличается от режима функционирования нерезидентов;

– внешняя политика не связана с экономическими интересами государства, и мы в который раз поддерживаем наших конкурентов вопреки этим самым интересам;

– нация по-прежнему готова обменять свободу на кусок колбасы;

– семья развалилась, и дети забыли своих стариков, – тогда я бы согласился охотнее. А цифирь, что цифирь? Пусть Илларионов мне еще скажет, что в Китае экономический рост. Так у «отца народов» тоже был экономический рост. И западная либеральная пресса рукоплескала ему. Однако рукоплескания либеральной прессы не означают либеральных реформ. Как и рукоплескания либеральных экономистов. В октябре в «Нью-Йорк таймс» была статья о том, что китайские ревизоры никак не могут найти 30 миллиардов долларов, которые должны были быть потрачены на субсидии сельскому хозяйству, а пропали неизвестно куда. По какой статье госсубсидий вы их учитываете, мой дорогой Андрей? Это что, свидетельство непреклонного либерализма китайских властей? Я уж не говорю о площади Тяньаньмэнь.

Андрей Илларионов, собственно, ничего не предлагает. Да и статья, строго говоря, была посвящена не этому. Поэтому было бы неправильно ждать от автора в этой статье каких-то рецептов.

Предлагает Петр Авен. Отдав должное «срыванию всех и всяческих масок» и выделив несколько абзацев положенному в таких случаях самобичеванию, он делает вывод, что, встав на путь бесконечных компромиссов, «молодые реформаторы» стали средних лет конформистами, попутно дискредитировав либеральную идею. Соответственно и вывод: никаких компромиссов – и мы победим.

Эка загнул, скажете вы. Ан нет. Не загнул. Очень даже не загнул. Совсем даже не загнул. А в самую что ни на есть точку попал. И вот почему.

В свое время Бисмарк ввел в политический обиход термин «Realpolitik», то есть политика возможного. Иными словами, если ты имеешь некую глобальную цель, то ради нее (все время держа ее в голове) можно идти на компромиссы с существующими политическими элитами и, лавируя, отступая и наступая, шаг за шагом идти к своей цели.

Применительно к нашим реалиям это выглядело примерно так. Вы нам разрешаете проведение приватизации, а мы не обращаем внимания на институт спецэкспортеров. Мы устанавливаем валютный коридор, но при этом прощаем долги аграрникам. И так далее, и тому подобное.

Я намеренно не дискутирую по поводу упреков к приватизации, которые предъявлены в статье Авена. Отнюдь не по причине отсутствия аргументов. Аргументов – море. Во-первых, потому, что приватизация также осуществлялась в рамках доктрины «Realpolitik». Во-вторых, мои оправдания здесь были бы неуместны и несколько искусственны. Да и статья посвящена несколько другой теме.

Очевидно, что политика возможного в максимальной степени использовалась нами в период пребывания в правительстве. Более того, любая аргументация необходимых компромиссов сводилась к торгу: мы им сдадим это, зато возьмем это. Объекты предполагаемой сдачи, сознательно или подсознательно, делились на две группы: ключевые и второстепенные. Психологию этого деления очень хорошо как раз показал Авен на примере тех же спецэкспортеров.

Я задаюсь вопросом: какие компромиссы, допущенные в период пребывания у некоторых рычагов власти «молодых реформаторов», ошибочно отнесенные нами к второстепенным, оказались ключевыми? То есть такими, на которые нельзя было идти ни при каких обстоятельствах, вплоть до ухода в отставку. Компромиссами, которые являлись откровенной сдачей позиций без всякой «компенсации на других фронтах».

Компромиссы в сфере приватизации? Нет! Все компромиссы с противостоящими элитами в этой сфере были нацелены на то, чтобы приватизация была! И она состоялась! И зря Авен ругает теорему Роуза. Она справедлива и для России тоже.

Ограничения по экспорту? Про спецэкспортеров сам Авен все объяснил.

Всевозможные льготы инвалидам, спортсменам и ветеранам, которые на практике оказывались лазейками для ухода от налогов? Мучительными усилиями они были в конечном итоге сведены на нет уже в начале 1996 года.

Я могу еще бесконечное количество раз перечислять все компромиссы, которые были допущены. Однако всего лишь два из них я считаю фатальными. Уступками, которые я лично формулирую как проявление конформизма команды и прежде всего ее лидеров.

Во-первых, согласие на «пополнение оборотных средств товаропроизводителям», осуществленное ЦБ летом 1992 года.

Во-вторых, это чеченская война.