Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

Он осторожно пробрался на мост и почувствовал небольшой прилив отваги от того, что существо не отреагировало на движение. Синдиэль медленно приблизился, ступая так аккуратно, что не издавал даже намека на звук. Стражник слегка пошевелился, и тот застыл на месте. Плач миропевицы по-прежнему ткал в неподвижном воздухе песнь, повествующую о месте, где вся жизнь соединяется внутри мирового духа, где любая боль утихает, а вражда забывается. Из-под рук существа донеслось несколько глубоких вдохов, и оно снова погрузилось в то, что, как надеялся Синдиэль, было беспробудным сном.

По сторонам едва хватало места, чтобы протиснуться мимо этой твари и не задеть ее, но Синдиэль не был готов попробовать другой маршрут, через пруд. Что-то в этой темной недвижимой поверхности казалось еще более опасным, чем сидящий перед ним стражник. Загадочная башня и жалобное пение миропевицы гнали его вперед.

Он двигался со всей возможной осторожностью, преодолевая страх и мягко ступая мимо твари, и успешно преодолел половину пути. От этого он набрался храбрости, несмотря на то, что стражник был ужасно близко, и Синдиэль даже чувствовал исходящее от него животное тепло. Он уже обошел существо и снова вышел на дорожку, когда пение вдруг оборвалось. Нарушитель замер на месте, мечтая стать невидимкой.

Гора плоти рядом с ним взорвалась рыком, его подобные древесным стволам руки обрушились на поверхность моста и замолотили по ней. Из-под громадных плеч на Синдиэля уставилось лицо в маске из черного железа, чьи красные бездушные глаза горели ненавистью ко всему живому. Синдиэль закричал и отскочил назад. Его ноги заскользили по краю зловещего пруда.

Тварь взмахнула загребущими руками, едва различимыми от скорости движения. Синдиэль попытался броситься в сторону, но его ноги были недостаточно быстры, чтобы спастись от взбесившегося чудовища. Оно схватило его и прижало к покрытой шрамами груди с такой силой, что кости затрещали. Челюсти, усеянные железными клыками, сорвали его богатое одеяние, вмиг добравшись до тонкой сетчатой брони под ней. Еще несколько секунд, и щелкающие зубы вонзятся в его плоть.

Пистолет выпал из руки Синдиэля в тот же миг, как его схватили. Теперь он в отчаянии попытался ударить монстра свободной рукой. Слабый тычок кулака не оставил и следа на прочной, как железо, плоти, но устройство, все еще закрепленное на его запястье, оказалось куда более эффективным. Невидимые нити тончайшей проволоки выстрелили из скрытого оружия, проскользнули сквозь рукав, пронзили покрытую шрамами шкуру и легко погрузились в плоть, как будто проходя сквозь воду. Стражник снова взревел, выронил покрытого синяками и окровавленного Синдиэля и схватился за крошечную ранку, которую тот проколол в его боку. Шприцы в спине чудовища зашипели, автоматически вводя в кровь коагулянты, чтобы запечатать брешь в шкуре, и стимуляторы, чтобы вызвать у гротескного стражника ярость берсерка.

Но размер раны был обманчив. Скрытое оружие Синдиэля, которое Пестрый на прощание подарил ему в Железном Шипе, было древним и редко встречалось в позднейшие эпохи, а имя ему было «поцелуй арлекина». В тот краткий миг, пока «поцелуй» касался кожи стражника, он выпустил внутрь несколько метров мономолекулярных нитей, которые теперь разворачивались в его теле. Насколько крепким не было измененное существо, оно не могло выжить со внутренностями, иссеченными в жидкую кашицу. Великан осел, рухнул с моста с последним стоном отчаяния и исчез в темном пруду, оставив лишь легкую рябь на поверхности.

Синдиэль лежал там, где упал, и переводил дыхание, хватая ртом воздух. Беспомощный, он ждал топота бегущих ног, грубой хватки чужих рук, но никто не пришел за ним. Постепенно сердце перестало бешено колотиться, и он начал приходить в себя. Эльдар осторожно пошевелил руками и ногами, проверяя, нет ли переломов. Выкрученные конечности болели, но, похоже, работали, а вот ребра горели от муки всякий раз, когда он вдыхал. Через несколько минут он перекатился и медленно поднялся на ноги. Он встал и уставился на путь, оставшийся ему до башни, размышляя, не пыталась ли незримая миропевица намеренно погубить его. Синдиэль, пошатываясь, побрел вперед, не зная, что он теперь ищет: искупление или возмездие.

В тусклом камне колонны были грубо вырублены ступени. Лестница поднималась вверх крутой спиралью и быстро исчезала из виду. Усталый Синдиэль начал карабкаться вверх практически на четвереньках, позади него развевались разорванные одежды.

После кажущегося бесконечным подъема лестница закончилась плоской площадкой, которую сделали, расширив огромную горизонтальную трещину в колонне. С потолка свисало множество ламп, заливая мягким белым светом похожий на грот разъем. Здесь было немного вещей, но единственной достойной внимания была покрытая богатой резьбой кровать из темного дерева, а если точнее — то, что в ней находилось. Миропевица Ларайин сидела в постели, глядя, как Синдиэль с трудом преодолевает последние несколько ступеней. На шее у нее был застегнут металлический ошейник с цепью, которая присоединялась к стене. Она выглядела невредимой, однако глаза казались прозрачными озерами страданий. Все мысли о мести покинули его разум при этом зрелище.

— Это ты, — сказала она.

— Да, это я. Тот, кто затащил тебя во все это. Я… — Синдиэль умолк, не в состоянии смотреть ей в глаза. Мысленно он уже отрепетировал много сценариев, но теперь, когда настал момент истины, все они превратились в прах. — Мне… мне жаль, — только и смог сказать он.

К его удивлению, Ларайин рассмеялась, не с горечью или издевкой, но с чистой радостью, которая была подобна дыханию весны в этом сумрачном месте. Синдиэль заморгал от удивления, снова рассмешив ее. Он подумал, не сошла ли она с ума от испытаний.

— После всего, что ты сделал, ты все еще невинен, — наконец сказала она. — Это вселяет в меня надежду. Ты сомневаешься в здравости моего ума — нет, я не обезумела. Они могут причинить мне боль, но не могут ко мне прикоснуться.

— Тогда мы можем сбежать! Я заберу тебя отсюда! — воскликнул Синдиэль, чей разум забурлил планами тайного побега из катакомб к какому-нибудь паутинному порталу. Но что будет потом? Ларайин печально покачала головой, и мягкие золотые волосы прошелестели по ошейнику из темного металла.

— Для меня побег невозможен. Я не могу сойти с этого пути. Я стала Морай-Хег и породила чудовище. Если я не буду питать и растить его, кто знает, чем он может стать?

— Питать? Как ты можешь такое говорить? — задохнулся от ужаса Синдиэль. — Пестрый сказал, что всегда есть выбор, всегда есть шансы, которыми можно воспользоваться…

— И это мой выбор — остаться. То, что Эль’Уриак берет у меня, он бы иначе взял у ста тысяч моих братьев и сестер. Я приняла это бремя вместо них. Понимаешь, дело в том, что теперь мной владеет Эль’Уриак. Мы связаны вместе, как тиран и его невеста боли.

Лицо Синдиэля поблекло, как пепел, и все надежды, которые расцвели в нем, полностью увяли. Миропевица с сожалением поглядела на него глазами, которые казались слишком старыми для ее молодого, полного жизни лица.

— Не печалься, Синдиэль, — искренне попросила она. — Я возродила его к жизни и надеюсь увидеть, как он вернется во смерть, ибо разве не таков цикл жизни? Рождение и смерть? Твоя роль в этом окончена, ты должен спастись, пока еще можешь.

— Ты хочешь попытаться убить его? — с удивлением спросил Синдиэль.

— Я не знаю, как. Его сила — в доминировании и разрушении, моя сила — в пестовании всего, что растет. Но жизнь найдет способ закончиться смертью, как это происходит всегда, и когда она завершится, я буду там, чтобы оплакать его уход и спеть о надежде на более счастливое возрождение.

— Мне дали это в качестве подарка, — Синдиэль окончательно пришел к решению, — но я думаю, что на самом деле это предназначалось тебе.

Он снял с запястья поцелуй арлекина и положил его на край кровати.

— Надавишь самой узкой частью на цель, а оружие сделает все остальное.

Ларайин посмотрела на удлиненный черный ромб, но не прикоснулась к нему.

— Это им ты убил стражника? — наконец спросила она.

— Да. Ты пыталась натравить его на меня?

— Нет. Он так страдал, что я запела, чтобы облегчить его муки. Когда я почувствовала, что сюда приближается некто, имеющий цель, я перестала петь в надежде, что его убьют из милосердия, — миропевица нежно улыбнулась Синдиэлю. — И ты это сделал. Прости, что он причинил тебе боль.

— Должен ли я избавить от мук и тебя? — тихо спросил он.

— Нет! Моя смерть теперь не разрешит то, что уже началось. Я пройду этот путь до конца, каким бы горьким он не был.

Синдиэль отвел взгляд и долгое время просидел в безмолвии. Он нашел в себе смелость посмотреть ей в глаза, только когда его собственный взгляд помутился от слез.