Гарри Поттер и методы рационального мышления - Элиезер Юдковский

В чёрные колодцы глаз профессора Защиты было невозможно заглянуть.

— Можете называть это причудой, мистер Поттер. Иногда роль героя меня забавляет. Кто знает, возможно, Сами-Знаете-Кто сказал бы то же самое.

Гарри открыл рот для последнего вопроса...

И обнаружил, что не может задать его, не может произнести. Он знал, что рационалист не имеет права избегать таких вопросов. Он столько раз повторял литанию Тарского и литанию Джендлина, столько раз клялся, что то, что может быть разрушено правдой, должно быть разрушено, и всё же сейчас он не мог заставить себя произнести последний вопрос вслух. Пусть даже он знал, что мыслит неправильно, пусть даже он знал, что обязан себя пересилить... Гарри всё равно не мог вымолвить ни слова.

— А теперь моя очередь задавать вопросы, — профессор Квиррелл, сидевший прислонившись к стене из крашенного бетона, выпрямился. — Мне интересно, мистер Поттер, скажете ли вы что-нибудь о том, как вы чуть не убили меня и чуть не похоронили наше совместное предприятие? Насколько я понимаю, в таких случаях извинения рассматриваются как знак уважения. Но я не получил их. Может, вы пока просто не успели перейти к ним, мистер Поттер?

Его тон был спокойным, но в словах таилась сталь — тонкое и острое лезвие, способное разрезать человека пополам, прежде чем тот поймёт, что его убивают.

Гарри лишь взглянул на профессора Защиты холодными глазами, которые теперь никогда не уклонятся ни от чего, даже от смерти. Он уже был не в Азкабане, больше не нужно было опасаться той части своей личности, что не ведала страха. И драгоценный камень по имени Гарри повернулся навстречу давлению, перекатился с одной грани на другую, от света к тьме, от тепла к холоду.

Просчитанный ход, который должен вызвать у меня чувство вины, поставить меня в положение, когда я буду вынужден покориться?

Или его подлинные эмоции?

— Понятно, — сказал профессор Квиррелл. — Полагаю, это и есть ваш ответ...

— Нет, — перебил мальчик холодным, сдержанным голосом, — вам не удастся так легко повести этот разговор, профессор. Мне пришлось через многое пройти, чтобы защитить вас и вытащить из Азкабана в целости и сохранности, уже после того, как вы попытались убить офицера полиции, как я тогда думал. В том числе встретиться с дюжиной дементоров без чар Патронуса. Хотел бы я знать, если бы я извинился, как вы потребовали, сказали бы вы мне, в свою очередь, спасибо? Или я прав, и сейчас вы хотите от меня покорности, а не только уважения?

Повисло молчание, а затем ледяной голос профессора Квиррелла зазвучал уже с неприкрытой угрозой:

— Похоже, вы всё ещё не можете заставить себя проиграть, мистер Поттер.

Тьма смотрела из глаз Гарри, не моргая. В этих глазах сам профессор Защиты опустился до уровня простого смертного.

— О, а теперь, наверное, вы размышляете, не пора ли вам притворно проиграть мне, притворно склонить голову перед моим гневом, чтобы сберечь ваши собственные планы? Приходила ли вам вообще мысль о просчитанных притворных извинениях? Мне тоже нет, профессор Квиррелл.

Профессор Защиты засмеялся. В его низком смехе не было ни капли юмора, лишь межзвёздная пустота, опасная как вакуум, наполненный жёсткой радиацией:

— Нет, мистер Поттер, вы так и не выучили свой урок, совершенно не выучили.

— В Азкабане я много раз думал о том, чтобы проиграть, — сказал мальчик, тщательно контролируя свой голос. — О том, что пора всё бросить и сдаться в руки авроров. Проиграть было разумнее всего. Я даже представлял, как ваш голос говорит мне об этом. И я бы так и поступил, если бы на кону стояла лишь моя жизнь. Но я просто не мог позволить себе потерять вас.

Наступила тишина. Она длилась и длилась, как будто даже профессору Защиты иногда бывает нечего ответить.

— Любопытно, — наконец прервал молчание профессор Квиррелл, — за что же именно, по вашему мнению, мне стоит извиниться? Я дал вам чёткие инструкции — во время боя вы должны были не вмешиваться, держаться подальше и не использовать никакой магии. Вы нарушили эти инструкции и провалили нашу операцию.

— Я не принимал решение, — ровно ответил мальчик, — не делал осознанный выбор. Я лишь пожелал, чтобы аврор не умер, и мой патронус оказался там. Чтобы этого не произошло, вы должны были предупредить меня, что, возможно, будете блефовать, используя Смертельное проклятие. По умолчанию я считаю, что если кто-то направляет свою палочку на человека и говорит «Авада Кедавра», то лишь потому, что хочет его убить. Разве не таково первое правило безопасности при использовании Непростительных проклятий?

— Правила — для дуэлей, — некоторый холодок вернулся в голос профессора Защиты. — А дуэли — это спорт, а не раздел Боевой магии. В настоящих сражениях использование проклятий, которые невозможно заблокировать и от которых необходимо уворачиваться, крайне важная часть тактики. Я думал, это очевидно для вас, но, видимо, я переоценил ваш интеллект.

— Также я считаю опрометчивым то, — продолжил мальчик, словно его собеседник не произнёс ни слова, — что вы не предупредили меня, что любое наложенное мною на вас заклинание может убить нас обоих. А если бы с вами что-то случилось и я бы попробовал использовать на вас Иннервейт или чары левитации? Это незнание, которое вы допустили по неясным мне соображениям, тоже сыграло свою роль в произошедшей катастрофе.

Вновь наступило молчание. Глаза профессора Защиты сузились, на лице мелькнула озадаченность, будто он столкнулся с совершенно незнакомой ситуацией. И всё же он не произнёс ни слова.

— В общем, — продолжил мальчик, не отводя взгляда, — я, конечно, сожалею, что причинил вам боль, профессор. Но мне не кажется, что данная ситуация требует, чтобы я выразил покорность. Честно говоря, я никогда не понимал смысла в извинениях, и ещё меньше смысла я вижу в них в нашем случае. Если я скажу, что сожалею, но не признаю вашу правоту, можно ли считать, что я извинился?

Снова этот холодный-холодный смех темнее межзвёздной пустоты.

— Не знаю, — ответил профессор Защиты. — Я тоже никогда не видел смысла в извинениях. Мы оба понимаем, что эта игра — ложь, поэтому нам нет смысла в неё играть. Давайте закроем эту тему. В своё время долги между нами будут улажены.

Некоторое время они молчали.

— Между прочим, — нарушил тишину мальчик, — Гермиона Грейнджер никогда бы не построила Азкабан, не важно для кого. И она скорее умрёт, чем причинит боль невинному. Я упоминаю об этом только потому, что вы говорили, будто все волшебники внутри подобны Сами-Знаете-Кому, а это точно не соответствует истине. Я бы осознал это раньше, — по лицу мальчика скользнула мрачная улыбка, — если бы не был настолько вымотан.