Вечный зов. Знаменитый роман в одном томе - Анатолий Иванов

— Да нет будто, — сказал Горохов.

На другой день дивизия вступила в бой, по горизонту поднялись дымы, гром пушек и разрывы бомб глухо докатывались даже сюда, в расположение редакции. Прифронтовая полоса ожила, туда, к линии огня, шли и ехали войска, грузовики с боеприпасами, двигалась различная техника, оттуда везли раненых, одних размещали в недалеко расположенном медсанбате, других отправляли куда-то дальше. Рев автомобильных и танковых моторов, суматоха, крики, ругань… Все это было для Полипова внове, все это оглушало и ошеломляло, рождало неясный страх. Но всего этого он пытался не показывать, сидел в комнате и сосредоточенно вычитывал рукописи и гранки…

Через несколько дней, когда стало чуть потише, в расположении редакции появился однажды под вечер рослый, голубоглазый артиллерийский подполковник с толстыми, немножко тронутыми сединой усами, в роговых очках. Он приехал на попутной машине, предъявил удостоверение спецкора армейской газеты на имя Кузина Григория Егоровича, выданное ему всего три дня назад. На поясе у него, рядом с пистолетной кобурой, торчал нож в чехле, с другого боку болталась саперная лопатка, тоже в чехле из шинельного сукна.

На крыше сарая, освещенного последними лучами солнца, шумно дрались воробьи. Кузин долго смотрел на них, потом сказал, улыбаясь:

— Ах, черти! Война войной, а природа неистребима. У меня в московской квартире три кенара осталось и два попугайчика. Жена пишет, что попугаи и два кенара уже околели — нечем кормить. Третий приучился есть картошку. Голод не тетка.

— Как там фотокорреспондент Миша Соцкий поживает? — спросил Горохов.

— Соцкий? Это какой он из себя? Я всего три дня в газете…

— Такой… среднего роста, белобрысый. В звании старшего лейтенанта.

— Ничего, наверное. Но, откровенно говоря, я не успел со всеми там познакомиться. Вчера в обед уехал еще из редакции. Побывал в соседней с вами дивизии да вот решил в вашу заглянуть. Началось, немцев за Жерехово отогнали. А завтра на этом участке, по имеющимся у меня данным, тоже кое-что интересное предполагается. Хочу поприсутствовать, как говорится… Вы, Петр Петрович, я слышал, тоже в своей редакции недавно?

— Да, несколько дней. На передовой вот даже не удалось еще побывать.

— Ну это не уйдет, — сказал Кузин. — А знаете что? Пойдемте со мной? Обстреляемся вместе, примем крещение и на этом фронте. Вообще-то, я, считай, с первого дня по фронтовым газетам. И в дивизионке полтора года служил.

Кузин был говорлив, улыбчив, улыбка у него была добрая, мягкая, чуть даже извинительная.

— Ну, так как, товарищ майор? Поедем? Принять крещение чем скорее, тем лучше.

Рядом молча стояли Горохов и Березовский. И Полипов понимал — под каким бы предлогом он ни отказался, авторитет свой уронит окончательно.

— Пожалуй, и пора принять, — сказал он, улыбаясь как можно проще. — Поужинаем только! Что там у нас с ужином?

— Я послал на ахэчевскую кухню, — сказал Горохов.

— Поесть солдату никогда не мешает, — произнес Кузин, потирая рукой левое плечо, которое было чуть ниже правого.

Даже Яков Алейников, окажись он тут, не сразу признал бы в усатом, подполковнике бывшего своего подчиненного и начальника краткосрочной школы разведчиков и подрывников при фронтовой спецгруппе Алексея Валентика. Разве что по этим разновеликим плечам да по голубым глазам, светившимся за стеклами очков. Но встречу с ним Валентик, еще на рассвете перешедший линию фронта, считал маловероятной. Целый день он пролежал в глухом овраге, забившись в заросли крапивы и каких-то жестких кустарников, борясь с дремотой. Глухое-то место глухое, но во сне он храпел, и черт его знает, кого могло по случайности занести в этот овраг. Но день прошел спокойно. Когда солнце покатилось к горизонту, он вынул из кармана и нацепил очки с обыкновенными стеклами, выбрался из своего убежища и, зорко поглядывая по сторонам, вышел на заросший травой проселок. Примерно через полчаса его догнала пустая полуторка, возвращающаяся с передовой. Валентик остановил ее, приветливо улыбаясь, представился шоферу, пожилому солдату с усталыми и воспаленными глазами, протянул удостоверение.

— Не знаешь, отец, где дивизионная газета располагается?

— Эти… писатели, что ли? — спросил шофер. Удостоверения он не взял, только кивнул головой, прикрытой грязной, засаленной пилоткой.

— Примерно… фронтовые журналисты.

— Рядом с нашей АХЧ, говорили. На сгоревшем хуторе, что ли… Садись.

За ужином Кузин опять рассказывал о довоенной московской жизни, упоминал имена известных столичных журналистов и писателей, с которыми, так или иначе, сводила его судьба. Некоторые из этих имен, слышанные когда-то Полиповым, всплывали теперь в памяти, он с завистью глядел на Кузина, а потом и сказал откровенно:

— Завидую вам, подполковник. Интересная жизнь. В самой гуще, так сказать…

— Да, Петр Петрович, не сбоку припека, — не стал скромничать и Кузин. — Хотя, конечно, я не Стеклов или, скажем, Кольцов. То были журналисты международного класса. Но, в общем, ничего. Война нашему брату-газетчику сейчас много дает. Открывает великие творческие горизонты… Есть у меня мечта — после нашей победы засесть за книгу о фронтовых журналистах. С кем, как говорится, встречался, с кем общался… Увековечить скромный, но так необходимый для дела великой нашей победы труд фронтового газетчика…

Все это Кузин-Валентик говорил не без умысла, чувствуя, что Полипов, согласившийся пойти с ним на передовую, может от этого под каким-то благовидным предлогом и отказаться. И пути для отступления ему надо было отрезать.

— А вы, Петр Петрович, откуда родом? Где до войны работали?

— Да я что же? — скромно пожал плечами Полипов. — Был на советской и партийной работе. Долгое время трудился первым секретарем сельского райкома партии. Я коренной сибиряк.

— Ну-у! — воскликнул подполковник, и глаза его вспыхнули. — Ах, как я мечтал побывать в этом легендарном краю! Алексей Максимович Горький все любил повторять: удивительные люди там живут! И тоже, как я, грешный, все хотел поехать в Сибирь, да так и не успел… А сибирские дивизии что под Москвой сделали, а?! Спасли, можно сказать, столицу!

— Это вы уже через край, — усмехнулся простенько Полипов. — Не одни сибиряки под Москвой воевали.

— Да, это так, разумеется. Ничего, история разберется, все оценит. Ну-ну, расскажите мне чуток о своей жизни.

— Да что в ней интересного? Борьба, работа… И тюрьмы, конечно.

В глазах Кузина за стеклами очков мелькнуло удивление, настороженность. Он тихонько потрогал свой ус, спросил:

— Какие, простите, тюрьмы?

Полипов, чувствуя, как все его существо заливает волна удовлетворения, понимая, что сейчас сразит этого хвастливого подполковника, в жизни, видимо, удачливого, наповал, еще немного помолчал и как бы нехотя произнес:

— Известно, какие тюрьмы… Царские. Потом белочешские.

— Что вы говорите?!

— Да… Мы там, в Сибири у себя, с азов начали. С организации социал-демократических кружков в массе рабочих. Ну, а историю гражданской войны в Сибири вы знаете. Белочешские контрреволюционные выступления, Колчак…

Настороженность в глазах у Кузина исчезла, а удивление осталось. Полипов сразу же отметил это, усмехнулся про себя.

Неподалеку затрещал, приближаясь, мотор. Кузин сразу же повернул на звук голову. Полипов встал, подошел к окошку, увидел Сашу Березовского, подъехавшего на каком-то черном мотоцикле с коляской. Его окружили наборщики, сержант Климов, мелькнул потом Горохов.

— Что это такое? — спросил Полипов, открыв окно.

— Сейчас, товарищ майор! — крикнул Березовский, пошел к крыльцу.

— Опять что-то выкинул этот Березовский, — проговорил Полипов недовольно.

Березовский меж тем влетел в комнату, вытянулся у дверей.

— Товарищ подполковник! Разрешите обратиться к товарищу майору?

— Ну, между своими-то зачем уж эта официальность? — улыбнулся Кузин. — Обращайтесь…

— Товарищ майор! У автотранспортников одолжил, — кивнул Березовский за окно, где стоял мотоцикл. — Трофейный. Разрешите довезти вас до войск? Мне ж тоже надо на передовую. К завтрашнему номеру кое-что подсобрать…

Кузин, оглядывая Березовского, молча пошевеливал бровями.

— Хорошо, Березовский, — сказал Полипов. — А нельзя этот мотоцикл вообще забрать для редакции?

— Так вы попросите в штабе дивизии. Чего ж нельзя…

— Хорошо, идите. Мы сейчас.

Через несколько минут они выехали. Полипов предложил Кузину место в ко-ляске, сам неловко взгромоздился позади Березовского.