Русская революция. Книга 1. Агония старого режима. 1905 — 1917 - Ричард Пайпс

Власть министерства внутренних дел усиливалась еще и потому, что полиция и жандармерия, были единственными средствами проведения в жизнь распоряжений других министерств. Если министерство финансов опасалось бунта налогоплательщиков или в военном министерстве возникали сложности с призывом рекрутов, они вынуждены были обращаться к помощи министерства внутренних дел. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона читаем: «Выдающееся положение Министерства внутренних дел среди других министерств обусловливается не только многочисленностью, разнообразием и важностью его функций, но и тем обстоятельством, что оно ведает прежде всего полицию, а принудительное осуществление всех вообще распоряжений правительства, к какому бы министерству оно ни относилось, совершается, по общему правилу, полицией»59.

В последние десятилетия XIX века министерство внутренних дел поддерживало и проводило множество «контрреформ», направленных на ослабление либеральных реформ 60-х годов. Здесь можно назвать ограничения земского самоуправления, введение института земских начальников, выселение евреев из областей, где им было запрещено законом проживать, репрессии против непокорного студенчества. Будь их воля, они заморозили бы не только политическую, но и экономическую и социальную жизнь в России.

То обстоятельство, что министрам внутренних дел все же не удавалось в полной мере воплотить свою программу, говорит о тех ограничениях вотчинного самодержавия, которые выставляла жизнь. Ратуя за интересы государственной безопасности, защитники древнего уклада выступали против любых мер, призванных модернизировать российскую экономику. Они противились проведению денежной реформы, установлению золотого стандарта, расширению сети железных дорог. Они выступали против иностранных займов. Более того, они вообще выступали против индустриализации на том основании, что она подрывает кустарные промыслы, без которых-де крестьяне не смогут сводить концы с концами, приводит к чреватому опасными последствиями сосредоточению промышленных рабочих и открывает доступ к российским богатствам инородцам, в особенности евреям и их капиталу.

Однако были весьма веские государственные соображения, чтобы пренебречь открытым сопротивлением индустриализации, — у России просто не было иного выбора. Министр финансов С.Ю.Витте, главный проводник индустриализации, обосновывал свои цели главным образом политическими и военными мотивами, понимая, что они прозвучат для Николая II убедительней. В записке, поданной царю в феврале 1900 года, он объясняет, сознательно или бессознательно повторяя идеи немецкого политического экономиста прошлого века Фридриха Листа, что «без своей собственной промышленности она [Россия] не может достигнуть настоящей экономической независимости, а опыт всех народов наглядно показывает, что только хозяйственно самостоятельные народы оказываются в силе проявлять в полной мере и свое политическое могущество». [ИМ. 1935. № 2/3. С. 133. Von Laue ссылается на Витте: современное государство не может быть великим без хорошо развитой промышленности (см.: Von Laue Т.Н. Sergei Witte and the Industrialization of Russia. N.Y.; Lnd., 1963. P. 262).]. В доказательство Витте указывает на пример Китая, Индии, Турции и Латинской Америки.

Как бы ни были убедительны доводы Витте, финансовые соображения выглядели еще внушительней: Россия остро нуждалась в капитале, чтобы сбалансировать бюджет, расширить доходы казны и облегчить налоговые обязательства крестьянства. В противном случае страну ждал финансовый крах и, весьма вероятно, широкие аграрные волнения. Таким образом, финансовые соображения явно перевешивали интересы государственной безопасности, толкая Россию на путь «капитализма» со всеми вытекающими отсюда социальными и политическими последствиями.

Страна испытывала хронический бюджетный дефицит уже с середины XIX столетия. Огромных затрат потребовало освобождение крестьян, ибо для его проведения правительство вынуждено было выплатить помещикам авансом 80 % стоимости земли, переданной бывшим крепостным, — эта сумма должна была быть возмещена крестьянами в течение 49 лет, но вскоре по выкупным платежам стали накапливаться задолженности. Большие расходы повлекла война с Турцией 1877–1878 годов, которая вызвала падение курса русского рубля на международном рынке на 60 %. Дорого обходилось правительству и участие в железнодорожном строительстве. [Bertrand G. Histoire Economique et Sociale de la Russie. P., 1949. P. 163–165. Как утверждал Geoffrey Drage (Russian Affairs. N.Y.; Lnd., 1904. P. 287), в 1900 году 60,5 % российской сети железных дорог принадлежало государству.].

У России не хватало капитала, чтобы справиться с такими расходами. Доходы ее покоились на весьма шаткой основе. Прямые налоги в 1900 году дали 7,9 % государственных доходов — малая доля того, что черпали из этого источника индустриальные страны. Наибольшая часть доходов шла от налога с потребления: налог с продажи и таможенные сборы (27,2 %), выручка от винокуренной монополии (26 %) и доходы с железнодорожных операций (24 %). Это покрывало обычные расходы казны, но не могло покрыть чрезвычайные военные затраты и расходы на железнодорожное строительство. Отчасти Россия восполняла бюджетный дефицит за счет продажи зерна за границей: в 1891–1895 годах в среднем в год экспортировалось 7 млн. тонн хлеба, а в 1902 году 9,3 млн. тонн60. Большинство доходов, косвенно и прямо, приносило крестьянство, выплачивавшее земельные налоги, а также налоги на предметы первой необходимости (соль, спички, керосин) и водку. В 70-х и 80-х годах министерство финансов получало суммы, необходимые для стабилизации бюджета, главным образом путем повышения налогов на предметы потребления, что заставляло крестьян продавать больше зерна, которое правительство и экспортировало.

Однако голод 1891–1892 годов сделал очевидной невозможность продолжения такой практики: платежеспособность крестьянства, как выяснилось, иссякла. Возникло опасение, что продолжение политики выжимания денег из крестьян может привести к хроническому голоду в деревне.

В 1892 году, возглавив министерство финансов, Витте стал применять иную политику: вместо того, чтобы выжимать доходы из деревни, он старался получить займы за границей и увеличить национальное богатство путем индустриализации. Он был убежден, что развитие сферы производства поднимет жизненный уровень и в то же время увеличит доходы правительства61. Поначалу он считал, что Россия сможет собрать капитал, нужный для индустриализации, своими силами, но вскоре убедился в недостаточности собственных ресурсов62 — не только потому, что не хватало самого капитала, но и потому, что имущие люди в России предпочитали помещать свои капиталы в недвижимость и правительственные облигации. Нужда в иностранных займах особенно остро ощутилась после недорода 1891 и 1892 годов, вызвавшего временное ограничение экспорта зерна и приведшего к финансовому кризису. [В сентябре—ноябре 1891 года, когда известия о неурожае распространились за границей, цена 4 %-ных российских облигаций упала с 97,5 до 87, а прибыль возросла с 4,1 % до 4,6 % (см.: Girault R. Emprunts Russes et Investissements Francais en Russie, 1887–1914. P., 1973. P. 197)]. Заграничные займы, совершавшиеся прежде (до 1891 года) в весьма скромных размерах, теперь стали весьма внушительными.

Чтобы создать впечатление финансовой состоятельности, правительство время от времени подтасовывало бюджетные статьи, но основным приемом, служившим этой цели, была уникальная, нигде больше не встречающаяся практика подразделения государственного бюджета. Расходы, проходившие под рубрикой «обычных», вполне покрывались местными доходами. Те же расходы, которые были вызваны содержанием армии и ведением войны, а также строительством железных дорог, не считались «текущими» и классифицировались как «чрезвычайные». Эту часть бюджета восполняли иностранными займами.

Для привлечения иностранных кредитов России нужна была конвертируемая валюта.

Поддерживая на протяжении 80-х годов прибыльную торговлю за рубежом, в основном за счет экспорта зерна, и ведя интенсивную добычу золота, Россия сумела скопить золотой запас, достаточный для того, чтобы принять в 1897 году золотой стандарт. Эта мера, проведенная Витте, невзирая на сильнейшее сопротивление, сделала бумажный рубль обратимым в золото. Она привлекла мощный приток иностранных вложений в государственные облигации и ценные бумаги. Строгие правила выпуска банкнот и добросовестное отношение к долговым обязательствам снискали России высокое доверие, что дало ей возможность сделать займы на выгодных для себя условиях, лишь слегка превышающих те, что были предложены Германии (как правило, 4 или 4,5 %). Основная масса иностранных денег — 80 % в государственных облигациях — была предоставлена Францией, остальные — английскими, немецкими и бельгийскими инвесторами. В 1914 году общий долг российского правительства составлял 8,8 млрд. рублей, из которых приблизительно 48 %, или 4,2 млрд. (2,1 млрд. долларов или 3360 тонн золота), — по иностранным займам; в то время это было самой крупной иностранной задолженностью в мире63. Кроме того, в 1914 году иностранцы держали 870 млн. рублей в гарантированных государством ценных бумагах и 422 млн. руб. в муниципальных акциях.