Машина пространства. Опрокинутый мир - Кристофер Прист
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы поспешили навстречу сиянию, но оно, как нарочно, в тот же миг исчезло.
– Что случилось? – забеспокоилась Амелия. – Нам что, померещилось?
– Каков бы ни был источник света, он передвинулся, – ответил я. – Об обмане зрения не может быть и речи.
Хотелось броситься вперед со всех ног, но высота по-прежнему давала себя знать, и пришлось довольствоваться обычным равномерным шагом. Через две-три минуты мы вновь заметили отраженный свет и поняли окончательно, что это не заблуждение. Тогда мы наконец вняли здравому смыслу и позволили себе короткий отдых, съели остаток шоколада и выпили соку столько, сколько смогли. Подкрепившись, мы зашагали дальше в том направлении, откуда шло прерывистое сияние, полагая, что наша затянувшаяся вынужденная прогулка вот-вот закончится.
Однако миновал еще час, прежде чем мы приблизились к источнику света достаточно, чтобы рассмотреть его; к тому времени солнце переместилось дальше по небосклону и блеск перестал резать глаза. В пустыне высилась металлическая башня – именно ее крыша и служила отражателем солнечных лучей. В разреженной атмосфере расстояния обманчивы, и, хотя мы разглядывали башню довольно долго, понадобилось подойти к ней почти вплотную, чтобы по-настоящему оценить ее размеры. Впрочем, вблизи стало видно, что башня не одинока и что на некотором отдалении от нее находятся три или четыре такие же.
Общая высота ближней башни составляла футов шестьдесят. Что же касается конструкции, то единственное, с чем я могу сравнить ее, – это с огромной вытянутой булавкой: тонкую центральную опору венчала круглая, замкнутая со всех сторон платформа. Описание мое, разумеется, не вполне точно – хотя бы потому, что у башни была не одна опора, а три. Они стояли очень близко друг к другу и поднимались к платформе строго параллельно; мы с Амелией заметили эту тройственность, лишь когда очутились прямо под башней. Все три опоры прочно уходили в грунт, но, подняв голову, я сразу же понял, что платформу можно поднимать и опускать: опоры оказались сочлененными в нескольких местах и были выполнены из телескопических труб.
Платформа, венчающая башню, в поперечнике достигала, пожалуй, десяти футов, а в высоту – семи. С одной стороны виднелось нечто напоминающее большое овальное окно, но если это и было окно, то из темного стекла, и рассмотреть что-либо за стеклом с того места, где мы стояли, не удавалось. Платформа висела над опорой на подвеске наподобие карданной, и именно подвеска позволяла ей покачиваться с боку на бок, что и вызывало отражение света, привлекшее наше внимание. Покачивание продолжалось и теперь, но, кроме этого, на башне и вокруг нее не было заметно ни малейших признаков жизни.
– Эй, кто там наверху! – позвал я и почти сразу же повторил свой клич.
То ли меня не расслышали, то ли голос мой ослабел куда больше, чем я предполагал, только на мой призыв не последовало никакого ответа.
Пока я разглядывал башню, Амелия вдруг обогнала меня на несколько шагов, устремив свой взор в сторону зарослей. Мы вынужденно отдалились от растительной стены, чтобы подойти к башне, но только теперь я уразумел, что стена отступила: она не просто оказалась дальше, чем можно было ожидать, но при том еще и снизилась. И самое главное – у подножия стены работали люди, много людей.
Амелия повернулась ко мне, и на ее лице читалась нескрываемая радость.
– Эдуард, мы спасены! – воскликнула она, подбегая ко мне, и мы от души обнялись.
Как же было не радоваться, если мы получили неоспоримые доказательства того, о чем так долго мечтали: местность обитаема. Я хотел сразу же броситься к людям, но Амелия остановила меня:
– Сначала надо привести себя в порядок. – Порывшись в ридикюле, она отдала мне воротничок и галстук. Я нацепил их на шею, а Амелия, присев на корточки, занялась своим лицом, потом попыталась фланелевой салфеткой счистить с платья самые броские пятна, оставленные соком, и, наконец, расчесала волосы. Я испытывал крайнюю нужду в бритье, но со щетиной, увы, приходилось мириться.
Тревожила нас не только неопрятность в одежде, но и еще одно прискорбное обстоятельство. Долгие часы, проведенные на солнцепеке, не прошли для нас бесследно; по правде говоря, мы оба довольно сильно обгорели. Лицо Амелии приобрело пунцовый оттенок (мое, по ее уверению, было не лучше), и, хотя она нашла в своем ридикюле баночку с кольдкремом и попыталась смягчить кожу, ожоги причиняли ей значительные страдания.
Когда мы подготовились к встрече, она сказала:
– Я возьму вас под руку. Мы не знаем, кто эти люди, и для нас очень важно произвести на них благоприятное впечатление. Если мы будем вести себя с достоинством, к нам и отнесутся соответственно.
– А как быть с этой штукой? – Я указал на корсет, который по-прежнему открыто свисал между ручек ридикюля. – Полагаю, сейчас самая пора с ней расстаться. Если мы хотим сделать вид, что просто прогуливаемся после обеда, ваша ноша выдаст нас с головой.
Амелия нахмурилась, очевидно, не зная, как поступить. В конце концов она расправила корсет и опустила его на грунт, прислонив к одной из опор башни.
– Оставим его здесь, – решила она. – Поговорим с этими людьми, потом я смогу вернуться за ним.
Подойдя ко мне, она взяла меня под руку, и мы вместе двинулись в направлении работающих людей. И опять убедились, что в прозрачном разреженном воздухе зрение обмануло нас: заросли были еще дальше от нас, чем представлялось от подножия башни. Один раз я обернулся через плечо – платформа наверху башни по-прежнему размеренно качалась.
Приблизившись к рабочим – ни один из них пока что не заметил нас, – я обратил внимание на встревожившее меня обстоятельство. Еще не вполне разобравшись, в чем дело, я даже высказал Амелии что-то по этому поводу, но, когда мы подошли ближе, у меня отпали последние сомнения: в большинстве своем люди – а среди них были и мужчины, и женщины – работали почти совершенно обнаженными.
Я остановился как вкопанный и отвернулся.
– Дальше мне лучше идти одному, – произнес я. – Будьте добры, подождите меня.
Амелия, которая отвернулась от рабочих вслед за мной, поскольку я схватил ее за руку, теперь присмотрелась к ним повнимательнее.
– Очевидно, я менее застенчива, чем вы. От чего это вы стараетесь меня оградить?
– Они не соблюдают приличий, – пробормотал я в большом смущении. – Мне лучше поговорить с ними без вашего участия.
– Ради всего святого, Эдуард! – воскликнула Амелия, не скрывая гнева. – Мы чуть не погибли от голода, а вы допекаете меня дурацкими приличиями!
Она выпустила мою руку и двинулась вперед одна. Я бросился за ней, хоть мои щеки и пылали от замешательства. Амелия не раздумывая направилась к
