Жизнь и смерть величайшего биржевого спекулянта - Ричард Смиттен

"Восемнадцать лет, но мы давно живем раздельно".

"Вы платили за какое-то обслуживание или ремонт машины?" -спросила судья.

"Нет".

"А купчая на машину выписана на вас?" "Нет".

"Вы знали, что у господина Джерома есть доверенность, выписанная вашим мужем, на то, чтобы забрать машину?"

"Да".

"До вашего развода, сколько денег вам ежедневно выплачивалось? "

"Тысяча долларов в неделю, Ваша Честь".

"Госпожа Ливермор, служащий Баукер говорит, что оценивает машину в двадцать пять тысяч долларов. Знаете ли вы об этом и согласны ли вы с такой оценкой?"

"Да, Ваша честь".

"Но в купчей господина Ливермора написано, что она стоит десять тысяч долларов. Про это вы тоже знаете?"

"Да, Ваша честь".

"То есть вы обо всем знаете, госпожа Ливермор. Ваш иск не удовлетворен, я его отклоняю". Судья стукнула молоточком по столу и дело было отклонено.

В статье в "Нью-Йорк Таймс" от 23 сентября Джером сказал: "Служащий, должно быть, описывал не ту машину.

Возможно, Роллс-Ройс за двадцать пять тысяч долларов, который он имел в виду, это модель из золотого слитка. Я не думаю, что господин Ливермор когда-либо скажет: "Детка, эта машина твоя", по крайней мере, не тот Ливермор, которого знаю я". Газетные репортеры любили Джерома, а он любил их, и их уже очаровала скрытная легенда Уолл-Стрит, Ливермор.

Дела у Ливермора шли хорошо, и он продемонстрировал свою любовь к Дороти Уэндт, купив ей 24 сентября 1917 года перстень из платины с большим изумрудом. Кольцо оценивалось в 120 000 долларов. Оно было приобретено в Палм-Бич. Это впоследствии станет началом внушительной коллекции драгоценностей, которую он купит Дороти в последующие годы.

На следующий день Ливермор также купил очень большой быстроходный катер, который он назвал "челноком". Катер базировался в Палм-Бич и Ки Уэст.

Ливермор также начал получать широкую известность. Вместе с Бернардом Барухом он был помещен в группу, называемую "новой породой" спекулянтов на фондовом рынке. "Нью-Йорк Таймс" выпустила передовицу на эту тему 13 мая 1917 года. Заголовок был таким: "Сегодняшний спекулянт больше похож на студента и экономиста, чем на поразительных манипуляторов из прошлого".

Сегодня на Уолл-Стрит спекулируют, применяя иные методы, нежели чем в свободные и простые времена Джона Гейтса и его круга зажиточных спекулянтов. Гейтс по прозвищу "Ставлю миллион" был лидером, у которого было много слепых последователей на фондовом рынке, убежденных в том, что он сделает их богатыми. Лидера больше нет. Джеймс Кин был последним представителем этого типа спекулянтов, чья сокрушительная бычья тактика, подкрепленная большим количеством денег, раскачивала рынок то вверх, то вниз.

Никто не стал бы обвинять Бернарда Баруха в том, что он производит свои действия на рынке напоказ. До комиссии при Конгрессе, которая проводила расследование "утечки" в декабре прошлого года, Барух называл себя инвестором и спекулянтом в той же манере, как любой другой человек говорил бы о своей бакалейной лавке. Он давал показания комиссии, демонстрируя при этом не больше энтузиазма, чем при обсуждении погоды, когда рассказывал о том, что он заработал 467 000 долларов на коротких позициях по акциям за декабрь месяц.

Причины, которые заставили его продать свои фонды тогда, когда он это сделал, иллюстрируют новую эпоху в спекуляциях. Он просто считал, что цены слишком высоки. Изучение спекулятивной ситуации убедило его в том, что рынок был почти готов к тому, чтобы сломаться.

Джесси Ливермор - еще один спекулянт, чья деятельность привлекает мало внимания. В некотором роде Ливермор - это пережиток прошлого, без усовершенствований. Его бизнес - это его личное дело и нам неизвестно, чтобы он когда-либо предпринимал попытки повлиять на рынок, нашептывая что-то друзьям на ухо. Он напоминает о прошлом только размерами своих покупок и продаж без покрытия.

Ливермор, гласит предание, начал продавать активы без покрытия в ноябре, за месяц до того, как цены начали снижаться. Практически все трейдеры с энтузиазмом покупали, в то время как он продавал без покрытия. Он почувствовал тенденцию рынка к снижению и замер без движения среди шквала оптимистических комментариев. Говорят, что когда, в конце концов, случился перелом, у него были короткие позиции на 50 000 - 60 000 акций, на которые поступали сотни тысяч долларов прибыли.

Барух и Ливермор могут послужить примером настоящих спекулянтов большого калибра. Давление, которое они произвели на прошлогодний рынок, однако, было лишь частью влияния, идущего из источника, который сложно характеризовать как спекулятивный или инвестиционный.

Сочетание того и другого может быть приписано сделкам на рынке военного времени группы Дюпон (миллионеров-производителей пороха) и У.СДюрану, "Сентрал Моторс Компании". Наделенные большими и стабильно растущими доходами, эти люди заставляют свои деньги выгодно работать. "Покупайте и придерживайте акции для получения сверхприбылей".

Примерно в середине 1915 года на Уолл-Стрит появилась информация, что Дюпон вкладывают большую часть поступающих средств в фонды "Болдуин Локомотив Кампани", "Дженерал Моторс Кампани" и других концернов, чьи акции, в то время относительно дешевые, выросли до неимоверных высот в последующем безумии военных спекуляций. Эти слухи не встретили возражений с их стороны, и после этого появились сообщения о том, что эти громадные прибыли превысили все рекорды. "Болдуин" вырос с 26 до 154 в том же году, а "Дженерал Моторс" продвинулся с 82 до 558, а в 1916 году достиг уровня более 700.

Дюран, президент "Дженерал Моторс", имел среди своих друзей репутацию большого выдумщика, которая могла бы позволить ему стать ведущей фигурой в спекуляциях, если бы он захотел быть таковым. Но он никогда не появлялся на арене фондовых рынков, хотя известно, что он получал огромные прибыли от акций. Он покупает длинные позиции прежде, чем люди видят спекулятивные достоинства каких-либо фондов. Говорят, что он чрезвычайно уверен в своих суждениях; когда он принимает решение накапливать фонды, он покупает их, и никакие изменения условий на рынке временного характера его не беспокоят.

Считается, что Дюран редко продает то, что покупает, если, по его мнению, эти фонды хороши. Это инвестиционные покупки.

Если у Ливермора была такая возможность, он никогда не комментировал то, что другие люди говорят в газете, вне зависимости от того, что публиковалось в печати. Он отмалчивался также и на эту тему. Мистический Ливермор только еще больше раззадоривал прессу.

До конца 1917 года Ливермор преуспел во всех сделках, за исключением одной сделки с кофе.

Ливермор видел, как цены на все товары росли по мере того, как Соединенные Штаты все ближе и ближе подходили к тому, что считалось неизбежным - вступлению США в бушующую в Европе войну. Когда Соединенные Штаты в конечном итоге вступили в войну, цены на товары выросли на 100 - 300 процентов. Единственным товаром, цены на который не выросли, был кофе, поэтому Ливермор навел о нем справки. Европейские рынки были закрыты, и теперь весь кофе отправлялся в Соединенные Штаты. Цена на кофе была даже ниже довоенного уровня. Ливермор понимал, что эффективные немецкие подводные лодки будут продолжать топить торговые суда, что рано или поздно приостановит приток кофе в Соединенные Штаты. В результате вырастут цены. Казалось, что это элементарно.

Ливермор начал покупать кофе зимой 1917 года. Девять месяцев спустя цена была прежней и он закрыл свои опционы с большими потерями. Он вновь вышел на рынок, сделал еще несколько пробных закупок, покупая дополнительные фьючерсы. Он по-прежнему был уверен в своей правоте. На этот раз он действительно оказался прав - цена выросла. Он увеличил свои позиции, поскольку цена стабильно росла. Он уже подсчитывал свои дополнительные потенциальные миллионы, когда ему преподнесли большой сюрприз.

Люди, позиции которых были на противоположной стороне рынка, спекулянты, играющие на понижение, знали, что в связи с высокой ценой им будет нанесен серьезный удар, когда придется закрывать сделки. Они поехали в Вашингтон и убедили власть имущих, что нужно защищать американских потребителей кофе.

Они сообщили военной комиссии по фиксации цен, что Ливермор загнал в угол весь рынок кофе и собирается неимоверно взвинтить цены. Комиссия незамедлительно зафиксировала максимальную цену на кофе и установила ограниченный срок для того, чтобы все позиции на товарном рынке фьючерсов были закрыты.

Комиссия также закрыла кофейную биржу. Ливермору пришлось сделать то, к чему его вынуждали. Он продал свои позиции. Его миллионные прибыли испарились подобно тому, как чашка кофе исчезает во рту жаждущего. Урок, преподанный Ливермору, в прессе был откомментирован так: "Америке нужен дешевый кофеин - правительство согласно!"

Но этот случай преподал Ливермору еще один ценный урок: он снова был прав, но прибыли от этого не получил. Теперь он добавил неожиданность к своему списку рыночных ловушек. В данных обстоятельствах он ничего не мог изменить, кроме того, как зализывать раны и продолжать действовать. Существуют вещи, которые он не мог предсказать, а, следовательно, не мог от них защититься. Он мог только реагировать.