Формула счастья - Олег Коряков

— А если все же сегодня? — попросил отец. — Причина, впрочем, чисто психологическая.

— Это немаловажно, — улыбнулась хранительница и, чуть помедлив, разрешила: — Приходите.

Но идти в музей Ярославу пришлось одному. Ольга Андреевна просто-напросто не отпустила мужа и возражать ей было бесполезно: на её стороне стояла сама Медицина.

Хранительница встретила Ярослава у входа в музей. Они назвали себя друг другу; её имя было Нина Леонидовна. Она спросила, почему Ярослава привлекают бумаги старого профессора. Он объяснил. Нину Леонидовну его рассказ обрадовал. Она живо заинтересовалась найденным дневником и сказала, что обязательно свяжется с уральским архивом.

— Из Владивостока все материалы о Седых тоже передали нам, — сказала Нина Леонидовна.

Потом она провела Ярослава в светлый просторный зал. К высокому потолку сплошной стеной уходили закрытые пластмассовые стеллажи.

Хранительница нажала какую-то кнопку, одна из секций стеллажей поползла вниз, и вскоре табличка с надписью «Д.П. Седых» остановилась на уровне полутора метров от пола.

— Пожалуйста, — сказала Нина Леонидовна. — Подкатывай стол и работай. Я часа на два должна уйти из музея. Если закончишь без меня, оставь всё на месте. Я вернусь и уберу. А потом мы с тобой ещё побеседуем. — И улыбнулась. — Ты пришел не зря, тебе будет интересно.

Архив профессора состоял в основном из черновых рукописей, специальных справочников, каталогов и книг с многочисленными пометками на полях. Бумага была старой, пожелтевшей, ломкой. В рукописях речь шла об океане и его освоении. Стиль профессора был чётким, суховатым, лишь местами проглядывала сдерживаемая страстность. Должно быть, он был смелый, весёлый и вместе с тем рассудительный человек, этот Д.П. Седых, бросивший вызов одной из самых грозных и таинственных стихий — океану.

Почти с нежностью и каким-то томлением перебирал Ярослав старые бумаги. Правда, их оставил уже взрослый, умудренный жизнью ученый, в них ничего не осталось от тех близких Ярославу лет, о которых писала Инга Холмова…

Среди чуть помятых, заполненных машинописью листов Ярослав увидел старинную записную книжку и пачку конвертов. Они вместе были стянуты тонким резиновым обручем. Резина высохла, ломалась. Ярослав приоткрыл обложку и чуть не ахнул, увидев цифры: «1962–1963». То были дневниковые записи. Того же времени, что и записи Инги. Дневник не Даниила Павловича, а Дани Седых.

Ярослав склонился над записной книжкой, и разом отступили, исчезли стеллажи, куда-то делся просторный светлый зал, исчезло всё — он снова был там, в далеком прошлом.

ДНЕВНИК ДАНИИЛА

Это глупость, бахвальство и вредная трата времени — каждый день писать обязательно по стихотворению. А вот книгу Данина «Неизбежность странного мира» не прочитал до сих пор. Цуцик!

«Ни на что не годится тот, кто годится только для себя». Это — Вольтер. Но ведь если человек совершенствуется сначала «для себя», потом все равно будет польза и для других?

«В жизни надо все преодолевать, а прежде всего себя» (Чехов).

Мои главные недостатки

Неорганизованность

Замкнутость

Зазнайство

Лень

До чего я скромен в перечислении своих недостатков.

Сегодня мне вправляли мозги за сочинение об ученых. Ну не очень-то вправили.

Странно: Ингалятор за меня заступалась. Странно потому, что все-таки комсорг и обычно подпевает Догматику.

А Сашич: оказался на высоте. Его рассказ дружно хвалили. Цветёт! Как бы от радости не свихнулся. ещё решит, что писатель.

Поздравления с Новым годом — в сторону. Это пустая формальность. С сегодняшнего дня режим. Железный! До конца жизни. Для учёного главное — режим и здоровье. Тут В.П. прав.

Перед новогодьем помог ему переехать на новую квартиру. «Миленькое» совпадение: комнату он получил в той же квартире, где живут Ингалятор и её достопочтенные предки.

Новый год, как всегда, встречали в лесу. Не вынесла душа поэта — накатал длиннющую стихозу.

Сегодня был у В.П. Пили кофе. И началось уже: тут же торчала его соседка Инга Батьковна. (Правда, она не совсем нечеловек — хоть в шахматы играет.) Пошли прогуляться. В.П. нужно было на почтамт — она потащилась с нами. Пыталась рассуждать о радиации. Я ей резанул. Сбежала. Привет!

Говорили с В. П. о поэзии.

Сейчас придет Сашич. Будем мудрить над коротковолновым.

Надо уметь быть беспощадным и честным прежде всего по отношению к самому себе.

Что мне нужно, к чему я должен стремиться:

нетерпимость к своим недостаткам,

упорство и выдержка,

уважение к людям,

благородство.

«Удар судьбы подобен удару балансира на монетном дворе, он выбивает на человеке его стоимость» (Бальзак).

Догматик — вывихнутая дура. Шлет какие-то дурацкие записочки. Если бы в этом не было чего-то от фискальства — с удовольствием выстегал бы её на комсом. собрании.

В коротковолновом мы с Сашичем изрядно напутали в схеме. Все надо заново…

Составили манифест: «Какие мы есть и какие будем». Сашич дал мне подписку не курить.

Отлично побегали на лыжах. Правда, портила настроение Мила-Догматик. (Досталось же ей имя — Мила!) Ну, её и Ингу я в конце концов сдал на попечение Сашичу. Он их и развлекал.

Папа что-то зачастил к Холмовым. Когда успел познакомиться? В восторге от Владимира Матвеевича. На мой взгляд, папаша Холмов мужик ничего, только слишком уж разговорчивый.

«Чтобы не знать мук сомнений, нужно быть священником или солдатом». Это старик Франс сказал здорово, только, по-моему, зря он сделал кому-то исключение. И солдат, и священник — тоже люди.

Вчера был «в гостях» у Ингалятора, сиречь Инги Владимировны. Ждал В.П. — пришлось зайти к ним. Все-таки неудобственно он расквартировался.

В шахматы Инга опять меня причесала. Тут надо отдать ей должное — умеет. Любопытно: читает «Письма о природе» Герцена. Надо будет взять в библиотеке.

Сегодня сообщили о полете станции «Марс-1». Все только об этом и говорят. Конечно, превосходно, но, кроме Марса, есть ещё и Земля.

Был комсомольский трёп. Мне и Сашичу (плюс — минус Цапкина) поручили организовать некий просветительский кружок. Не знаю, что из этой затеи получится.

Где-то надо подработать: нашёл интересный список книг по океанографии.

Болтали, болтали с Петряевым и выболтали идею кружка. Мы назовем его «Искатель». И будет вовсе не кружок, а клуб. Весь вечер сидели над статутом оного.

Был шум по поводу нашего «Искателя». Мария Сидоровна, наш завуч, учуяла в нем нечто «крамольное». Таскали к директору. Ну Степан Иванович — мужик мудрый. Сказал: «Действуйте!»

Схему коротковолнового переделали.

Придумывали с Сашичем «Гимн отшельников». Смысл в том, примерно, что:

Ничего и никого нам не надо,Ничего и никого мы не ждем.Ни к чему нам людская громада,Мы прекрасно одни проживем!

Прочёл предыдущую запись. Я гад и сволочь. Выходит, под одним настроением я бью себя в грудь и говорю о своих недостатках и о том, к чему должен стремиться, а под другим — опять берусь за старое. Это двурушничество и подлость! «Гимн» выбросили.

Отдал новые стихи В.П.

Был разговор с М.Ц. Она предложила мне дружбу. Я сказал, что о дружбе не договариваются — дружба приходит сама собой. Если приходит…

Ходили с Сашичем на лыжах, вдвоём. Превосходно. Пробежали километров пятнадцать.

Читал «Предвидимое будущее» Д. Томсона. Мне кажется, с внедрением кибернетики и автоматики назревает некое новое диалектическое противоречие.

Человеку необходимы наиболее совершенные электронно-кибернетические устройства — от этого человеку будет лучше. Но если они станут по-настоящему совершенны, то человеку будет хуже, так как он в конце концов изленится и даже мыслить перестанет.

Спорили об этом с Володькой Цыбиным. Спорили даже не об этом. Просто он, по-моему, согласен с неизбежностью второго. Или вообще ни черта не смыслит в вопросах будущего.

А кто смыслит? Я, что ли?

«Природа не храм, а мастерская, и человек в ней — работник» (Тургенев). Согласен. Только не надо превращать мастерскую в свинарник.

Лишь 33 предприятия из расположенных в районе рек Исеть, Тагил, Ница, Тура и Тавда сбрасывают в Обь-Иртышский бассейн за год более 150 миллионов кубометров загрязненных сточных вод. Это из газеты «Уральский рабочий». Все равно что 150 миллионов кубометров помоев!