Тайна пропавшей экспедиции: затерянные во льдах - Александр Конрад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но этого трудно было ожидать. Вероятнее всего, мы находимся севернее Земли Александры. Насколько я помню, Нансен на пути от места своей зимовки на острове Джексона к мысу Флора видал вдали, должно быть, эту землю. Она была, кажется, низменна и сплошь тогда покрыта снегом или ледником. Немудрено, что мы ее сейчас не видим, но должны скоро увидеть.
Острова же кронпринца Рудольфа и другие, лежащие к югу от него, по всей вероятности, остаются много восточнее от нас. Если это предположение мое верно, то наше положение хуже, чем мы желали бы. Я предпочел бы попасть на путь Нансена, так как об этом пути мне хоть немного известно. Знаю, что там есть и моржи, и медведи, и птицы, следовательно, мы там не померли бы с голоду. Тот путь у меня тщательно записан в мою записную книжку, которую я называю «лоцией». С Землей же Александры дело обстоит у меня гораздо хуже: она совершенно неизвестна мне, и ее северные берега даже нанесены у меня на карте пунктиром, как они были нанесены и на карточке Нансена. Но поживем – увидим. Не буду пока загадывать вперед. Одно можем сказать, что нам надо двигаться на SO и отнюдь не сдаваться к западу. Но сейчас об этом нечего и думать. По этому льду одинаково нельзя идти как на запад, так и на юг, так и на восток.
Забились мы в палатку и ждем перемены в нашем положении, благо мяса у нас теперь довольно.
Ветер не утихает, и «на дворе» сильная метель. Луняев убил тюленя специально для топлива, так как тюленье сало лучше горит. По полынье ходят волны, и сейчас, когда нужно было ехать доставать убитого тюленя, мои «моряки» даже струсили и начали прятаться друг за другом. Поехал я, чтобы подбодрить их. Эх, лишь бы только побольше этих волн, а «моряки» привыкнут, когда придет нужда! Где много волн, там много воды, а следовательно, есть и дорога, которая нужна нам.
Среда, 4 июня
И вчера, и сегодня продолжает дуть сильный ветер. Метель и мокрый снег. Погода такая, про которую говорят, что «хороший хозяин и собаки не выгонит на двор».
Сыро «на дворе», сыро и в палатке у нас. От долгого проживания на одном месте под палаткой снег и лед подтаивают, и вода копится в образовавшейся яме. Третьего дня мы переставляли палатку на новое место, но сегодня опять у нас мокро. Подстилки под нами, малицы, совики и даже наша одежда намокли, хоть выжми. Озябшие, сидим мы в своей палатке, словно обложенные компрессами, и мрачно молчим. Таково влияние погоды. Просушить наше имущество в такую погоду нечего и думать, и мы только переодеваем малицу задом наперед и жмемся поближе к нашей печке. Эта новая печка сделана у нас по образцу утопленной: она так же, как и та, страшно много требует топлива, так что тюленей только добывай. Хорошо хоть то, что в полынье, у которой мы стоим, тюлени «выстают», несмотря даже на плохую погоду, и когда топливо понадобится, оно у нас будет. Всех лучше у нас стреляет Луняев. Он стреляет прямо артистически, и многими уже тюленями мы ему обязаны. По тюленю стрелять трудно. Слишком неожиданно он покажет ненадолго свою голову, и слишком мала и подвижна эта мишень-голова. Убить же тюленя на воде можно только разбив ему череп. Тогда тюлень, если он достаточно жирный, остается плавать на поверхности воды. Вообще, тюлень очень «крепок на рану». Если вы даже очень тяжело раните его, когда он лежит на льду, он все равно уйдет в воду. Но мы мало видели их лежащими на льду и ни одного не убили.
Сегодня, когда я вышел из палатки посмотреть на горизонт, на другой стороне полыньи увидел неожиданно медведя. Он тоже заметил меня и, подняв голову, с удивлением следил за мною. Я сделал вид, что испугался, и стал прятаться за ропаки, надеясь, что он подойдет поближе, но медведь этот был осторожный и ближе подходить не желал или не желал вымокнуть в полынье.
А иногда нам удавались такие уловки. Медведь, видя, что от него прячутся и стараются уйти, начинает осторожно подкрадываться, тоже скрываясь за торосами и отдельными ропаками. Такая взаимная охота друг за другом часто была гибельна для медведя, так как тогда можно подпустить медведя очень близко и стрелять наверняка. Если же идти на медведя открыто, смело, то медведь обыкновенно после некоторого внимательного изучения невиданного существа, человека – причем он усиленно поводил своими тремя черными точками и втягивал воздух – бросался наутек. Это животное тоже «крепкое на рану». Еще на судне у нас бывали случаи, когда медведь с перебитыми задними ногами, а может быть, и хребтом, волоча заднюю половину тела, удирал на передних ногах. От ярости он оборачивался и грыз свои задние ноги, взрывал снег и лед, но продолжал уходить. Были медведи, в которых мы находили потом по 12 ран и все раны промысловыми пулями, т. е. разрывными, которые при попадании в кость дробят ее на мелкие куски, а при вылете делают громадное отверстие. В таком положении к медведю близко подходить опасно, хотя бы он и казался уже обессиленным. Неожиданно, отдохнув и набрав силы, он делал страшный скачок, который едва не стоил жизни одному нашему матросу на «Св. Анне». Обычно же медведь очень труслив и всегда убегает, и убегает быстро, почти не завязая в глубоком снегу; несерьезная рана только заставляет его прибавить ходу. Когда медведица не одна, а с одним или двумя медвежатами, она становится еще осторожнее, и подойти к ней на ружейный выстрел труднее.
Очень любопытная картина, когда медведица, удирая, переправляется через полынью по тонкому льду. Она ползет на брюхе, широко раскидывая толстые лапы, и медвежата, как лягушки, очень комично во всем подражают ей. Хотя медведи очень хорошо плавают и ныряют, но в холодную погоду зимой предпочитают переправы по тонкому льду, не желая мокнуть. Но один раз мы были свидетелями, как удирающий медведь на большой полынье,
