Тайна старого пирата - Галина Павлова

– Вот!

– Что «вот»? – не поняла я.

– Спускайтесь.

В подвал?

– А зачем?

– Это там. Мне кажется, что там кто-то есть.

– Вы имеете в виду мышей? Вы боитесь мышей?

– Нет-нет, что Вы!

– А я боюсь.

Не полезу я в этот подвал! Мне хватает своего Ужаса.

– Понимаешь, там никого нет. Но звуки откуда-то раздаются странные.

– А что я должна сделать?

– Только послушать и сказать, мне эти звуки кажутся или нет. А если там все-таки что-то слышно, то на что это похоже?

Я посмотрела на старушку и распознала на ее худом остроносом личике ту смесь сомнения и суеверного страха, которую в последнее время ощущала сама. Моя новая соседка боялась, что сходит с ума! Я поняла, что отказывать нельзя. Скорее всего, звуки в ее подвале, всего лишь какие-нибудь шумы в городской канализации или рытья котлована под фундамент какого-нибудь здания. Но если я сейчас откажусь, бедное создание будет мучиться сомнениями, и, в конце концов, может действительно заболеть.

– Пожалуйста, – с безнадежностью в голосе прошептала она.

Я кивнула и нырнула в подвал.

Удивительно, но подвал представлял собой точную копию моего, только в зеркальном отображении. Такой же узкий в плечах и маленький в длину. Такие же полки навешены на торцевой стене. Мода такая была когда-то или по каким-то непонятным мне причинам тогдашние строительные нормы ограничивали величину подвалов? Может, боялись подпольщиков? Я мысленно представила себе расположение наших домов и поняла, что наши подвалы повернуты друг к другу. Странно.

– Слушай! – прошептала Шапокляк, склонившись к люку подвала. Я замерла и вдруг почувствовала, как волосы у меня на голове медленно поднимаются. Где-то из-под земли раздавались приглушенные звуки, похожие на стоны и плачь, странные завывания. И голос страдальца принадлежал явно… мужчине! Что это?

Я взлетела по лестнице вверх, едва не сбив с ног хозяйку дома.

– Ну? Ты слышала? – от волнения старушка перешла на фамильярное для нее «ты». Я посмотрела на ее глазки, светящиеся ужасом и надеждой, и кивнула головой.

– Что это напоминает? Неужели так канализация булькает?

– Н-не знаю, – зубы у меня стучали, а язык отказывался слушаться. Сама удивляясь своему проворству, я почти моментально оказалась у выхода.

– Я не верю в потусторонние силы, – блекло сообщила старушка, выпуская меня на улицу.

– Я тоже, – как только мои легкие вдохнули уличный воздух, мне стало спокойнее. – Думаю, этим звукам есть какое-то рациональное объяснение.

– Да-да, – горячо поддержала меня старушка и с облегчением добавила. – И мне вовсе это не казалось!

Она проводила меня до моего дома с улыбкой на лице и, прощаясь, спросила.

– Можно мне будет иногда к Вам обращаться за помощью, как к Клепочке?

– Конечно. Мы же соседи! – неискренне улыбнулась ей в ответ я и подумала, что лучше бы эта помощь потребовалась где-нибудь подальше от подвала.

Отдышавшись после пережитого волнения, я незамедлительно посетила свой собственный подвал. К моему великому облегчению там было пусто и тихо. Я глубоко вздохнула и медленно двинулась обратно. Мне удалось даже взяться за ручку люка, чтобы закрыть его, как вдруг откуда-то из подземелья раздались вопли, похожие на те, которые слышались у бабы Биры. Они звучали гораздо тише, и, если бы крышка была закрыта, я так и не услышала бы их. Но крышка была открыта…

Что это? Стараясь не впасть в панику, я несколько раз глубоко вздохнула, заставила себя тихо закрыть крышку, и медленными шагами пошла в свою комнату. Сердце у меня колотилось где-то между трахеей и носом, что мешало мне дышать. Но голова вполне годилась для работы. Нужно напрячься и сообразить, что же это может быть. Что?

Однако мою многострадальную голову ничего вразумительного не приходило. Завтра посоветуюсь с нашими сотрудниками из строительного отдела. У них обязательно найдется объяснение. И после этой оптимистической мысли на душе стало спокойнее. Аккуратно закрыв половицей люк подвала, я промаршировала в свою комнату, забилась в угол скрипучего, но уже вполне родного дивана и углубилась в свои мысли. Тем для обдумывания было более чем достаточно.

Во-первых, в чем истинная причина трогательного внимания ко мне Артемьева? Версию моего шефа об артемьевской внезапной испепеляющей страсти ко мне неотразимой можно было отбросить сразу. Его интересовал мой дом. Или то, что в моем доме было спрятано. Что-то очень важное для настойчивого поклонника. Иначе, зачем было затевать всю эту суету со стопроцентно невыполнимым проектом? Ему нужно выторговать или получить с помощью шантажа нечто, чего я, скорее всего, отдавать добровольно не захочу. Что именно, и где это можно найти?

Во-вторых, что значило странное поведение Яшки? Что он скрывает от меня? Почему его преследует нотариус Клеопатры Ильиничны? И что за странный клиент у этого нотариуса, который сначала страстно хотел обладать моим домом, а через день, внезапно от него отказался? Уж не Артемьев ли?

В третьих, и этот вопрос меня беспокоил больше всего, что мне делать с неожиданным признанием моего шефа и, по этому поводу, со своими смятенными чувствами? Мысль о том, чтобы согласиться на роль его любовницы, даже не возникала в моем мозгу. Неужели придется снова искать работу? «Ну, и что дальше?» – промелькнула ехидная мысль – «А вдруг на следующей работе в тебя еще кто-нибудь влюбится? Так и будешь убегать? Может, сразу поинтересоваться, не нужны ли компьютерные дизайнеры в женском монастыре?» Я вздохнула. Нет, бегство – это не выход. Может, вернуться в офис Горнова? И там наблюдать за идиллией Максима с Ириной? Моя скорбь по себе несчастной сразу же превратилась в негодование. Ни за что я не доставлю Ирине такого удовольствия! Я зарылась в диван лицом и накрыла голову подушкой.

Он остался фактически не удел. Никто не общался с ним, не приглашал на военные советы, не докладывал о ходе военной компании. О нем забыли. Азартные развлечения в военное время не поощрялись, да и не любил он бессмысленного риска. Обязательно должна была присутствовать какая-то рациональная цель. Местными женщинами он брезговал. Они были слишком неопрятными. Шотландец боялся нехороших болезней. Знал, что только благодаря своей чистоплотности и осторожности находится в добром здравии. Он привык к воздержанию в долгих морских походах, однако отсутствие амурных похождений тоже было дополнительно угнетающим и раздражающим фактором. Свое раздражение и неиспользуемые силы он отдавал своему дневнику и своему Детищу.

Чем больше времени он посвящал Ему, тем крепче становилось его убеждение, что именно Оно, возвысит его вновь. И он все больше предавался своему затворничеству. Дополнительной неприятностью являлся и тот факт, что денщик, славный юноша из клана МкЭнтони, уехал на целый месяц домой. Рыжий, смелый, болезненно честный – настоящий шотландец! Ему бы такого сына. Он поймал себя на этой мысли и подумал, что стареет. Нет-нет. Не время еще обзаводиться семьей. Сначала выполнить свое высокое предназначение. Утолить честолюбие.

Он вздохнул и снова наклонился над бумагами…

– Чшш… – встретил меня в офисе шепот Володьки. Я тихо прикрыла двери и огляделась. Верочка приникла ухом к двери шефа, наклонившись буквой «г» и демонстрируя, таким образом, одно из своих основных личных достоинств.

– Что происходит? – прошептала я в ответ.

– Морской бой, похоже, – так же хихикнула Вера. – Противник несет небольшие потери.

Из-за двери доносились приглушенные мужские голоса.

– Кто там? – так же шепотом продолжила я допрос Володи.

– Артемьев. По-моему, они спорят.

Я кивнула. После того, как накануне наш шеф достаточно прозрачно выразил свое мнение о проекте, а заодно, и о заказчике, такое развитие событий не было неожиданным.

– О проекте?

– Если бы!

Сердце у меня упало куда-то на уровень коленок. Неужели из-за меня? Вчера вечером, ворочаясь на своем скрипучем диване, я обдумала свое дальнейшее поведение. Все выглядело логично и довольно просто. С шефом держаться официально, делать вид, что не было никакого откровенного разговора. Возможно, он уже жалеет об своем всплеске эмоций и будет только рад, что все забыто. И тогда можно продолжать спокойно работать в полной гармонии с собой и окружающим миром.

По отношению к Артемьеву мои намерения были менее миролюбивыми. Слишком много загадок заключалось в этом человеке. Для меня же неразгаданные загадки всегда были вызовом. Особенно, если разгадки каким-то непонятным образом касались моей драгоценной особы. Поэтому было решено припереть Артемьева к стенке и заставить говорить. Но при его такой активной разминке с шефом нечего было об этом и мечтать. Если Артемьев сейчас займет глухую оборону, то сломить его сопротивление мне будет не под силу.