Конан из Киммерии - Роберт Говард

Теперь он видел стоявшего на прогалине Н’Гону, чернокожего колдуна, окруженного воинами; казалось, они кого-то ждали. И в тот момент, когда Конан осознал, что ждут его, наступил хаос. Люди закричали и, бросая оружие, в ужасе ринулись в джунгли.

Желание спасти своих товарищей помогло киммерийцу разорвать невидимые путы, что держали его во власти сна. Он встал и, шатаясь, побрел к прогалине. Лишь здесь он окончательно проснулся, увидев на влажной земле след огромной гиены.

Солнце садилось, наступали сумерки. Напрягая голос, Конан звал и звал Н’Гону. Он понимал, что находился у зарослей черного лотоса долго, слишком долго; он предчувствовал и то, какая опасность грозит его отряду: он верил в реальность привидевшегося.

Никто не откликался, и киммериец быстро зашагал по следам чернокожих воинов. Вскоре он узнал место, которое видел во сне. Тут не было людей; только щиты, копья да топоры в беспорядке валялись на земле. С одной стороны прогалина кончалась обрывом, на самом краю которого темнел чей-то силуэт. Обнажив меч, Конан поспешил туда.

Человек… Высокий чернокожий старец, сидевшей с безвольно опущенными руками… В глазах его застыло безумие, на губах выступила пена.

И только когда он вскочил и с отчаянным воем бросился на Конана, тот узнал Н’Гону. Он явно лишился рассудка, и киммерийцу ничего не оставалось, как, спасая свою жизнь, заколоть чернокожего колдуна.

Опустив меч и проклиная вынужденную жестокость, Конан подошел к краю обрыва. Багровые лучи заходящего солнца освещали недвижные тела воинов, раскиданные внизу по острым камням. Падая с такой высоты, никто не смог бы остаться в живых… Тучи черных мух уже вились над трупами, на ветвях ближних деревьев сидели невесть откуда взявшиеся стервятники.

Снедаемый тревогой, киммериец двинулся в обратный путь. Крепко стиснув обнаженный меч, он все время ускорял шаги и вскоре уже несся через джунгли упругой поступью степного волка. Солнце скрылось, в зарослях было почти темно, ветви хлестали по лицу, лианы путались под ногами, но никто и ничто не смогло бы сейчас остановить Конана. Тишину леса нарушало лишь его прерывистое дыхание да лязг брони.

Наконец джунгли расступились, и он выскочил на покрытый тенью деревьев речной берег. Перед ним темнели руины мертвого города; дальше, на темной глади Зархебы, застыла галера. Смерть царила вокруг: развалины усеивали трупы пиратов, их изуродованные останки лежали на мраморных плитах, на обвалившихся колоннах, на камнях зданий и рухнувших башен. Всюду виднелись пятна свежей крови, оторванные конечности, полуобглоданные человеческие кости.

Варвар осторожно приблизился к «Тигрице». В вечерних сумерках что-то светлело на ее мачте, словно неведомый скульптор вырезал там изящную статую из слоновой кости или белого нефрита. Прекрасным было тело Белит — прекрасным даже в смерти! Прекрасным, но мертвым, как камни проклятого города…

Онемевший от горя киммериец стоял и смотрел на свою возлюбленную, на Королеву Черного побережья, повешенную на рее собственного корабля.

Она висела на ожерелье из пурпурных камней, и в меркнущем зареве заката самоцветы на смуглой шее Белит блестели и переливались, словно капли алой крови.

4

Удар

Черные тени его окружали,

Зубы оскалились в призрачной мгле,

Крови потоки из ран вытекали…

Но всея прошла и вернулась к тебе.

Любовь, над тобою не властвует зло:

Из бездны восстала, явившись на зов.

В свете факелов на ступенях мраморной, увенчанной колонной пирамиды неподвижно сидел Конан. В руках его сверкало проклятое ожерелье, обнаженный меч лежал на коленях, а у ног — колчан со стрелами и лук. Луна еще не взошла; на небесах тускло блестели звезды. В темноте, за кругом света слышались крадущиеся шаги. Красными отблесками отсвечивали драгоценные камни ожерелья, и красными отблесками вспыхивали глаза гиен…

На палубе «Тигрицы» спала своим последним сном Белит. Укутанная в пурпурный плащ, она лежала на прокаленных солнцем досках как живая. Смерть не исказила лица шемитки, не обезобразила его; только чуть заострился нос, четче обозначился профиль, поблекли щеки и губы.

До поздней ночи Конан в мрачном ожесточении таскал из трюма и швырял на палубу яркие шелка, златоузорные ткани, туранские ковры и пушистые меха из пиктских лесов. Он валил в кучу бесценный кхитайский фарфор, вендийские благовония, аквилонское оружие; пригоршнями ссыпал драгоценности, украшения, золотые монеты и слитки. Теперь груда сказочных богатств высилась на корме: невиданный курган над телом погибшей королевы.

Закончив свой скорбный труд, варвар методично проверил, хорошо ли закреплены его доспехи, мягко ли выходит меч из ножен, не затупился ли кинжал. Потом он перебросил за спину колчан, полный стрел, и поднял тяжелый мощный лук. Взял факелы и сошел на берег.

Дойдя до пирамиды, он закрепил факелы в трещинах среди камней и принялся ждать. Сейчас киммериец не испытывал ни страха, ни ярости; ум его работал с трезвой четкостью. Он понял, что все случившееся было запланировано нечеловеческим разумом: бочки с водой разбиты специально, чтоб разделить людей. И уже без всякого черного лотоса виделась ему ясно прогалина в джунглях и воины, что ждали его там. Внезапно появившееся жуткое чудовище гнало обезумевших от страха людей к пропасти, к обрыву, ставшему их могилой…

Еще он видел берег, своих беспечно хохочущих товарищей; видел, как из джунглей выскочили огромные серые твари и бросились на людей, не ожидавших нападения. Никто их них не успел взяться за оружие, и началась кровавая бойня; лишь Белит выхватила кинжал, готовая дорого продать жизнь. Но подкравшийся сзади монстр сломал ей шею и с отвратительным чмоканьем припал к яремной вене. Выпил всю кровь, поднялся, не выпуская из лап добычу, и полетел к кораблю…

Конана передернуло. Он не понимал, почему до сих пор жив. Возможно, владыка Мертвого Города хотел измучить его тоской, страхом и неведением? Но он ошибался! В сердце варвара лишь сильней и сильней разгоралась жажда мести.

Взошла луна, бросив бледный свет на ступени пирамиды, обращенные к лесу. Кто-то зашевелился там во тьме, и в круг света скользнули два десятка огромных гиен. Конан видел, как блестят их влажные острые клыки, сверкают глаза… Сомнений не было: этих жутких существ сотворила не природа.

Он вскочил, поднял тяжелый лук. Запела спущенная тетива, с воем покатилась одна из гиен, потом другая, третья… Дождем смерти сыпались стрелы; киммериец пускал их сильно и точно. Он ни разу не промахнулся в боевом угаре, и вот уже десяток мохнатых бестий корчились у подножия пирамиды. Но звери, словно завороженные, продолжали атаковать. Тогда, отбросив лук, Конан выхватил меч, а левой рукой сжал факел.

Одна из гиен прыгнула к нему и, перерубленная пополам, рухнула на мраморные плиты; остальные кружили, выжидая. Глядя в их пылающие глаза, Конан все больше и больше убеждался в том, что имеет дело не с обычными хищниками. Что за неведомое чародейство, какая злобная волшба вдохнула жизнь в этих тварей? Черная магия или извращенные знания? Конана сие не интересовало; главное — они были смертны.

Вдруг, будто по команде, оставшиеся в живых гиены разом бросились на киммерийца. Подняв повыше факел, он принялся орудовать мечом.

— Отродья Нергала! Проклятые ублюдки! — шипел он, круша и кромсая тела, перерубая кости, разбивая черепа. Запах паленой шерсти и мяса ударил ему в ноздри, дикий вой и хохот гиен бил в уши… Под натиском множества тварей он не устоял и рухнул на ступени пирамиды. Отбросив бесполезное оружие, он руками разорвал пасть одному зверю, кулаком размозжил череп другого, плечом, закованным в доспехи, раздавил третьего. Едва он успел вскочить на ноги, как последняя тварь прыгнула к нему, метя в живот, и даже прокусила кольчугу. Конан успел схватить ее, поднял обеими руками и с силой швырнул на ступени… Раздался предсмертный вой, и с хищной стаей было покончено.

Широко расставив ноги, киммериец стоял над поверженными врагами, утирая с лица пот и кровь; потом нагнулся, поднял меч. Вдруг он услышал хлопанье огромных крыльев — то приближался новый, куда более страшный противник. Конан задрал голову, ожидая удара сверху, но его не последовало. Пирамида внезапно содрогнулась, ступени под ногами киммерийца затряслись, за спиной заскрежетало; обернувшись, Конан увидел, что гигантская мраморная колонна раскачивается, словно тростинка на ветру.

Он не стал долго раздумывать: сильно оттолкнувшись, прыгнул вниз. Второй прыжок перенес его с колеблющихся ступеней на землю, и в тот же миг пирамида рухнула, а колонна разлетелась на множество обломков, сбивших Конана с ног.

Он безуспешно пытался освободиться от кусков мрамора, один из которых придавил ему колени. Ремень шлема лопнул, и тот слетел с головы; волосы слиплись от крови и пота, алые струйки сочились из многочисленных ран. Опираясь на руки, киммериец изо всех сил старался сбросить камень и подняться. Внезапно черная тень зловещим силуэтом мелькнула на звездном небе, и варвар краем глаза увидел крылатого демона. Тот приземлился и начал быстро приближаться. Казалось, что, вытянув вперед мохнатые руки, прямо к Конану мчится огромный кривоногий чело-иск с шишковатой головой и плоским лицом. Красным злобным огнем горели его глаза, топорщилась шерсть, блестели клыки… Но это создание не было ни человеком, ни зверем, ни демоном! Жуткий вампир, последний из племени крылатых вампиров…