Дьявольский коктейль - Дик Фрэнсис

— А что будет, если появится другой автомобиль? — спросил я. — Он же попадет прямо на эту разъяренную скотину.

Хаагнер покачал головой.

— Уже поздно. Все машины вернулись в кемпинг. А олифант сейчас уйдет в буш. На шоссе ему нечего делать.

Конрад посмотрел на часы.

— Как долго мы будем ехать? — спросил он.

— Если не будем останавливаться, — ответил Хаагнер, явно злорадствуя, — то полчаса.

— Но сейчас уже четверть седьмого, — забеспокоился Эван.

Хаагнер пожал плечами. Эван явно нервничал. Это вызвало улыбку на лице проводника, блаженную гримасу удовлетворения. Хаагнер включил фары и свернул на один из проселков. Через несколько минут мы оказались в деревушке, образованной современными домишками, садиками и уличными фонарями.

Мы с удивлением разглядывали ее. Типичный современный пригород, полный зелени и цветов, среди выжженных джунглей.

— Это поселок смотрителей, — объяснил Хаагнер. — Мой домик третий отсюда. Здесь живут и работают белые. Работники и смотрители банту живут в другом поселке.

— А львы? — спросил я. — Разве здесь безопасно?

Он усмехнулся.

— Вообще-то, да.

Мы уже свернули на шоссе.

— Ну, может быть, и не совсем безопасно, — сказал вдруг Хаагнер. — Ночью никто не отходит далеко. А львы редко заходят к людям... Кроме того, у нас хорошие ограды... Но однажды именно на этой дороге, между поселком и кемпингом, лев напал на молодого банту. Я хорошо знал этого парня. Его предупреждали, чтобы он не шлялся по ночам... Это было страшно.

— А львы часто нападают на людей? — спросил я. Мы остановились перед нашим рондавеле.

— Да нет. Очень редко. А если случается, то всегда на местных. Никогда на приезжих. В машине безопасно.

Он еще раз красноречиво поглядел на Эвана.

Перед ужином я заказал разговор с Англией. Мне сказали, что придется подождать, но в десять я уже разговаривал с Кейт.

— Все в порядке, — сказала она. — Ребята шалят, как обычно. Я была вчера у Нериссы. Мы провели вместе целый день. Мы никуда не выходили, она страшно слаба. Но она не хотела меня отпускать. Мне удалось разузнать все. Но длилось это очень долго.

— Что она сказала?

Ты был прав. Она действительно сказала Дэну, что больна болезнью Ходжкина. Говорит, что сама еще не знала, что это такое, но ей показалось, что Дэн не воспринял это, как что-то особенное, он только сказал, что всегда считал, что это болезнь молодых.

— Если он знал это, — подумал я, — то он знал и много больше.

— Он прожил у нее десять дней, и за это время они подружились. Так сказала Нерисса. Перед его отъездом в Америку она сказала, что завещает ему своих лошадей. Еще она сказала ему, что часть своего состояния она разделила между несколькими друзьями, а ему, как единственному родственнику, завещает остальное.

— Счастливчик!

— Так вот... Несколько недель тому назад, в конце июля — начале августа он вновь приехал. Это было как раз тогда, когда ты снимался в Испании. Нерисса уже знала, что умирает, но не сказала ему об этом. Но она показала ему завещание, потому что оно его явно интересовало. Когда он прочитал завещание, он сказал, что желает ей прожить еще сто лет. И вообще он был чертовски мил.

— Вот лицемер!

— Ну, не знаю. В том, что ты придумал, есть огромное «но».

— А именно?

— Дэн не виноват в том, что лошади Нериссы последнее время проигрывают на скачках.

— Почему?

— Потому что, когда Нерисса сказала, что ее беспокоит эта история, именно Дэн посоветовал ей просить тебя разобраться во всем на месте.

— Не может быть! — воскликнул я.

— Говорю тебе, это была его идея.

— Тут сам черт ногу сломит.

— Если бы он комбинировал, то наверняка не стал бы давать такой совет, не так ли?

— Пожалуй, так.

— Не принимай все это близко к сердцу.

— Но других предположений у меня нет.

— Ничего не поделаешь. Да и незачем ей знать, что ее любимый племянник — дрянь.

— Пожалуй.

— И потом, если бы Дэну приспичило, он мог бы узнать все без всякого труда. Завещание постоянно лежит на столике в салоне. Как только я о нем заговорила, Нерисса дала его мне. Ее интересует реакция людей. Если хочешь, я скажу, что она завещала нам.

— Валяй, — сказал я без особого энтузиазма. Я продолжал думать о Дэне.

— Мы получим акции какой-то фирмы, которая называется «Ройд», она оставляет мне кулон с бриллиантом и кольца. Она показывала... Красота необыкновенная. Я сказала, что это слишком дорогой подарок. А она попросила меня примерить — хотела посмотреть, подойдут ли они мне. Она была так довольна... Я бы сказала, счастлива... Нет, я не смогу... Господи...

— Не плачь, любимая.

— У нее боли. Какая-то железа разрослась и давит на нерв.

— Мы сходим к ней, как только я вернусь.

— Да... — вздохнула Кейт. — Как я хочу видеть тебя!

Я положил трубку и вышел на улицу. Африканская ночь была тиха. Единственным звуком был шум генератора, снабжавшего Скукузу электричеством. Да неистово стрекотали цикады.

Нерисса дала ответы на все мои вопросы.

Теперь я знал.

Кто-то затеял очень рискованную игру. Очень.

И ставкой в этой игре была моя жизнь.

Я вернулся и заказал еще один разговор. Слуга просил меня подождать. «Ван Хурен слушает», — услышал я голос Квентина. Я сказал, что понимаю, что задаю бестактный вопрос, и при первой же нашей встрече объясню, в чем дело, но мне нужно знать, каков пай Нериссы.

— Такой же, как мой, — ответил он сразу же. — Она унаследовала после Порции весь пакет акций моего покойного брата.

Я поблагодарил его. Но я не испытывал радости.

— До встречи на премьере, — сказал Квентин. — Мы ждем с нетерпением.

Я долго не мог заснуть. Казалось бы, что может угрожать мне в охраняемом кемпинге? Эван и Конрад храпят по соседству.

В конце концов я проснулся не в постели.

Я находился в автомобиле, взятом мною напрокат в Иоганнесбурге. Автомобиль находился в Парке Крюгера. Было светло. Были деревья, кусты и сухая трава. Не было ни одного рондавеле.

У меня в носоглотке стоял тошнотворный запах эфира, голова моя кружилась, моя правая рука была пропущена сквозь рулевое колесо, а запястья сковали массивные наручники.

Глава 14

Что за идиотские шутки, подумал я. Этот Эван кретин!

Или это новая затея Уэнкинса?

Не может же все это быть всерьез!

Но где-то там я понимал и боялся признаться себе в этом. Джилл не придет.

На этот раз придется умирать всерьез, а не для камеры. Смерть смотрела мне в глаза.

Потому что ставкой Дэна было не что-нибудь, а золотой рудник.

Я чувствовал себя мерзко. Меня тошнило. Похоже, меня накачали каким-то сильным наркотиком, да и доза, наверное, была очень большой. Впрочем, это уже не имело никакого значения.

Целую вечность в голову не приходило ни одной стоящей мысли. Все шло кругом, к горлу подкатывало. Мое самочувствие занимало все мое внимание. Временами я впадал в полуобморочное состояние, а когда приходил в себя, с ужасом осознавал, в какой безвыходной ситуации оказался.

Первое наблюдение: когда я ложился спать, на мне были лишь трусы, а проснулся я в рубашке и штанах. На ногах носки и туфли.

Следующее открытие вызревало в моем подсознании. Ремни безопасности — они охватывали мои грудь и живот. Так же, как в Конфетке.

Дотянуться до замков я не мог.

Я пытался неоднократно. Безуспешно.

Потом я прикидывал, как избавиться от наручников. Это были английские наручники. Это было бесполезно.

Из попытки сломать баранку, — она выглядела куда менее прочной, чем руль Конфетки, — ничего не вышло.

Я располагал большей свободой. Ремни болтались, места для ног было побольше. Слабое утешение.

Потом я решил взвесить, какие есть шансы, что меня случайно обнаружат.

Если Эван и Конрад поймут, что меня похитили, они наверняка организуют розыски. Хаагнер поднимет охранников. Кто-нибудь спасет меня.

Начинало припекать. Сквозь правое стекло на меня падали солнечные лучи. Небо было безоблачным. Я сделал вывод, что машина стоит носом на север... и ахнул, когда сообразил, что это означает.

В южном полушарии солнце светит с севера, скоро оно будет светить мне в лицо.

Или кто-то появится до полудня?

Может быть.

Я чувствовал себя несколько лучше, тошнота прошла, и мысль о приближающейся смерти уже не сталкивалась с полным равнодушием.

Логика говорила о том, что меня приковал Дэн, чтобы унаследовать акции Нериссы.

Нерисса завещала мне акции «Ройд», и он знал об этом.

Дэн получал все то, что останется после выплаты других завещанных сумм, но если я умру раньше, чем Нерисса, то, ясное дело, не унаследую акции «Ройд». Они войдут в долю главного наследника, то есть Дэна. Если я выживу, то Дэн потеряет не только акции золотого рудника, но и еще несколько тысяч фунтов. Ведь по действующему законодательству налог на наследство выплачивается с основной суммы.