Золотое дно. Книга 2 - Роман Солнцев

И как ее нашел Алеша Бойцов?! Она же, кажется, покинула стройку. Спрашивать неудобно. Хотя Бойцов тогда всё мог. Помню его, с глазами круглыми и удивленными, как у тигра… был угрюм, а стихи писал звонкие, комсомольские…

В эту минуту зазвонил телефон у кого-то в кармане.

— У тебя?

— У меня?..

Наконец, Туровский, похлопав по карманам, достал сотовый.

— Да?.. Что?! — Голос его сел. — Где?.. Сейчас мы приедем. — И повернувшись к Хрустову, который лежал пластом на дальней в углу кровати, сказал еле слышно. — Наших ребят шпана обидела… Инку и Илюшу…

Хрустов вскочил, как пружина. И шатнувшись, схватился за сердце.

— Где они?

— В больнице…

Мы все гурьбой выбежали к машине, и через минут десять уже шли по белому коридору местной больницы. Больничка здесь все еще деревянная, но, как говорила мне месяц назад сестра жены, персонал весьма квалифицированный. Главное, добрый.

Дежурная, сидевшая за столиком, признав Туровского и Хрустова, поднялась:

— Лев Николаевич… Валерий Ильич… вы не беспокойтесь… он уже спит… маленькая трещина, гематомочка… конечно, сотрясение мозга… но мы боялись худшего, крови было много…

— А Инночка, Инночка моя?.. — прошептал Туровский. Его сейчас было не узнать — где привычная важность лица, смутная улыбочка… Он был бел, как мел.

— Сидит рядом, отказалась уйти. Мы ей дали валокордину, чаю.

Медсестра провела нас в палату, где три койки были пусты, а на четвертой лежал с забинтованной головой Илья. Рядом на стуле замерла, глядя на него, невеста в серебристой, замаранной одежде. Фата валялась рядом. Туфли, также грязненькие, лежали на полу. На ногах у Инны были больничные тапочки.

Она подняла смутные глазки, ринулась к отцу:

— Папочка, отправь нас в Москву… я тут не могу… они из зависти… они страшные…

— Кто такие?! — хрипло спросил Валерий Ильич.

— Я не знаю, не знаю… — стонала Инна, приставив указательные пальчики к вискам. Так, наверное, делает ее мама, когда ей плохо. — Говорят, сын какого-то Варварова… или Варвара…

— Сын Вараввы, — уточнила от дверей медсестра. — Он сейчас в милиции, и еще там двое.

Хрустов стоял над сыном и тихо скулил. Никонов решил бразды правления взять в свои руки:

— Ну всё, Лёвчик, всё! Главное, парень жив? Ну, обидели немного… Знаешь, как моего измолотили во Владике… цепями били… такая ненависть нынче к образованным, красивым…

— Но за что?.. За что?! — Хрустов мотал головой. Впрочем, всем было понятно, «за что». Да что об этом здесь говорить?.. — Лучше бы меня. Я всем мешаю.

— Кто дежурный врач? — спросил Никонов. Узнав, что это молоденький парень, недавно приехал в Виру с дипломом, а сейчас спит в ординаторской, велел его немедленно разбудить.

— Не надо, — остановил высокого друга Хрустов. — Где Родя?! — И больно ухватил меня за руку. — Езжай, привези свою Елену… я заплачу… она умная…

— Да, да! — схватил меня за другой локоть Туровский. — Садись в мою машину и в Саракан. Вот тебе… — он пошарил по карманам, — вот, пятьсот… это пока… — он подал мне доллары. — Быстро туда и обратно.

— Не надо ей денег! — воскликнул я.

— Надо!.. — оборвал меня Никонов.

Туровский выбежал вместе с мной, дал указание водителю, и мы рванули через светающую ночь в сторону областного города.

Дальше — коротко, потому что у меня из-за этой бессонной ночи всё в мозгу перемешалось.

Я привез Елену в Виру. Она глянула на рентгеновский снимок. Дождавшись пробуждения Ильи, осмотрела его, проверила рефлексы. Потом увела в другую палату икающую от слабости и плачущую Инну, приказала раздеться и также осмотрела с головы до ног, увидела ушибы на бедре, на коленке, выписала примочки, велела медсестре вкатить ей успокоительный укол и немедленно накормить молодоженов.

— Лучше куриный бульон… яблоки… можно и шоколад.

— Мне нельзя шоколад… — всхлипывала Инна. — У меня аллергия.

— Еще на что аллергия? — сурово допрашивала юную жену Елена.

— На апельсины… на мороз…

— Бедная девочка! — Огромная Елена с уверенными, почти мужскими чертами лица обняла Инну. — Что с нами прогресс творит…

Как я понял из ее объяснений, травма у Ильи серьезная, но не убийственная.

— Лежать неделю… не прыгать… если целоваться — только под наблюдением врача, — пошутила Елена. — А вот вам… — Она повернулась к Хрустову, который стоял в дверях, кусая как в юности ногти. — Вам бы тоже лечь, милый человек. Руку! — Она взялась за его кисть, сосчитала пульс. — Слабый, как у покойника. Это у Маяковского стихи. Вам нужно санаторное лечение, Лев Николаевич. А не голодовки устраивать. Мне тут порассказали. — И подошла к Галине Ивановна (та стояла тоже здесь, сжав кулачки и моргая, стараясь больше не плакать). — Берегите мужиков, они слабенькие.

Елена укатила, денег Туровского у меня не взяла. Я вернул их Валерию Ильичу. Валерий Ильияч пообещал сараканской больнице помочь приобрести хороший томограф. Я собрался было уехать со своей свояченицей, но меня вдруг криком попросила остаться жена Хрустова:

— Родя!.. Нет!.. Побудьте еще… вам я как-то больше доверяю…

То ли она считала, что я могу удержать старых друзей от чрезмерных возлияний, то ли на всякий случай попридержала, из святой надежды: если не дай Бог что случится, через меня можно будет снова позвать в Виру уверенного и высокообразованного доктора Елену…

После того, как моя родственница уехала, я машинально побрел с горки к реке, зашел прочь с яркого солнца в барак, лег на одну из чистых постелей и уснул.

Когда проснулся — на другой кровати лежал Бойцов, глядя в потолок. Я знал, что у него снят номер в гостинице, но он почему-то здесь. Никоновых не было — наверное, они как раз в гостинице. Хрустова жена увела домой. Куда и когда делся Ищук, я не запомнил.

К вечеру старые друзья снова сошлись в бараке. Я уж думал, не соберутся. Но нет, Никонов притащил в сумке десяток свечей и два электрических фонарика. Хрустов приволок кастрюлю подогретых заново пирожков, не съеденных вчера за свадебных столом. Подъехал с работы Туровский (хотя здесь ехать — триста метров), скрипучим голосом, сдерживаясь, доложил, что Варавва побил ремнем сына и просит прощения у Льва и у него, у Туровского.

— Говорит, одно дело — наши взгляды на политику, а другое — придурки, юные большевики.

— Могли бы пойти повкалывать, но черной работы не хотят, — пояснил Никонов. — Я сейчас у Валевахи был. Предлагает озеленение улиц, разборку бараков. И заплатил бы живые деньги. А они шастают, пьют пиво и хулиганят.

Хрустов рассказал, что сыну стало лучше. Однако он, Лев Николаевич, в тайгу не полетит.

— Почему?! — воскликнул Никонов. — Как раз наоборот, не мешайся возле молодых… хоть забудешься на природе…

— Природа — она и здесь…

— Нет, ты нужен, Лев Николаевич! — заиграл брежневскими бровями Ищук. — Как Емельян Пугачев. Мы ведь не просто так.

— Да, надо ехать, — вдруг кивнул сумрачно Туровский. — Лев, там будет Маланин. Теперь губернатор области. Помнишь такого?

Хрустов презрительно шмыгнул носом. Еще бы он не помнил!

— Его уговорил лететь с нами Сергей Васильевич. От имени бывших строителей. И тот согласился.

— Зачем?! — удивился Хрустов.

Туровский не ответил, значительно посмотрел на Никонова.

— Надо поговорить глаза в глаза, — невнятно ответил Никонов. И вдруг не удержался, хохотнул. — У мужика желание — переизбраться на второй срок. Думал-думал, нашел верняк — подал в суд на Валерку, на ГЭС, хочет льготы продлить на электроэнергию для области… а договор с РАО ЕЭС вот-вот кончится… да, Валера?

— До сих пор они платили в четыре раза меньше, нежели все прочие, — Туровский раскуривал трубку, руки у него тряслись.

Хрустов недоуменно молчал.

— Грозится привести в Виру колонну пенсионеров тысячу человек под красными флагами, — Никонов комически расширил глаза. — Наверно, у тебя научился? Ты грозился на Москву повести, а он….

— А Лев Николаевич ему навстречу свои силы, а?! — развеселился Ищук. — Во будет Бородино!

Хрустов покачал головой.

— Что? — спросил Ищук.

— Я больше не хочу… — тихо ответил Лев Николаевич. — Всё.

— Может быть, он прав, — кивнул Бойцов. — Братцы, это опасная игра. Страна сегодня — как перенасыщенный соляной раствор. Достаточно случайной пули или даже сигнальной ракеты — и власть выпадет в осадок. И начнется. А ведь победить могут как раз воры.

Никонов осклабился в улыбке, с размаху обнял Хрустова.

— А мы не дадим! Верно, Лёвка! Эх раз, еще раз!.. Да в последний раз! И разлетимся. А чего стоим?! Давайте за дружбу-то? Все пятеро… и Родя тоже!

— А мы опять дружим? — устало удивился Лев Николаевич.