След пираньи - Александр Бушков

Мазур бледно усмехнулся:

– Коли уж речь зашла о послужном списке и орденах… Мне кажется, я имею право требовать, чтобы были проверены все абсолютно версии? В том числе и самые безумные?

– Можете, – со вздохом сообщил Лаврик. – Мы ведь еще только начали, по первой опрокинули, так сказать… – Он лениво повертел портсигар и спросил вдруг: – Знаете историю, как погиб последний на Руси Змей Горыныч?

– Нет.

– Поселился он, аспид, вблизи деревушки, затерроризировал мирных землепашцев и какое-то время жил припеваючи. Таскают ему в условленное место пироги, самогонку, девок водят – не жизнь, малина. Только однажды не оказалось на пригорке ни пирогов, ни пышек. И длилось так неделю. Отощал Горыныч, озлел – и полетел в деревню разбираться. Смотрит, в деревне что-то не то – окна выбиты, двери на одной петле болтаются, народишко попрятался незнамо куда. Сел он, бедолага, посреди улицы, расшеперился и вопит: «Куда ж вы все подевались, ироды?» А в ответ ему из-за угла тихий такой, испуганный голосок: «А ты кто есть?» Ревет Горыныч: «Я – Чудо-юдо!» За углом словно бы и повеселели в одночасье: «Юде?! Фойер!» Мораль сей басни такова: права правами, а человеку сплошь и рядом приходится доказывать, что он не верблюд… – и он с треском захлопнул портсигар. – Можете идти. Посидите, подумайте, а там и продолжим, благословясь…

Мазур направлялся к месту своего заточения в сопровождении двух хмурых конвоиров, которые притворялись, что никакие они не конвоиры, шагали не в ногу по сторонам, один даже что-то игривое насвистывал. Еще издали он увидел, что под окном по-прежнему маячит часовой. И окончательно уверился, что дела хреновые: если и удастся каким-то чудом из всего этого выскочить, будущее крайне проблематично, после такого скандала люди повесомее его вылетали из рядов с позором. Если его и не признают шпионом по кличке Фрегат, лучшего козла отпущения все равно отыскать трудно…

Время ужина давно прошло, и он вяло подумал, что кормить сегодня не будут. Но не прошло и десяти минут, как в коридоре простучали каблучки, явилась сержантесса с судками. Мрачно куривший у окна Мазур на сей раз оглядел ее внимательнее и пришел к выводу: девочка старше, чем ему казалось, лет двадцати пяти, не меньше. Решительно не представляя, куда ему присобачить это ненужное открытие, он направился к столу. Сержантесса что-то не торопилась уходить – снова очередные тайны мадридского двора?

Остановившись перед ней, Мазур вопросительно взглянул, ожидая новой порции мимических откровений.

Не дождался. Приложив палец к губам, дева подняла правую руку – и поток чего-то невесомо-обжигающего ударил ему в лицо. Мир вокруг погас мгновенно, словно повернули выключатель.

Глава восьмая

Самые душевные ребята

Неудобство в левой руке становилось все сильнее, в конце концов Мазур, не открывая глаз, попробовал пошевелиться – и моментально чьи-то жесткие ладони придавили его плечи, а над самым ухом командный голос рявкнул:

– Лежать смирно!

Он подчинился, чувствуя, как из руки выходит игла, как руку сгибают в локте, предварительно сунув к месту укола комок ваты. Медленно открыл глаза.

Пожилой капитан с «запьянцовской змеюкой» в уголках воротника старательно укладывал в металлическую коробку шприц и резиновый жгут. Прямо за спиной у него было окно – другое, совсем не то, что в импровизированной камере. Там взгляд сразу же утыкался в соседний серопанельный дом, а здесь вплотную к окну стояли толстые ели с морщинистыми сероватыми стволами. И комната была другая, гораздо больше. А может, так казалось из-за спартанской меблировки: кровать, на которой лежал Мазур, темный двухтумбовый письменный стол, пара стульев. Впрочем, комната выглядела чистой, недавно отремонтированной, даже попахивало слегка свежей краской. В углу сидел майор Кацуба, а на углу стола, покачивая обутой в сверкающий сапог ногой, восседал генерал Глаголев, белокурая бестия сибирского розлива, разглядывая Мазура с совершенно непонятным выражением лица. За окном уже смеркалось, стояла тишина.

Доктор, повинуясь мановению генеральской десницы, покинул комнату, не оглянувшись на пациента. Мазур пошевелился, сел, старательно держа согнутой в локте левую руку. В общем, он себя чувствовал нормально, только во рту еще стоял странноватый привкус чего-то едко-химического.

– Что ж это вы, голубчик, в обморок брякаетесь посреди коридора? – поинтересовался Глаголев насмешливо.

– Да погодите, какой коридор… – сказал Мазур, оглядев себя и обнаружив, что одет в чужие джинсы и незнакомую рубашку, а ноги и вовсе босы. – Эта стерва мне чем-то шарахнула прямо в лицо…

– Полная ясность мысли, мгновенная адаптация, а, Кацуба? – бросил Глаголев через плечо. – Как самочувствие?

Мазур пожал плечами:

– Ничего…

– У некоторых, случается, голова потом раскалывается пару часов, – сообщил генерал насмешливо. – А этот – как огурчик.

– Водоплавающий, – поддакнул Кацуба. – У них, говорят, биохимия другая.

– Зато начальство то же самое, пальцем деланное, – хохотнул Глаголев. – Это меня с их суперменством самую чуточку примиряет. – Он неуловимым движением соскользнул со стола, прошел к Мазуру, блистая сапогами, остановился почти вплотную. – Ну что, оклемался, шпиён долбаный? Как там тебя кличут – Корвет? Или Бригантина? Да не надо зыркать на меня так глазами, каперанг, в нынешнем твоем состоянии реакции у тебя все равно замедленные, успею уклониться, а там и врежу со всем усердием… Кацуба, опять недоработка? Почему клиент босиком? Сходи, пошукай там в запасниках да носки прихвати… Сигаретку дать, Ихтиандр?

– Можно, – сказал Мазур, напрягшись от непонимания происходящего.

Глаголев сунул ему пачку, поднес зажигалку. Подхватив стул одним пальцем под спинку, перенес его к кровати, уселся на него верхом. Закурил сам, не отрывая от Мазура холодных синих глаз, усмехнулся:

– Поворот все вдруг, капитан. Так у вас, по-моему, говорят? В случае резкой смены курса? Ладно, не буду вам мотать нервы на плетень, внесем полную ясность. Дерьмом вас облили весьма даже качественно, и бултыхаться бы вам до сих пор в этой поганой субстанции, не попадись на вашем пути парочка душевных ребят – то бишь мы с Кацубой. Специализация у нас такая: вытаскивать из неприятностей водоплавающую фауну… Могу вас обрадовать: все прежние неприятности кончились. Вопросы будут?

У Мазура просто-напросто не было сил радоваться, а уж тем более восторгаться, не говоря уж о том, чтобы бросаться на широкую генеральскую грудь и орошать ее слезами умиления. Он всего лишь спросил:

– Значит, Фрегат – это кто-то повыше?

– Почему – выше? – молниеносно отреагировал генерал. – А не просто «кто-то другой»?

– Потому что я не верю, будто это кто-то из наших…

– Похвально, – сказал Глаголев. – Дух корпоративности, морская душа, гвозди бы делать из этих людей… Кирилл Степанович, меня не далее как в прошлом году предал человек, которому я верил почти как себе. С тех пор я как-то остерегаюсь верить – предпочитаю знать. Я понятно излагаю? А то у некоторых после этого препарата и в самом деле долго трещит голова…

– Нет, все нормально, – сказал Мазур.

– Нуда, вы же вдобавок на седьмом небе, услышав, что все кончено и ваше доброе имя вам торжественно возвращено… Вы, кстати, не вполне правы, если так думаете. Ничего еще не кончено, а доброе имя вам возвернули в неофициальной обстановке, свидетелями чего стали мы с Кацубой да еще два-три человека, подобно нам, болтливостью не страдающие. Так что не торопитесь прыгать до потолка. Право же, рано.

– Вас интересует настоящий Фрегат?

– Ох, Кирилл Степанович… Самая страшная тайна Фрегата в том, что его никогда не существовало.

– Но как же так?

– Да так вот, – сказал Глаголев, скалясь. – Не было никакого Фрегата. Хотя, в определенном смысле… Я многословен, правда? Что поделать, все мы живые люди, и после двухнедельной бешеной работы поневоле тянет резонерствовать, душевно рассказать кому-то, какой я молодец, умница и крутой профессионал. Пожалуй, это нервное. Все-таки годы… Остается утешаться тем, что ваше положение даже похуже моего – у меня самую чуточку растрепались нервишки, но вы-то – вы вообще мертвы…

– Что-о?

– Все мы смертны, – сказал Глаголев. – Что хуже всего – мы, как выражался классик, внезапно смертны. Подбросит некая сука в безобидный судок с котлетой крохотную таблеточку действующую гораздо эффективнее выстрела в висок – и падает человек мертвым с вышеупомянутой недоеденной котлетой во рту. И, что интереснее, любая экспертиза, пусть даже составленная из профессоров «кремлевки», не погрешив против профессиональной выучки, признает, что смерть воспоследовала от сердечного приступа. Что удивительного в том, что у человека в вашем положении внезапно остановилось сердце? Если вы шпион – от лютого стресса, а если честный человек – от незаслуженных переживаний. Вы, в конце концов, не мальчик и сердчишко давно поднадорвали, скитаясь по морям?