Соблазн быть счастливым - Лоренцо Мароне
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вообще-то это не так легко. Может быть, ей просто нужна помощь.
– Это уж точно! Как и моей соседке по дому, которая терпит побои от своего мужа.
Россана смотрит на меня глазами, которые кажутся просто огромными благодаря превосходной туши для ресниц, а затем спрашивает:
– Ты-то откуда знаешь?
– Я слышу их через стенку, и потом, мы с ней познакомились. Причем я ей сказал, что хочу ей помочь, но она отказалась.
– Прости, но какое это отношение имеет к Звеве?
– Такое. Нельзя спасти того, кто этого не хочет. А Звева не хочет.
Россана вздыхает.
– Ты слишком много времени проводишь в одиночестве, – помолчав, произносит она.
– Почему, с чего ты взяла?
– Ты чересчур упрямый, если тебе что-то втемяшилось в голову, ты этого уже не оставишь.
Смешно, Катерина говорила примерно то же самое.
– Лучше смотри: здесь работает моя дочь, – и я показываю на вход в контору Звевы.
Внимательно осмотрев здание, Россана заявляет:
– Должно быть, она – успешный адвокат, раз может себе позволить контору в самом центре. Тебе стоило бы ею гордиться.
– Я и горжусь, – и в то же время уголком глаза отмечаю одну деталь, которая привлекает мое внимание, – но не столько из-за работы, сколько потому, что она умеет заставить себя уважать. В чем-то она на меня похожа.
– Ну, тогда у нее ужасный характер, – шутит Россана, но я ее даже не слушаю, по-прежнему поглощенный только что замеченной деталью.
Я даже подумываю, не следует ли нам вернуться назад, но потом решаю не портить вечер моей подруге и меняю тему:
– Слушай, а почему ты сейчас здесь со мной?
– В каком смысле?
– Что ты на самом деле обо мне думаешь? Ты никогда мне этого не говорила, – продолжаю я настаивать.
Россана выдерживает паузу, а затем отвечает:
– Я думаю, что ты – хороший человек, который делает все, чтобы казаться плохим.
Вот почему я назначил свидание Россане, веду ее на ужин и провожу с ней времени больше, чем с моим внуком: она всегда готова без лишних колебаний выпалить мне правду в лицо.
– Ну, можно сказать, что те, кому я дорог, предпочитают смотреть на это так.
– И кто же это тебе сказал, что ты мне дорог? – спрашивает она меня ироническим тоном.
– Это и так понятно, иначе бы ты не легла со мной в постель, – бормочу я, – ведь красавцем меня точно не назовешь!
Она смеется, а я думаю, что хоть я и стараюсь изо всех сил, но мне никак не удается выбросить из головы ту деталь, что я заметил у конторы Звевы.
– Слушай, – восклицаю я в конце концов, – мне нужно вернуться назад кое-что проверить, ты не возражаешь? Мы потратим всего пять минут.
– Что именно? – интересуется она.
– Да ничего, один пустяк. Но если я не вернусь посмотреть, то меня так и будет грызть сомнение.
Россана без всяких сопротивлений позволяет отвести ее обратно. Мы снова оказываемся рядом с конторой моей дочери, и деталь по-прежнему находится там.
– Ты видишь эту машину? – обращаюсь я к Россане, указывая на внедорожник прямо передо мной.
– Какую?
– Вон ту большую, темную, которая припаркована у входа в контору Звевы.
– Да, – неуверенно откликается она.
– Я боюсь ошибиться, но мне кажется, что это та самая машина, в которой несколько дней назад я засек ее в компании одного мужика.
Россана какое-то время пристально всматривается мне в лицо – мое же внимание все посвящено внедорожнику, и я, как насторожившийся кот, не отрываю от него взгляда, вытянув шею и навострив уши настолько, насколько они вообще в состоянии двигаться. Мне всегда было любопытно, каким образом животным удается сохранять концентрацию за нескончаемые минуты ожидания какого-нибудь крошечного, чуть заметного шевеления. А вот чтобы привлечь внимание человека, наоборот, порой даже оплеухи, отвешенной со всего размаху, бывает недостаточно.
– И посмотри туда: видишь, горит свет? Это кабинет Звевы.
– И что это значит? – спрашивает она после паузы, показавшейся мне бесконечной.
– А то, что это может быть та самая машина, и этот тип может быть наверху вместе с ней.
Россана смеется. Мне же это предположение вовсе не кажется забавным.
– Вот с этой стороны я тебя не знала. Да ты параноик.
Знаешь, сколько у меня еще других сторон, с которыми ты пока не познакомилась? Недостатки, которые проявляются у человека под одеялом, – самые незначительные из всех.
– Я предпочел бы сказать, что я проницательный. Моя дочь крутит роман с кем-то на стороне!
– И все потому, что она сидела в машине с каким-то типом?
– Не просто сидела, а этот непонятный тип погладил ее по бедру, когда с ней прощался. Мне не кажется, что любой человек, который подвозит коллегу или просто приятельницу, может трогать ее за ляжки в качестве компенсации. Иначе весь город был бы забит озабоченными, горящими желанием подвезти какую-нибудь женщину.
Россана снова хихикает – кажется, мои слова поднимают ей настроение. Ну а я настроен очень серьезно, мне не до шуток: я достаю телефон и звоню Звеве.
– И что ты делаешь?
Я не отвечаю – в том числе и потому, что слышу, как в трубке уже пошли гудки.
– Папа!
– Привет, Звева, как дела?
– Все хорошо, а что это ты вдруг?
Мне кажется, что она слегка запыхалась. Россана придвигается ближе к моему уху, чтобы тоже слушать.
– Да так, просто хотел узнать, все ли в порядке…
В трубке ненадолго повисает молчание, а затем не очень твердым голосом Звева произносит:
– Конечно, все в порядке.
– Ты какая-то странная, как будто взволнованная.
– Что за ерунда? Я просто не привыкла к тому, что ты звонишь и без конца устраиваешь допросы, как все последние дни.
Вообще-то, я и правда веду себя как старый маразматик, у которого уже нет собственной жизни и который пытается наверстать упущенное за счет жизни своих детей.
– Мне просто хотелось тебя услышать. Ты где, дома?
– Что? Да, дома.
В ее голосе слышится неуверенность. Я знаю свою дочь и знаю, что так просто она не позволит себя преодолеть, но если уж это произошло, то потом она уже не способна защищаться и сдается на милость врага, как беззащитный звереныш, признающий власть вожака стаи. Но я не поддаюсь чувству жалости и решаю идти до конца:
– Позови Федерико, я хочу его услышать.
Снова молчание.
– Пап, сейчас не самое лучшее время, ему пора умываться и ложиться спать. Я лучше завтра тебе перезвоню, прости, – и отключается прежде, чем я успеваю ей что-нибудь ответить.
Я поворачиваюсь к Россане, которая с любопытством смотрит на меня.
– Моя дочь вешает мне кучу лапши на уши, – заявляю я и сую телефон в карман куртки.
– Это нормально, так делают все дети, – пытается смягчить она удар.
– Я уверен, что она там наверху с любовником.
– А даже если и так? Что ты тут можешь сделать? Это ее жизнь.
Это то, что мог сказать бы и я сам своему другу – тому же Марино, например, – имеющему отвратительную