Рагу из зернистой икры - Ирина Лобусова

И встала, показывая, что мой визит закончен. Я не помнила, как добралась до двери, как выползла в коридор. Когда я вышла в коридор и прислонилась к стене, меня трясло.

26

СТРАНИЦА НИНЫ В СОЦИАЛЬНОЙ СЕТИ

5 ИЮНЯ, ПРОДОЛЖЕНИЕ

Яркая машина Марины блестела на солнце. Наплевав на все правила дорожного движения (и вообще на всех) она въехала прямо в садик. Ее нельзя было не увидеть. Мой идол в короткой кожаной юбке и серебристом топе, опираясь о собственную яркую машину, бросал вызов всем. С тоской я вдруг подумала о том, что никогда не смогу быть такой яркой, такой независимой, такой гордой, такой безразлично-надменной и сильной, как будто скала, такой….. Она была удивительной, моя сестра, на какое-то мгновение я залюбовалась… А потом обернулась. На 90 градусов. И тогда…

Тогда я заболела. Подцепила в кровь вирус. Впрочем, тогда я еще не знала, что этот вирус попал в мою кровь. Просто обернувшись в сторону, я вдруг сошла с ума от радости, от такой неистовой радости, что мир словно закружился вокруг, разбрасывая фонтан сияющих брызг, каждая из которых была как бриллиант, и мне было глубоко плевать, чем это было на самом деле и как воспримут меня окружающие, я просто застыла посреди идиотского садика с раскрытым ртом, сбитая удивительной волной радости…. Мир шел кругами. А мне казалось — веками могу смотреть.

Наверное, на первый взгляд в нем не было ничего особенного. Нет, это не правда! Все, все в нем было особенным, таким необычным, что просто сбило меня с ног. И я застыла, оглушенная словно жестоким ударом, забыв обо всем на свете, и вспышка, пригвоздившая меня к земле, была такой пугающей силы, что я уже не могла дышать. Мир заслонило только это лицо, его лицо, и я еще не знала, что в кровь мою проник смертельный вирус, но, помнится, я перепугалась саму себя, я перепугалась той силе, которая ударила меня по голове, мгновенно выбив почву из-под ног, потому, что он был… он был такой… он… Нет. я все равно не могу это описать! Ну нет у меня таких слов! Я даже сочинения в школе писала с трудом. Откуда же взять эти слова сейчас. Если их просто не существует в языке, и я вообще забыла, что существует на свете русский язык и все остальные языки…

Я не могла выдержать вспышки этого пугающего откровения — в тот момент, когда на дорожке этого обыкновенного садика лицом к лицу встретилась со своей судьбой, и это испугало меня до безумия… Испугало, и в то же время наполнило такой неистовой, такой ужасающей радостью, что я словно во второй раз родилась на свет. Даже воздух вокруг него сиял, и он шел. Освещенный этим светом, а я стояла, раскрыв рот и пялилась на него, не способная ни думать, ни говорить, ни дышать… Он пугал меня. Он притягивал меня. Он был моей единственной верной судьбой, и я вдруг поняла, что за этим мужчиной способна идти на край света, и даже броситься с крыши, если он скажет. Спалить дотла целый город. Сделать все, абсолютно все, если об этом скажет мне он. И это было так страшно и так прекрасно одновременно, что ощущение этого чувства я не смогла бы передать ни одним из существующих в мире слов. Что ж, постараюсь все-таки его описать. Если, конечно, у меня получится это сделать.

Итак, я вышла из здания института и медленно шла по дорожке к машине ожидающей меня сестры. День был солнечным, теплым, садик был освещен солнцем, и в нем уже появилось достаточно много людей. Помню, краем глаза я заметила, что все скамейки в нем были заняты. Чугунная решетка с воротами, распахнутыми настежь (решетка огораживала садик от улицы) бросала на дорожку кружевную тень. Прямо на тротуар, остановившись рядом с яркой машиной Марины, въехал дорогой черный автомобиль. Я не разбираюсь в марках машин, поэтому не смогла определить, что это была за модель. Единственное, что я поняла, это только то. Что машина была иномаркой, и явно очень дорогой. Цвет был очень красивый — матово-черный, к тому же, тонированные стекла. Машина остановилась и из нее вышел мужчина. Он разговаривал по мобильному телефону, и на несколько минут остановился прямо лицом ко мне. Он не видел меня. Даже не смотрел в мою сторону. Он был занят разговором, и лицо его почему-то выражало нетерпение. До меня не доносились обрывки слов. Я не могла слышать его разговор, да мне и не хотелось. Я была тут же поражена им (кстати, совершенно непонятно, почему… просто поражена — и все). И принялась всматриваться в его лицо, пытаясь как можно дольше отложить его в своей памяти.

Ему было от 30 до 35 лет. Коренастый. С крепко сбитой фигурой. Накачанные плечи, мощный торс без единого лишнего грамма жира, этакий упитанный здоровяк, от которого просто полыхало здоровьем. Рост примерно 180 см, но, несмотря на широту и крепость его тела, фигура совершенно не производила ощущения полноты. Напротив — он выглядел как мощное, сильное дерево, крепко упирающееся корнями в землю, и мне тут же захотелось обхватить его обеими руками. Было ясно, что этот человек очень крепко стоит на ногах. У него было широкое добродушное лицо с резкими скулами. Абсолютно бесхитростный тип. У него были мягкие. Очень светлые русые волосы, красиво зачесанные за уши, добрые, большие серые глаза и полные, красиво очерченные губы. Лицо его было розовым, и почему-то мне подумалось (глупость, конечно!). что оно напоминает детскую конфету-карамельку.

Во внешности его не было ничего особенного. Не знаю, можно ли было сказать, что он красив. Возможно, нет. Мне даже кажется, что большинство женщин назвали бы его не красивым. Возможно. Даже пренебрежительно пожали плечами — «подумаешь, самый обыкновенный мужик». Да, все так. Обыкновенный. Но он, и именно он вдруг запал мне в сердце с такой силой, что я… Может, дело было в его глазах, в его удивительно добрых и приятных глазах. Мне вдруг подумалось, что он. Наверное, очень добрый. Он, наверное, не способен обидеть женщину, тем более — грубо пнуть ее ногой. Кроме того, он не выглядел ни хитрым, ни злым, наоборот… Он выглядел как человек, на которого можно положиться. Именно к такому в первую очередь обратишься в беде. И он поможет. А если не сможет помочь, то хотя бы не обидит, а это уже много. Так много, что такое качество способно заменить любую, даже самую изысканную красоту. Кроме того, он совсем не выглядел надменным. И (пусть мне простят такое сравнение, хотя бы идиотский муж Марины) он совсем не выглядел… москвичом. Не выглядел таким отвратительным столичным созданием, с пренебрежением плюющим на всех, кто живет от Москвы дальше, чем на два километра. Он выглядел простым… Таким же, как и я. Равным мне, что ли. Возможно, это звучит уже совсем глупо (как можно определить такое равенство на расстоянии, он вполне мог бы быть миллионером), но он выглядел каким-то простым…

Он говорил по телефону достаточно долго, и мне вполне хватило времени оценить и его одежду, и его внешность. Он был одет в простую белую рубашку с короткими рукавами, и обыкновенные серые брюки. Может быть, все это и было ужасно дорогим, но выглядело просто, и не пугало с первого взгляда как пистолетный выстрел своей стоимостью, равной приличной однокомнатной квартире. Наконец он закончил разговор (почему-то улыбнувшись в конце), спрятал телефон в карман рубашки, обошел машину и….

Дальше, разумеется, самое тяжелое. Долгих сказок не бывает. А волшебные ощущения никогда не длятся долго, я была к этому готова, но… Он обошел машину и открыл дверцу. Из машины вылезла девушка. С первого же взгляда на нее я поняла, что девушка относится к самым худшим представителям богатой московской породы. Она была холодной, надменной, все время недовольно кривящей лицо. К тому же, она явно давала понять, что привыкла, чтобы за ней ухаживали, угождали, может, носили на руках… На ней было коротенькое бело-розовое платье (и с печалью я определила его стоимость, ведь я уже ходила по московским магазинам с сестрой — в районе двух тысяч долларов, не меньше). Достаточно простое, но я уже знала, сколько стоит эта простота. Белые босоножки (семьсот долларов). Сумочка (полторы тысячи баксов). И (самое печальное открытие, но то поделаешь — правда есть правда) девушка выглядела красивой. Очень красивой (если уж совсем честно). И у нее были просто роскошные волосы.

Я никогда в жизни не видела таких волос! Длинные, ниже пояса, густые, золотистые, прямые, они струились по спине, как фантастический водопад, и мигом убили все мои надежды. Такие волосы — это что-то! Конкурировать с ними просто нельзя… всмотревшись повнимательней, я поняла, что волосы были в ее внешности самым роскошным и главным. Серые глаза выглядели какими-то тусклыми, водянистыми и смотрели очень холодно, нос был изящным, но слишком острым 9 крысиный какой-то носик), а губы, узкие, почти не видные, были откровенно плохи. К тому же девушку портила ее надменность, которую она демонстрировала на каждом шагу. Надменность отталкивала и выглядела неуместной. В ушах девушки блестели огромные золотые серьги (кругами, как браслеты) и если б у цыганки, к примеру, такие серьги выглядели бы красиво, то у девушки они выглядели смешно и откровенно ей не шли. Но спутник ее, казалось, ничего не замечал. Он с улыбкой взял ее за руку, и они пошли вдвоем по направлению к зданию института, даже не глядя на меня. Улыбка его была словно ножом в сердце. И вторым ножом было то, что он ни на кого, кроме девушки, не смотрел.