Мне бы в небо - Уолтер Керн

То, что я всегда забываю сделать, — а женщины в этом нуждаются. Тело Джулии под одеждой кажется дряхлым и твердым как камень.

— По-моему, проблема в твоих идеалах, — говорю.

— Да.

Насколько я знаю, лучше всего выключить телевизор или радио, когда пытаешься снять эмоциональное напряжение: телевизоры источают отрицательные эмоции, они навязывают зрителям идеи. Когда я сажусь на кушетку, с печеньем, мультфильм про гонщиков сменяется «Поросенком Порки». Может быть, Джулия умирает? На экране фермер с топором гоняется за Порки, и возле головы перепуганного поросенка возникают кружочки, обозначающие мысли, с изображением ветчины, котлет и сосисок. Бывает ли хуже?

— Соболезную насчет тех собак, — говорю я.

— Дело не в них, а во мне. Я все порчу. Ты когда-нибудь заглядывал в мою машину? Там полно старых телефонных счетов и пятен от пролитой колы. Я не могу собраться с мыслями. Как будто живу под водой. Обещаю сделать что-нибудь простое, например погулять с собаками, а потом вспоминаю другое данное обещание, и третье, и четвертое, составляю список и вычеркиваю пункты, но, прежде чем я успеваю закончить, в ручке заканчиваются чернила, и я бегу за другой, а уже пора идти домой. Вскоре невыполненных дел скопилось столько, что мне пришлось сказаться больной, чтобы проветриться, а когда я вернулась на работу, все на меня злились, страшно злились, так что я бегала и пряталась, вместо того чтобы взяться за дело как следует. И речь не только о работе. У меня всегда так. Я так дышу. Сплю. Чувствую. Ты понимаешь?

— Фокус в том, чтобы правильно распорядиться временем.

— Это нечто большее, — Джулия выковыривает изюминку и съедает, оставляя печенье нетронутым. — Прости, что я вытащила тебя сюда. Ты занят, а я помешала. Где ты должен быть завтра?

— В Финиксе. У меня встреча с издателем. Надеюсь.

— Кара сказала, ты что-то пишешь. Класс. Это детектив?

— Скорее, притча. Для деловых людей.

— Она длинная? — спрашивает сестра. — Люблю длинные книги. В них можно уйти с головой, и тогда становится уютно.

— Деловые люди не лежат, свернувшись клубочком с книгой.

Джулия опускает подбородок на колени. Я глажу ее по голове. Стыдно признать, но худоба Джулии имеет свои достоинства — ее шея сделалась длинной и изящной.

— Твой подарок на свадьбу был самым лучшим, — говорит она. — Кейт открыл его случайно. Ты, наверное, просто разорился. Кто сказал тебе, что нам именно это и нужно? Мама?

Подарок не от меня — сестра ошиблась. Я выбрал чемоданы лишь вчера и ждал, пока заново активируют мою карточку, прежде чем сделать заказ. Про акции Джулия тоже никоим образом не может знать. С другой стороны, может быть, это работа Кары. Она свято уверена в том, что я безответственен, когда дело доходит до проявления чувств. Возможно, она прислала нечто практичное от моего имени, микроволновку или пылесос, и забыла предупредить. Она покрывает меня таким образом, как бы подделывая мою подпись на добрых делах.

Я пускаю пробный шар.

— А вам это было нужно?

— Строго говоря, никому это не нужно позарез. Наши бабушка с дедушкой прекрасно обходились и так.

— А кто сказал, что это мой подарок?

Она поднимает голову и рассматривает меня прищуренными глазами.

— Ты в порядке?

— Немного устал. А что?

— Странный вопрос. Ты все еще принимаешь те таблетки?

— Это было давным-давно.

— Значит, больше никаких приступов?

— У меня никогда не было приступов. Это все равно что называть любую шишку раковой опухолью.

— Значит, припадки.

— Еще хуже.

Джулия, как обычно, не в курсе дел. Она имеет в виду бета-блокаторы, которые прописали мне от тахикардии — это обнаружилось во время ежегодного медицинского осмотра на работе, несколько месяцев спустя после похорон отца. Тогда я с ног валился от усталости и питался одной колой, мотаясь между Денвером, Лос-Анджелесом и Хьюстоном в попытке сгладить последствия непростого слияния двух средних региональных рекламных агентств. Измученный скорбью по отцу и психологическим гнетом полученного задания, которое состояло в нахождении и увольнении избыточных сотрудников, я пережил нечто вроде нервного срыва — это выражалось в том, что несколько раз на важных встречах и переговорах за ланчем на меня нападала непреодолимая дремота. Благодаря деликатности коллег, которые как будто не замечали моих маленьких отключек (и поскольку никто не становился тому свидетелем более чем единожды), прошло несколько недель, прежде чем я задумался о происходящем. Мне казалось, что я отключаюсь лишь на несколько секунд, тогда как я спал по нескольку минут. В аэропорту Лос-Анджелеса я наконец осознал, в чем дело, когда задремал в телефонной будке в «Компас клаб» и пропустил свой рейс. Мне дали оплачиваемый отпуск. Я ушел с работы на полтора месяца (личный рекорд), посетил несколько семинаров, чтобы воспрянуть духом, и полностью восстановил силы. Не считая незначительной аритмии, осталось лишь одно долговременное осложнение. Так случилось, что во время одной из моих коротких отключек — в денверском устричном баре — подлый Крейг Грегори сыграл со мной шутку: вытащил из заднего кармана бумажник и сунул туда визитку некоей Мелиссы Холл из «Грейт Уэст». «Очень рада знакомству. Позвони», гласила надпись на визитке. Еще там было нарисовано сердечко. Я нашел карточку, когда просматривал список контактов, пару дней ломал голову, а потом решил рискнуть и позвонил. Предположив, что упомянутая женщина — стюардесса, я оставил любезное, хоть и осторожное, сообщение и получил в ответ вежливый звонок от Мелиссы — секретарши Сорена Морса и, как выяснилось, его бывшей любовницы. Впрочем, вот что было странно — после изрядного замешательства, когда мы наконец вычислили шутника (Крейг Грегори был знаком с Мелиссой через своего кузена), она сказала, что видела мое имя, когда рассылала приглашения на рождественскую вечеринку, которую Морс устраивает для постоянных клиентов «Грейт Уэст». Мы договорились встретиться на вечеринке, до нее оставался всего месяц, но приглашения я так и не получил. Я позвонил опять, чтобы все выяснить, но Мелисса не стала со мной говорить, и я мог лишь сделать вывод, что Морс лично вычеркнул мое имя из списка гостей. Ревность? Я попытался поговорить с Крейгом Грегори, и тот меня высмеял, хотя, несомненно, занес этот случай в папку «Такова жизнь» — такие он завел на всех сотрудников.

Короче говоря, для меня выдалось тяжелое время. Но повторяю: никаких приступов не было. Мои сестры тратят изрядную часть жизни, болтая по телефону и ошибочно заполняя своими домыслами лакуны в моей биографии.

Так всегда бывает, если есть сестры. Когда после многих лет бесплодных попыток родилась Кара — в Миннесоте не предполагается, что нужно делать для этого усилия, все думают, что дети должны рождаться каждый год, — родители уже считали себя слишком старыми. Мое появление на свет удивило их. Отец был рад, как и всякий мужчина, у которого родился сын, но он был страшно занят, потому что обслуживал новый газопровод. Моя биография началась с того, что я ему помогал. В пять лет я ездил на переднем сиденье грузовика с пропаном и изучал основы дела, которым безо всяких сожалений мог бы заниматься до сих пор, если бы оно продержалось на плаву. Секрет был в том, что к каждой поставке прилагался бонус — отец передавал с фермы на ферму новости, чинил и устанавливал сигнальные фонари, доставлял посылки вдовам и сиротам. Мое ученичество гарантировало мне местечко в повседневной отцовской жизни — и в жизни всего нашего круга.

Все изменилось, когда родилась Джулия, на месяц раньше срока, но лучезарная и прекрасная, отнюдь не похожая на обезьянку, как прочие, рядовые, младенцы. Если я удивил родителей, то она их поразила. Ее красота перевесила нашу заурядность, и мы соревновались за расположение Джулии. Отец, который к тому времени заметно преуспел, сократил количество рабочих часов, чтобы проводить больше времени дома; Кара и мама постоянно боролись за право сменить малютке подгузник и покатать ее в новой коляске по городу. Я стал третьим лишним. Оказавшись наедине с Джулией, я баловал ее лакомствами и игрушками и изо всех сил старался впечатлить своей мужественностью. Когда мне было четырнадцать, а ей десять, я у нее на глазах сбил с ног парня постарше. Я забирал у сестры домашнюю работу, когда она возвращалась из школы, и отдавал выполненные задания утром. Когда Джулии исполнилось двенадцать, она влюбилась в меня; из колледжа я посылал ей письма с рассказами о своих успехах и об отвергнутых девушках, которые якобы положили на меня глаз. Наш роман продолжался вплоть до летних каникул, когда я повел ее на фильм категории «старше семнадцати», и Джулия во время романтической сцены положила голову мне на плечо. Один наш знакомый, сидевший двумя рядами дальше, поговорил с мамой, и любви пришел конец.