Бразилия вчера и сегодня - Борис Иосифович Коваль

семья!» тем не менее встречали сочувствие среди измученных кризисом и уставших от политической неразберихи людей, которые думали, что интегралисты действительно желают бороться против империализма. Многие и не догадывались, что гитлеровцы рассчитывали с помощью интегралистов установить свой контроль над Бразилией: «В Бразилии, — цинично говорил Гитлер, — мы будем иметь новую Германию… мы имеем право на этот континент… Прошло время, когда мы вынуждены были уступать место Испании и Португалии и играть повсюду роль опоздавших…».

Деятельность интегралистских отрядов, несмотря на перспективу усиления позиций германского фашизма, пользовалась значительной материальной и моральной поддержкой со стороны монополий Англии и США. Часть бразильской крупной буржуазии, землевладельческая олигархия склонялась к тому, чтобы передать власть интегралистам, которые, по их мнению, лучше, чем правительство Ж. Варгаса, могли бы обеспечить надлежащий порядок.

В Бразилии фашизм, разумеется, не был простой копией итальянского или немецкого «оригинала». Г. Димитров в докладе на VII конгрессе Коминтерна подчеркивал: «Никакие общие характеристики фашизма, как бы они ни были верпы сами по себе, не освобождают нас от необходимости конкретного изучения и учета своеобразия развития фашизма и различных форм фашистской диктатуры в отдельных странах и на различных этапах. Необходимо в каждой стране исследовать, изучить, отыскать национально-особенное, национально-специфическое в фашизме…»{113}

Как же оценить бразильский фашизм в целом? Чтобы ответить на этот вопрос, надо вспомнить то определение фашизма, которое было дано на VII конгрессе Коминтерна. Г. Димитров в своем докладе на этом конгрессе показал, что фашизм у власти есть открытая террористическая диктатура наиболее реакционных элементов финансового капитала. Фашизм — «это не обыкновенная замена одного буржуазного правительства другим, а смена одной государственной формы классового господства буржуазии, буржуазной демократии, другой его формой — открытой террористической диктатурой»{114}.

В условиях Бразилии основное содержание политической обстановки после 1930 г. определялось не кризисом буржуазной власти и, как следствие этого, отказом от буржуазно-демократической формы ее господства, как это было, скажем, в Германии. Введение авторитарных методов правления в Бразилии было обусловлено утверждением господства буржуазии, сломом старого, олигархического режима. Это была определенная восходящая фаза развития бразильской буржуазии как класса и укрепления с помощью антидемократических методов ее экономического и политического господства, Данный процесс протекал в условиях острой классовой борьбы и давления со стороны иностранного империализма и местной олигархии, что придало общей ситуации противоречивые черты. В процессе социально-экономического сдвига собственно фашистская тенденция была характерна лишь для части местной финансовой и промышленной буржуазии и крупных помещиков, которые ориентировались на союз с гитлеровской Германией.

По мнению американского исследователя Роберта Левина, «бразильский интегрализм выглядит как авторитарное и иерархически-организованное движение, во многом заимствованное из иностранных фашистских источников, по уходящее корнями глубоко в бразильский национализм и культуру… Хотя интегралистская доктрина обещала трудящимся иллюзорную интеграцию в органическое национальное общество, городские рабочие и полубезработные массы остались в общем равнодушными, поэтому основу движения составили «белые воротнички», бюрократы и чиновники, кадровые военные низших рангов и мелкие торговцы. На юге Бразилии интегралисты встретили серьезное соперничество со стороны чисто немецких нацистских групп»{115}.

В этой оценке содержится ряд верных наблюдений. Однако, что касается националистических корней интегрализма, то здесь следует сделать ряд оговорок. Интегрализм, как бразильская разновидность фашизма, действительно широко использовал в своей пропаганде националистические лозунги, по вкладывал в них совсем иное содержание. По существу, для интегралистов был характерен квазинационализм, или реакционный национализм, поскольку «величие Бразилии», ее «освобождение от империализма» — все это мыслилось обеспечить не на позициях укрепления экономической независимости страны, не путем социально-экономических преобразований, а с помощью полного пресмыкательства перед европейским фашизмом, прежде всего перед Германией и Италией.

Такую антинационалистическую линию, естественно, поддерживала лишь часть эксплуататорских классов. Другая часть, причем более значительная, ориентировалась на буржуазно-националистический курс Ж. Варгаса, на укрепление местного капитализма в партнерстве с США. В рамках этого курса интегрализм мог играть лишь роль дополнительного инструмента в осуществлении ряда антидемократических функций, взяв на себя наиболее грубые обязанности по борьбе с коммунизмом и демократическими силами.

Политический вес интегрализма особенно возрос в 1933–1935 гг., когда П. Салгадо и его зеленорубашечники развернули кампанию массовых погромов. Возникла реальная угроза фашизации политической жизни и в перспективе возможность прямого приближения интегралистов к кормилу государственной власти. Особенно опасным явился тот идеологический и моральный вред, который наносил интегрализм. Увлечение фашистской символикой и демагогией, искреннее желание избавиться от язв капитализма, ложное представление о коммунизме — все это вносило большую сумятицу, открывая путь для дальнейшего укрепления фашизма.

Опасность фашизации усугублялась тем, что режим личной власти нес в себе существенные антидемократические и в принципе профашистские тенденции. Правда, диктатура выражала интересы широких кругов местной буржуазии и не шла слепо на поводу наиболее реакционных внутренних и внешних сил, по тем не менее механизм властвования, формы и методы управления носили авторитарный характер. В этом смысле режим содержал в себе определенные потенции самофашизации. В этих условиях необходимо было поставить заслон как дальнейшему росту иитегралистского движения, так и возможности внутреннего перерождения диктатуры Варгаса из буржуазно-националистической в фашистскую. Проще всего вторая задача решалась путем устранения диктатуры вообще.

С этой двоякой целью прогрессивные силы Бразилии по инициативе коммунистов развернули борьбу за создание широкого, подлинно народного фронта.

Народный фронт и восстания 1935 г.

Борьба Бразильской коммунистической партии за создание антифашистского и антидиктаторского, антиимпериалистического и демократического народного фронта началась в 1934 г. После длительной и упорной работы такой фронт был, наконец, создан в марте 1935 г. в лице Национально-освободительного альянса, объединившего под своими знаменами более 1,5 млн. патриотов. Альянс представлял собой политическую коалицию ряда прогрессивных общественных организаций, выступающих за развитие антиимпериалистического и антифашистского движения, за свержение диктатуры и передачу власти в руки народно-революционного правительства.

В манифесте Подготовительного комитета НОА, опубликованном 1 марта 1935 г., говорилось: «Мы боремся за свободную родину! Мы боремся за освобождение Бразилии от империалистического рабства! За социальную и национальную независимость народа!»

Руководящие позиции в движении народного фронта занимали коммунисты и левые тенентисты. Почетным председателем альянса был заочно избран Луис Карлос Престес. К этому времени Престес уже стал членом Бразильской коммунистической партии. Его заочное избрание объяснялось тем, что он долгое время находился в эмиграции и вернулся в Бразилию лишь в апреле 1935 г. В своем письме от 25 апреля 1935 г. Л. К, Престес обратился к альянсистам с призывом встать на защиту демократии. «Только движение масс, — писал он, — может воспрепятствовать наступлению фашизма… Организация этой борьбы — первейшая задача Национально-освободительного альянса»{116}.

По мнению альянсистов, в стране уже сложились все признаки «кризиса господствующей камарильи». В этих условиях для полного