Меня зовут Феликс - Марина Брутян

затошнило. Сразу открыл бутылку и уполовинил колу. Стало легче. Оказывается, то, что я не любил, на самом деле не такое уж плохое. Может, когда-нибудь я и тушеный лук начну есть? Допивал бутылку я уже по дороге домой. Выбросил ее в урну в парке и присел на скамейку. Опять закурил, задумался о том, что же будет дальше и встречусь ли я с Белой Королевой.

Еще недавно я был уверен в том, что на свете есть человек, который всегда будет рядом, когда бы мне это ни понадобилось. Но сегодня я в это уже не верил. Моя Алиса мне не звонила, хотя ручаюсь: она уж точно знала день моего рождения. Ее дня рождения я не помнил или не хотел помнить. Не знаю, обида ли это или разочарование, но как только я понял, что моя уверенность в ее безоговорочной привязанности ко мне не имеет под собой достаточных оснований, я стал восстанавливать в памяти всё, что знал о ней. Помню, она болтала без устали, когда волновалась — а рядом со мной она всегда бывала взволнована.

Говорила всё, что взбредет в голову. Всегда высказывала людям в лицо то, что думает, а потом пыталась сгладить обстановку. Кофе пила с молоком, но без сахара. Не любила математику. Каждый раз, приходя ко мне, останавливалась на этаже, переводила дыхание, пытаясь справиться со смущением, и только потом стучалась в дверь. Когда нервничала, грызла обложку телефона. Не могла пить остывший чай, любила печенье с шоколадной крошкой.

Я так много знал о человеке, который был от меня далеко, что посчитал эту информацию бессмысленной и требующей немедленного удаления из памяти. Но у меня это не получилось. Ночью я опять думал о ней. Все мои мышцы одновременно бунтовали и пульсировали, настаивая на незамедлительном разрешении ситуации. Как назло, она молчала — как будто ее и не было. Странно получается: если кто-то молчит, значит другой хочет очень громко кричать. И мне действительно хотелось кричать. Издать боевой клич и начать действовать. Природе мужчин свойственно сначала разрушать, а потом чинить, подумал я о себе.

И стоило мне признать этот факт, как в голове стала вырисовываться тропинка, которая должна была привести меня к точке, где можно будет остановиться на последующие несколько лет. Сколько их будет, я не мог предположить, но знал точно, что их будет меньше пятидесяти.

Котик не спал. Я достал его из аквариума и посадил себе не тыльную часть ладони. Он щекотал меня своими мягкими лапками, точно кот.

— Вот так, Котик, старею.

Паук тихо запищал — наверное, хотел поздравить.

— Если я уйду раньше, то не беспокойся: Молли возьмет тебя к себе.

Он взобрался по моей руке, дошел до плеча и стал пищать прямо в ухо.

— И я тебя люблю, дружище…

Глава 23

≪Плакать — это хорошо.

Это нам напоминает, что мы люди≫.

Я художник-мультипликатор, но то, чем я сейчас занимаюсь, не доставляет мне удовольствия. Я оживляю картинки, дарю им движения и мимику, а двигаются они не по моему сценарию. Нет в них ни характера, ни стержня. Хочется, конечно, в процессе работы скреативничать, добавить драматургии, но я даже не предлагаю заказчику ничего из того, что мне приходит в голову. Просто выполняю свою работу, которая не доставляет мне никакого удовольствия. Ничто другое не может меня прокормить, а менять сферу деятельности я не могу. Во-первых, думаю, мне уже поздно учиться чему-то новому, во-вторых, я трус. Я боюсь выйти из своей зоны комфорта, даже если мне в ней не очень комфортно.

В то же время мне всегда казалось, что те, кто советуют выйти из зоны комфорта, чтобы добиться какого-то результата, просто говорят это, потому что ничего иного предложить не могут. У каждого из нас есть привычная жизнь, где нам уютно, хорошо и в меру комфортно. И если вдруг мы решаем, что хотим чего-то большего, то почему обязательно мы должны со всем этим расстаться и начать делать что-то непривычное? Если уж придется что-то менять, то не обязательно выходить из привычной зоны пусть даже полу-комфорта, ее достаточно просто расширить: медленно, постепенно, увеличивая ее радиус за счет поставленных и наиболее реально выполнимых целей. Чтобы достижение результатов приносило удовольствие.

Так вот, медленно и постепенно я собирался начать движение к своей точке, в которой планировал остановиться с воплощения детской мечты снять мультфильм. Мультфильм, который посмотрят и дети, и взрослые, и все будут рыдать. Потому что я хочу, чтобы они рыдали. Плакать — это хорошо. Это нам напоминает, что мы люди.

Моим героем будет лис. Он, как и я, одиночка по натуре и оказывается в паре только во время гона. Как и я, лис мало кого подпустит к себе на близкое расстояние: только тех, кто заслужил доверие. И, как меня, лиса обманут и предадут. История моя описывает трагедию молодого лиса и мальчика, который под давлением обстоятельств сознательно идет на жестокость, чтобы спасти жизнь хищнику.

Подслушав разговор взрослых о том, что нужно добыть лисью шкуру, мальчик впадает в отчаяние. Дело было в июне, и он прекрасно знал, что на лис до зимы охотиться нельзя, потому что они только начали линять. А попадись им самка — рожденные совсем недавно малыши могут погибнуть, потому что еще не привыкли к самостоятельности. Мальчик приуныл еще больше, когда представил, что жертвой может оказаться его друг, четвероногий обитатель леса с роскошным хвостом. Красный лис в этой местности редкость, но именно его мальчик увидел прошлой осенью, когда тот пытался пробраться в курятник. Лис, завидев мальчика, не убежал, а лишь слегка оскалился. Еще не спрятавшееся полностью солнце окрасило его и без того темную шкуру в еще более яркий цвет, и животное казалось темно-красным. Мальчик назвал его Пирос. На каком-то из языков это означает красный, но он не помнил, на каком, да и не важно это было.

Мальчик зашел в дом и вернулся через пару минут, держа в руке кусок вареного утиного бедра.

— Пирос, — закричал он, хоть и не думал, что тот откликнется. Потом швырнул бедро в сторону лиса.

Тот схватил добычу и убежал. А мальчик остался стоять в надежде, что зверь вернется и тогда, возможно, ему удастся еще чем-то его угостить. Пирос не пришел и на следующий день, а мальчик смотрел в окно, из которого открывался вид на лес, и ждал. Потом выбегал из дому, осматривался вокруг курятника, но, не найдя следов Пироса, снова