По мосту через пропасть - Лора Брантуэйт

Сумерки сгущались — из опаловых делались голубыми, из голубых — синими, потом темно-серыми, и вот уже в комнате стоит темнота, и тени на стене резче, страшнее. Какая-то мысль стучалась в сознание Анны, но Анна отмахивалась от нее, и мысль послушно затихала на пороге разума еще на некоторое время, а потом снова принималась за свое беспокойное дело.

Эта мысль была об Адриане, и Анна не хотела ее думать. Она нырнула в спасительный сон, но спасение оказалось лишь иллюзией, потому что во сне Сьюзен танцевала танго прямо посреди кофейни вместе с Дереком, Джеймс угощал тетю Маргарет чаем, Анна стояла за стойкой, прибитая большими гвоздями к полу, а Адриан должен был прийти с минуты на минуту, но все не приходил.

Анна проснулась в два часа ночи от невыносимого холода, полежала минуты три, возвращая себе контроль над разметавшимися по кровати и какими-то одеревенелыми руками и ногами, и только потом сообразила, что настойчивый клацающий звук издают ее собственные зубы, выстукивающие горячечную чечетку.

Сил хватило ровно на то, чтобы снять туфли и забиться под одеяло. Ни о каком аспирине речь не шла — слишком далеко идти по маленькой спальне до ванной.

В следующий раз Анна открыла глаза, когда в комнате уже плескался неяркий свет пасмурного осеннего утра. В сознании таяли образы сумбурного, неприятного сна. Анна вспомнила вчерашний день — и ей страшно захотелось, чтобы он тоже ей приснился. Можно было бы отмахнуться, растворить осадок под теплыми струями упругой воды, спуститься вниз и заварить чай в ожидании Адриана.

Увы, эта роскошь была ей недоступна. Каждый взгляд, движение, слово, каждая секунда вчерашнего дня врезались в память, словно их вытравили кислотой по металлу. Воспоминания-шрамы.

Романтической сказке пришел конец.

Ее неосознаваемым мечтам пришел конец.

Той трепетной, радужной нежности, которую она испытывала к Адриану, пришел конец.

Пожалуй, сердце так же будет давать лишние удары, когда она будет видеть его, но вместо тепла по коже будет растекаться мороз.

Зачем было все начинать?!

Ведь у него и так все есть, есть деньги и титул, есть насыщенная столичная жизнь, есть семья, есть очаровательная подружка, похожая на киноактрису… Неужели в его жизни так остро не хватало чувств Анны Бартон, что он затеял эту игру?

Анна длинно и заковыристо выругалась. Это было испытанное средство по восстановлению душевного равновесия, но средство на крайний случай.

А впрочем… Есть ли у нее право осуждать его и предъявлять претензии? Она ему не жена, не невеста, не любовница — просто подруга, и все. Адриан познакомил двух своих подруг и все, никакой это не смертный грех…

Здравый смысл был холоден и беспристрастен, как и полагается здравому смыслу. Но женщина в Анне рыдала, и вонзала ногти в ладони, и грозила Адриану самыми страшными проклятиями, потому что она… черт, да она же и вправду влюбилась, и кто виноват, что слишком поздно поняла это?!

Анна питала глубокую уверенность в том, что, когда между двумя людьми что-то происходит, они оба об этом знают, путь и подсознательно, пусть и не отдают себе в этом отчета. Он наверняка где-то в глубине души чувствовал, что она к нему тянется и расцветает в его присутствии, и сам расцветал, так зачем? Зачем вмешал сюда Сьюзен? Хотел показать Анне, что у них ничего не получится?

Да она и так это знает, знала всегда, они же родились и выросли в разных мирах, и в разных мирах живут, и по узкому мосту, который лежит через эту пропасть, не пройти ни ему, ни ей. Она никогда не мечтала попасть на страницы светской хроники, развлекаться при свете вспышек фотоаппаратов, да и он в этой провинциальной дыре — как дельфин в обычной ванне, скоро задохнется…

Анна рывком поднялась с постели. В глазах потемнело, но совсем ненадолго. Ноги держали. Значит, лихорадка явно нервного происхождения позади.

Часы показывали восемь тридцать — очень мило с их стороны, есть время прийти в себя перед началом рабочего дня. Анна долго обливалась то горячей, то холодной водой, долго уговаривала свое лицо спрятать отеки и траурные полукружия под глазами. Лицо уступило, вняв веским косметическим аргументам вроде термальной воды, тоника, тонального крема и пудры. Анна решила, что, если не подкрасить глаза и губы, «штукатурка» будет смотреться как специальный макияж на покойнике, а потому потратила еще десять минут на работу с красками.

Результат ее вдохновил: она стала похожа на куклу, причем в лучшем смысле этого слова — нежный цвет лица, длинные ресницы, подчеркнутый крутой изгиб бровей, полуяркие матовые губы. Узкое светло-серое платье с наброшенной на плечи ярко-красной шалью довершило облик. Анна подумала, что с нее хорошо бы рисовать персонажей японского анимэ, надела туфли на высоком каблуке (на случай, если Сьюзен заглянет еще раз и можно-таки будет посмотреть на нее сверху вниз) и спустилась в кофейню.

Судя по всему, постоянные клиенты прониклись неосознанным сочувствием к Анне и обстоятельствам ее жизни, которые в последнее время то и дело вмешивались в ее рабочий график. Во всяком случае, ни тебе разбитых стекол, ни неприличных надписей краской на стекле, которые бы выразили ей справедливый упрек в том, что она мало работает. Может, и вправду подумать о помощнике?

Анна включила свет — осенью даже по утрам он необходим для поднятия настроения, и поставила чайник, надеясь, что уютные звуки вскипающей воды помогут ей настроиться на рабочий лад.

Настроение подниматься не спешило. Анну мучило чувство, что ее предали. Нет, конечно, Адриан не клялся ей в любви до гроба и, если быть точной, не обещал вообще ничего. Но все-таки… Как-то гадко он все сделал. Его будто подменили вчера, точнее, наверное, не вчера. Если бы с ним было все нормально, он, может, все равно привел бы сюда Сьюзен, но вел бы себя не так холодно и надменно.

Анна перетирала посуду, с которой не справилась вчера.

Неужели прошедшие две недели ей просто приснились? Или это был тщательно разыгранный спектакль?

Хлопнула дверь. Сердце ёкнуло. Анна подняла голову — Клайв.

— Доброе утро, Анна. — Приветствие прозвучало почти как вопрос.

— Привет, Клайв. — Анна постаралась скрыть разочарование. — Самый крепкий и бодрящий?

— Да-да.

Вот еще одно недоразумение. Анна, конечно, не рассчитывала составить партию какому-нибудь арабскому шейху, но и Клайв это уже перебор со стороны Амура, явный перебор. Похоже, этому несносному мальчишке давно не надирали уши…

Анна предположила, что он снова начнет свои матримониальные разговоры, но ей было уже все равно. Когда собственное сердце разбито, меньше волнуешься за чужие. Жестокая правда жизни.