Падение Небесного города - С. М. Бладинг

— Значит, меня не тронут.

— Морские змеи — да.

Мои ноги уже были в воде. Я замер и глубоко вдохнул.

— Тогда чего мне бояться?

— Тебя чуть не убила грязь, Синн, — лучший друг развел руки, качая головой. — Ты безнадежен.

Очень помогло.

Я отчистил почти всю грязь. Оставалось лишь высохнуть, хотя после такого купания я покроюсь солью. И все же так лучше, чем вонять. В той грязи точно что-то умерло.

Путь к самолету был дольше, но мы не боялись заблудиться. Остались ведь следы жуков.

Джошуа развлекал нас своими открытиями о тех жуках. Он любил науку. Это точно.

Хаджи дополнял его рассказ тем, что мы не успели увидеть — их повадками, едой. И ели жуки не людей, а птиц.

— Почему тогда они хотели нас съесть?

— Это ты так думаешь, — Хаджи с легкостью шел по дюнам.

Я же шел, словно был пьяным. Ноги не привыкли к неровной поверхности дюн. Только к прямой поверхности и воздушным потокам.

— Им было любопытно, — Хаджи спустился по склону дюны. Пришлось бежать, чтобы слышать его. — Ты выстрелил в того, кто исследовал, и они восприняли это как угрозу.

— Вообще-то, — сказал я хрипло, — стрелял не только я.

— Нет, — отозвался Хаджи, — но ты их взорвал.

Я недовольно посмотрел на него.

Он не обратил внимания.

— Значит, они мирные, — сказал Джошуа, длинные ноги помогали ему идти по песку.

— Они — помеха, — Хаджи посмотрел на Кала высоко в небе. Санг едва показалось из-за горизонта. — Любопытные и вспыльчивые.

— Хорошо, что ты знал о змеях.

— У всех есть враги.

Остаток пути прошел почти в тишине. Мы слишком устали, чтобы разговаривать, пока шли по проклятому песку. Пистолет, может, и отличная идея использования моей силы, но это меня истощало. Нужно найти способ получше.

Когда мы добрались до самолета, видно было только хвост и два с половиной пропеллера. Джошуа застонал:

— Какой кошмар!

Я замер. Хотя я пытался стоять ровно, у меня не вышло. Я представил, что в пески попал «Юсрра Самма», и сердце сжалось. Мой дом, принадлежащий небу, не мог застрять в земле. Я кивнул и похлопал его по спине.

— Прости, я отчасти в этом виноват.

Он стряхнул мою руку.

— Мы знали, что должны улететь, но скрывали самолет. Если бы королевы увидели, что мы закончили, они забрали бы у нас изобретения, чтобы размножить. Так лучше. Больше никто не получит то, что мы создали.

Я не знал, что сказать, потому молчал. Я прошел за ним в самолет и рухнул на ближайший контейнер.

Он поднял меня, закинув мою руку себе на плечи.

— Разве я не просил тебя не использовать так много силы.

Просил.

— Я помню, как ты скулил, что у нас не те компоненты, и что я прошу того, что еще никто не делал.

Он кивнул.

— Значит, все помнишь, — он повела меня к лестнице.

Я схватился за перила и поднял себя, пытаясь убрать руку с его плеч. Но он не пускал.

— Учись разумно тратить свой дар.

— Мне не показывали, как.

— Никс боялась, наверное, что тогда ты восстанешь против нее.

Я кивнул и огляделся.

Хаджи нашел Иветту, и они ушли в кабину пилота.

— Ты о нем волнуешься, — сказал Джошуа, махнув в сторону Хаджи.

— Да, — я замер, глядя им вслед. — Он потерял Семью, а потом и лучшего друга. Он изменился, — я покачал головой. — Он другой.

— Все мы всегда меняемся, — Джошуа повел меня наверх по лестнице. — Но такие события меняют сильнее.

— Просто хочется, чтобы с ним все было хорошо.

— Так и будет.

Я кивнул.

Джошуа открыл дверь и отпустил меня.

— Вот. Спальня.

Точно. Вдали было возвышение, похожее на двухъярусную кровать. Было и что-то еще, но я видел только кровать.

— Спасибо.

Он подтолкнул меня в комнату.

— Поспи.

Я не слышал, как он закрыл дверь. Я заснул до того, как голова коснулась подушки.

Проснулся я в тишине.

Я и не понимал, каким шумным был прошлый день, но теперь открыл глаза, а звуков не было вообще ни в самолете, ни шума песка снаружи, ни разговоров. Просто. Тишина.

И мне она нравилась.

Я повернулся на спину и посмотрел на дно кровати надо мной, что было высоко. Никого там не было. Я постучал кончиками пальцев по груди, опустошив сознание. Многое случилось, о многом я не хотел думать. Ноги не хотели двигаться, потому стоило поразмышлять, хотелось мне этого или нет.

Боль в голове была едва заметной. Я не слышал ее голоса. Было лишь тихое бормотание, а остальная боль была такой, словно я ушибся головой.

Но я чувствовал. Она ждала.

Как мне сбежать, если я во власти Никс? В этом не было смысла.

Я что-то пообещал? Правда?

Я закрыл глаза и принялся вспоминать попытки Никс сломать меня, изменить меня. Она старалась. Не все было пыткой. Нет. Но и я бы не так силен, чтобы выдержать все. У меня был предел. Отец успел научить меня знать предел, но он не научил меня противостоять пытке наслаждением.

Пытка. Наслаждение. Я накрыл рукой глаза, вжался в кровать. Слова не имели смысла вместе, но это сработало. Меня злили побои и голодовка, но маленькие удовольствия, немного алкоголя или наркотиков работали идеально.

Что я пообещал?

Это могло быть что угодно.

Я не мог вспомнить, что говорил, в деталях. Пообещал, что всегда вернусь к ней? Даже в худшие моменты? Да? Пытка была такой невыносимой?

Я покачал головой. Нет.

Что она выудила из меня? Что я захотел отдать? Как я связал свою душу?

Холодок пробежал по коже, мои глаза распахнулись, я увидел ее темные глаза, вглядывающиеся в мои, рука ее скользила по моему животу, дыхание щекотало грудь.

— Ты мой, — прошептала она.

Я старался изо всех сил держать рот на замке, пока тело дрожало от ее прикосновений.

Ее губы скользнули от моей груди к ключицам, язык обвел их силуэт.

— Скажи мне.

Я закрыл глаза и отвернулся.

Ее рука коснулась моей привязанной руки.

— Я могу держать тебя так всю ночь. Днями, — она встала, устроилась на моих бедрах, ее юбка накрыла мои ноги. — Ты сам знаешь.

Я смотрел на нее, пытаясь расслабить челюсть.

— Ты ведь хочешь вернуться на уроки? Проводить время в любимой лаборатории? — она провела ногтями по моей груди. Я выгнулся, не в силах сопротивляться.

Уголок ее губ приподнялся, она склонилась надо мной, касаясь своей грудью в корсете моего тела.

— Скажи, что ты мой.

Я кивнул.

Она прижала палец к моим губам, шепча: