Кир Великий - Сергей Анатольевич Смирнов

чересчур громко изрек Гарпаг.— Мой коновал, как мне известно, все еще жив, хоть пойман и посажен в яму. Охотнику же Кир снес голову своей собственной рукой. Те неизвестные, которые пытались захватить дворец, тоже были все перебиты. Я подозреваю что у меня и Астиага в один и тот же час возникли в головах сходные замыслы, и потом эти замыслы скакали в Пасаргады наперегонки. Теперь я в полном недоумении. С одной стороны, все складывается как нельзя лучше. Астиаг поверил, что горы следует обложить войсками. Вот они, войска! Киру остается только самому спуститься с гор. И я, как встарь, готов за руку привести его в Эктабан.

— Он уже не мальчик, чтобы вести его за руку.

— Тем лучше. Тем лучше, Фарасг,— произнес Гарпаг с нескрываемым сожалением.— Но он молчит. Он бездействует. Чего ждет? Нового покушения на свою жизнь? Теперь это загадочное послание! Будто он не прирожденный воин, а какой-нибудь премудрый эллинский оракул. Может быть, ты, Фарасг, скажешь, каким еще способом можно сманить Кира с его голой и холодной горы в плодородную долину?

При этих словах или чуть позже из тьмы над селением раздался какой-то шум, и мне пришлось навострить оба уха в другую сторону. Похоже было на то, что Иштагу попался.

Я узнал уже достаточно и для себя и для Кира. «Пора уносить ноги» — эта мысль оказалась верной, но, увы, слегка запоздавшей.

Видно, Иштагу проявил мощь целого войска, совершившего внезапное ночное нападение, и уже отовсюду к дому военачальника потекли огни и тревожные голоса.

Я спрыгнул с крыши и юркнул в ближайшую темную щель между домами, но кто-то успел заметить мою тень.

Сначала меня догнали только крики:

— Вот он! Вот он! Ловите его!

Облава началась. Как ни запутывал я свой отходной путь, как ни ускользал от топота погони, а только мидяне знали лучше меня все выходы из лабиринта щелей.

На одного охотника я во тьме напал первым и заколол его в живот. Всего же их в том переулке оказалось трое — все без факелов. Но огни приближались.

Передо мной блеснуло лезвие меча. Я выбил оружие из руки ударом в запястье. Однако мидянин оказался цепким. Он прыгнул на меня, ухватил за плечо и дернул за собой на землю. Мы упали, прокатились по короткому склону и наткнулись на стену дома.

— Поверни! Поверни! — кричал третий, пытаясь достать меня копьем, но боясь во тьме проткнуть товарища.

Упершись в стену спиной, я развернул ловца, сделав его своим живым щитом. Каждый из нас пытался теперь добраться до горла своего врага.

— Огня! Огня! — требовал копейщик.

Факелы неслись к нам, как огромные светляки.

Едва я решил, что дела совсем плохи, как случилось страшное чудо. Кадык врага выскочил наружу, мидянин издал булькающий звук и обдал мне лицо кровью.

Стоявший на ногах копейщик вскрикнул от страха и отскочил.

Руки моего врага ослабли и свесились плетьми. Я oтбросил его в сторону. У него позади, из шеи, торчала, как из того зайца, скифская стрела. Промахнись Азал на три пальца — и заячья судьба досталась бы мне, угодив своим острием прямо в глаз!

Я оказался на ногах в то мгновение, когда один из приближавшихся факелов вдруг упал на землю. То еще одна стрела поразила жертву. Сразу сделалось темнее — мидяне отпрянули и попрятались по углам.

И все же зайцем, по счастью живым, мне пришлось стать ненадолго, чтобы, спасаясь, запутать следы. Даже скиф не ожидал, что появлюсь у него из-за спины. Он испугался и чуть не спустил тетиву раньше, чем я радостно и благодарно прошептал ему:

— Ты спас мою жизнь, Азал!

Селение гудело, как растревоженное гнездо ос. В стороне же и выше — там, где полагалось оставаться конями великану Иштагу,— напротив, воцарилось полное затишье. Нам обоим было ясно, что надо немедленно уходить в горы и при этом обойти то место стороной.

Внизу факелы цепочками растекались по краям селения и можно было разглядеть мидян, вооруженных щитами Они явно намеревались настичь лазутчиков.

Отступать на ощупь, не зная ни троп, ни ясного направления, было очень нелегко. Мы то и дело натыкались на отвесные стены, на колючие кусты; камни выскакивали у нас из-под ног, грозя то сбросить вниз с опасной высоты, то шумом своего падения выдать нас преследователям.

Скиф был очень легок, и не стоило труда подсаживать его в трудных местах. Сам же я отказывался от его помощи и часто отводил протянутую сверху руку, боясь, что с моим весом ему не сладить и мы сорвемся оба.

Огни медленно двигались за нами где вереницей, где широкой фалангой. Воинам Гарпага, видно, наскучило безделье, раз утомительная ночная травля представлялась им столь приятным развлечением.

Мы с облегчением перевели дух, когда наконец достигли леса и когда крики возбужденных охотников приутихли, а огней позади не стало видно. Однако настоящую передышку сделали только на рассвете — в тишине и густом тумане, окутавшем кроны деревьев.

Больше всего тревожило отсутствие коней. Я предложил Азалу переждать день, а потом заглянуть в ближайшее селение и увести коней оттуда. Скиф в знак согласия не проронил ни слова.

Но стоило нам найти несколько съедобных корешков и лужицу для возлияния, как ниже послышался шум и слабый стук копыт. Мы затаились в кустах. Азал же до плеча натянул тетиву.

Каково же было наше удивление, когда среди стволов, как говорится, «на кончике стрелы» появился наш грозный персидский всадник. Двух наших коней он держал в поводу.

Иштагу ехал, прильнув к холке, будто спал в седле. Он был ранен в бок ударом меча, и кровь тонкой тесемкой тянулась за ним следом. Я едва не надорвался, помогая ему сойти на землю. Рана оказалась такой, что перса нетрудно было бы через нее нашпиговать перепелами.

Он подполз к луже