Тростниковая птичка - Улыбающаяся

  Мы с близнецами отлично провели время - сначала они учили меня взламывать систему управления убежища с помощью школьного бука, ножа и фольгированных фантиков от конфет (конфеты пришлось съесть). Потом мы устроили набег на автономный продуктовый склад, и пришли к выводу, что питание у колонистов было так себе, поразглядывали ретро-постеры с актерами из "Звездных войн" еще той, до-колониальной, эпохи, потом немного поиграли в "Колонисты высаживаются на планету". В общем, на полигон мы вернулись ближе к вечеру, весьма довольные собой и друг другом, обнаружили жуткий переполох, и уже хотели в нем поучаствовать, когда выяснилось, что вызвали его именно мы. Помню побелевшее лицо отца, когда он увидел меня, и взгляд, по которому я так и не смогла понять, хочет он меня обнять или устроить выволочку. В тот вечер отец долго сидел на краешке моей кровати, гладил меня по голове и молчал, глядя в темноту, пока я не предложила: "Пап, а давай маме ничего не скажем?". Отец вздрогнул. Маме мы, и правда, ничего не сказали, но больше на Сделки отец меня не брал.

  С Петькой и Пашкой мы увиделись еще раз, через шесть лет - в начале июня, до моего побега на ТриОн. Вернее это барон Хольм нанес дружеский визит мастеру Арту Крустелю в резиденцию семейства Лисициных на Изначальной Земле. Барона сопровождали два его младших сына Петер и Пауль, кадеты Императорской Академии, так что намерения барона были более чем понятны: разведка боем с целью выгодной женитьбы. Не разобравшись, я сначала наотрез отказалась присутствовать на очередном торжественном приеме, посвященном рекламе очередных женихов. Папа в ответ только хмыкнул и настоятельно рекомендовал не выдумывать головную боль или растяжение лодыжки, а сходить и посмотреть на 'старинных знакомых'. Как он и расчитывал - любопытство взяло верх.

  Каково же было мое изумление, когда барон Хольм оказался дядьБорей, а два высоких, подтянутых юноши рядом с ним, в парадной кадетской форме, белых перчатках и с тщательно расчесанными каштановыми кудрями - теми самыми приятелями по моему приключению на Татуине.

  Как только позволили обстоятельства и этикет, мы, наконец, смогли улизнуть в одну из пустых комнат и поговорить по-человечески.

  - Какие кудри! - восторгалась я, несколько ехидно, - В последний раз когда мы виделись вы оба были стрижены 'под коленку'!

  - Какая фигура! - поддел меня Пашка, - В последний раз, когда мы виделись, ты была больше похожа на суслика - переростка!

  - Да и прическа у тебя была ненамного длинней нашей! - поддержал его Петька.

  Кузина Амели, стоически переносившая прием вместе со мной, зевнула, и пожаловалась , что ей скучно.

  - А давайте сбежим? - неожиданно предложила я.

  Амели тут же встрепенулась и стала выглядеть чертовски заинтересованной. Братья же настороженно переглянулись, и я практически увидела, как в их головах схватились в нешуточной борьбе искушение с осторожностью.

  - Я умею учиться на своих ошибках, - фыркнула я, и набрала папин номер.

  - Па! Ты же не возражаешь, если мы с Амели немного прогуляемся с мальчикам Хольм по поместью? - скороговоркой выпалила я, как делала обычно- Мы возьмем флайбус.

  - Хорошо, - рассеянно отозвался отец, явно занятый чем-то более важным, и я быстро сбросила вызов, опасаясь, что папа в последнюю минуту все-таки проанализирует то, что я ему сказала и оставит нас сидеть в доме, или (о ужас!) упомянет о моем звонке маме.

  И тут Амели, имевшая в семье репутацию 'книжного червя' за неиссякаемую любовь ко всякого рода архивам, и собиравшаяся стать семейным архивариусом, неожиданно удивила всех нас:

  - Я знаю, куда нам надо. Это конечно, не бункер первых переселенцев, - она обвела нас смеющимся взглядом, - но тоже очень забавное место.

  Проникнуть в бункер времен 'до Расселения', к которому нас привезла Амели, оказось трудной задачкой. Во-первых, пришлось основательно проредить высокую траву вперемешку с пижмой и конским щавелем, чтобы добраться до входа. Во-вторых - оказалось, что в предбаннике, в который мы попали просто отжав двери найденным в багажнике флайбуса домкратом, ужасно пыльно. Парни, предусмотрительно сложившие алые мундиры, вместе с фуражками, кипельно-белыми перчатками, и ремнями в багажник флайбуса, переглянулись, и стянули рубашки, оставшись в майках и парадных брюках с лампасами. Они дружно сопели над панелью управления, уже нисколько не заботясь о собственном внешнем виде. Увы, эта панель была куда как более древней, а конфет в этот раз я не прихватила. Мы с Амели по очереди наблюдали за процессом, давая советы, некоторые из которых признавались полезными, а некоторые высмеивались, как бестолковые. При этом время от времени кто-нибудь, в очередной раз наступив на камень, проклинал бальные туфли на кожаной подошве, пригодные только для паркета и собственную несообразительность, не позволившую нам переодеться. В общем - всем было весело.

  Бункер мы все-таки вскрыли - внутри не было ничего особенного: три небольших комнаты без мебели, бетонные стены с облупившейся краской и отваливающейся штукатуркой, огромные толстые кабели, змеившиеся по стенам и потолку, железные коробки с кучей непонятных лампочек и переключателей, помеченных аббревиатурой. Хорошо хоть внутри пыли не было. Обнаружился крохотный санузел с унитазом и душевым поддоном, сделанными из металла, и маленькая кухонька, которую мы опознали только благодаря парням, заявившим, что на отцовском полигоне в кухне убежища стоит точно такая же плита, только гораздо менее ржавая.

  И вот посреди этой разрухи и состоялся знаменательный разговор:

  - Девочки, - неожиданно серьезно обратился к нам Пашка, - Вы сильно хотите замуж?

  Мы с Амели переглянулись и прыснули, отрицательно мотая головами.

  - Знали бы вы, как нам это все, - Амели сделала изящный жест, обводя платье и пришедшие в негодность туфельки, - надоело. Девочек Лисси начинают настойчиво сватать с четырнадцати лет, так что вы не первые потенциальные женихи... не только в нашей жизни, но и в этом году...

  - И даже в этом месяце, - фыркнула я, - Мы хотим учиться дальше, получить профессию, что-то сделать, чего-то достичь, и как можно позднее оказаться переваливающимися утиным шагом колобками в поместье Лисициных за пару месяцев до родов.

  Парни просияли, и мы заключили 'Пакт о ненападении', как назвала его Амели, о том, что не будем поддерживать матримониальные планы наших родителей. Ну, в своих мы были уверенны, правда благородно решили об этом умолчать.

  Домой мы вернулись затемно, грязные, но довольные, и почти не удивились, когда дядьБоря, мой папа и дядя Матье, отец Амели вышли встречать нас на крыльцо. Причем и дядьБоря и отец, увидев нас, выбирающихся из флайбуса, синхронно повернулись к дяде Матье с видом: 'Что мы тебе говорили'. Тот бросил на кузину странный взгляд, выдохнул, и стремительно удалился в дом. Наши отцы последовали за ним.