Кадеты Точка Ру - Никос Зервас

Дверь на веранду как-то скоро отворилась, и на верхнюю ступеньку выдвинулось колесико кресла-каталки. В нём сидел, завернувшись в клетчатое одеяло, широкоплечий парень в старом тельнике, инвалид с круглыми и будто даже радостными глазами. Лицо подполковника сделалось серым. Вася Дешовкин почти не изменился: всё та же глуповатая улыбка и россыпь родинок на лбу, уши большие и розовые, как прежде.

– Здрасте, товарищ капитан! – удивлённо и радостно сказал инвалид. – А мама на работу ушла. Я один остался!

– Здравствуй, Василий, – не сразу ответил Телегин. – Я теперь, брат, подполковник.

Он сгрузил тяжёлые рюкзаки на тропинку, начал было подниматься на крыльцо – но на полпути остановился.

– Слушай, тут такие дела… Я по делу приехал.

– Вы заходите, только у нас чай закончился!

– Нет, я лучше… послушай, Василий. Я приехал… гхм! – Подполковник прочистил горло и машинально оглянулся по сторонам.

– Вы плюйте, здесь ничего, – быстро сказал Вася.

– Нет, я… только ты выслушай меня до конца, – Телегин прислонился к перилам. – Я приехал попросить прощение.

– У кого? – испугался Вася. – Я на Вас не обижаюсь вовсе!

– У тебя, у тебя. И у матери твоей. Даже в первую очередь у матери.

– Она кричать на Вас будет, – сказал инвалид. – Она думает, что Вы мою жизнь сгубили, а это неправда. Знаете, она только вечером придёт, так что Вы проходите в дом, пожалуйста.

В рюкзаках Телегина нашлась пачка индийского чая со слоном. Васька почему-то страшно обрадовался и чаю, и в особенности сгущённому молоку.

– Ой, сколько у Вас разного, товарищ подполковник! – восхищённо прошептал он, глядя на рюкзаки.

– Тебе привёз, гостинцы из Москвы.

– Нет-нет! Вы не оставляйте, мама всё равно продаст! – испугался Василий, ёжась в инвалидном кресле. – Она продаст и водки купит. Вот мне баночку оставьте… или две баночки. А остальное лучше заберите, товарищ подполковник, прошу.

Они выпили чаю, потом Вася притащил свой «военный» альбом – не дембельский, конечно, потому что Вася до дембеля не дослужил, а загремел за полгода до конца службы в больницу с переломом позвоночника в поясничном отделе – именно туда с бешеной силой пнул его разъярённый Телегин за то, что Вася промочил последнюю пачку сигарет…

– А здеся – Вы, товарищ подполковник! – радостно объявил инвалид, переворачивая очередную страницу.

Телегин чуть зубами не скрипнул: с фотографии горделиво поглядывал самодовольный тип с усиками и наглыми светлыми глазами, стройный и мускулистый капитан.

– Это мы с вами в Косово! – улыбался Вася, листая альбом. – У меня ещё одна ваша фотография была, где Вы на танке сидите. Только её мамка порвала. Она на Вас очень злая была!

– Она пьёт? – прямо спросил Телегин. – Когда она стала выпивать?

– Ну да, не помню, – Вася покраснел и замолк, а потом всё-таки ответил: – Ну когда я вернулся из больницы, крепко начала. А раньше – так, помаленьку.

* * *

Валентина Дешовкина, крупная грубоватая женщина с дурно крашенными волосами, с морщинистыми губами и набухшими веками, сильная и своенравная, – за что звали её в Дешовках Маркизой – вернулась домой раньше обычного. В магазине погас свет, и пришлось закрывать кассу уже в четыре часа. Поначалу, завидев на кухне незнакомого мужика – по всему видать, военного, – она решила, что к Ваське приехал кто-то из старых друзей по десантуре. Даже обрадовалась, решила, что будут отмечать встречу, поминать погибших, вот и она посидит с мужиками. Только потом – уже когда присела к столу – точно пелена свалилась: это был он!

Валентина так и замерла на стуле, опустив глаза в скатерть. А он сидел как ни в чём не бывало, и молчал, и пил горячий чай, шумно выдыхая поганым своим носом.

Она вдруг поднялась, небыстро и тяжело. И, бешено ворочая глазами, выкрикнула:

– А чё ты пришёл-то, а? Ты чё пришёл, гад?!

И бросилась через стол, ногтями в лицо, раздавить и размазать, вырвать поганые усики… Васька закричал и задёргался на коляске, пытаясь обогнуть поехавший на сторону стол, с которого вмиг посыпались чашки. Валентина, с силой навалившись на Телегина, вцепилась ему в волосы и тянула книзу за воротник. Стервенея, она что-то кричала, ей всё казалось, что сейчас он отбросит её, и подскочит, и тоже начнет бить, а потому, каждым мигом дорожа, рвала и кромсала ненавистное лицо подполковника:

– Га-ад, гад! На тебе, вот, вот! Не-на-вижу!

А Телегин только вдавился в стул, да немного голову пригнул – а руки хоть и поднял, но точно маленький, не мог защищаться – так и болтались они, немного дёргаясь от рывков и ударов. Наконец Васька подкатил кое-как, надавил колесом:

– Мама, мамочка! Не надо! Он прощения просил! Валентина, заслышав голос сына, вдруг отскочила, как ужаленная.  Телегин сидел, хлюпая кровавым пузырём, усы его были мокрые и гадкие. Страшнее всего был глаз, который показался Валентине глазом мертвеца, остекленевшим и безразличным.

– В-вы простите… – прохрипел Телегин. – В-вы правильно на меня. Всё-всё правильно.

Когда он заговорил, из губы потекла яркая тонкая струйка, прямо на тельняшку. Валентина посмотрела на свои руки, потом зачем-то резко отодвинула на край плиты кипевший чайник и выбежала из комнаты. Уже от порога крикнула:

– Уходи! Васька, пусть уходит… Гад! Дверь хлопнула и стало очень тихо.

– Товарищ подполковник, простите нас, пожалуйста… – виновато запричитал Василий.

Но Телегин несколько минут сидел без движения, потом неожиданно легко встал из-за стола. Шмыгнул окровавленным носом и посмотрел на Василия почти счастливо:

– Вася, всё правильно, дорогой. Мне от этого легче будет, понимаешь?

– Она к Людке побежала, – вздохнул инвалид. – Теперь напьётся. Когда злая, потом всегда пьёт.

Василий вновь посмотрел на Телегина виновато:

– Товарищ подполковник, я на Вас ни капли не обижаюсь. Только Вам и правда лучше уходить. Не злите её, она как дурная будет. Она Вас ужасно ненавидит. И проклинала Вас, и даже ходила к одной бабке, чтобы Вам какое-нибудь зло наколдовали. Не простит она, поймите.

Телегин несколько минут стоял молча. На Васю не смотрел. Тихо сказал, глядя в сторону:

– Ты прав, мне лучше уйти.

Василий обрадовался, заёрзал в своей каталке:

– От греха, от греха подальше, товарищ подполковник. Она, когда пьяная, себя не помнит. Только банки, банки заберите. Пропьёт. Жалко будет.

Телегин кивнул. Поднял с пола рюкзаки и вышел.

Совсем рядом с домом Валентины Дешовкиной, всего-то через дорогу, неприятно чернел заброшенный дом с давно провалившейся крышей, с окончательно сгнившим двором для скотины. Волоча рюкзаки, отставной подполковник Телегин перешёл дорогу и, оглядевшись, направился в сторону заброшенного дома.