Повелительница лабиринтов - Владимир Богомолов

 Во-вторых, тратя свободное время на кандидаток, он отвлекался от своих воспоминаний, что дало ему возможность спать в сутки более трех часов, что было для него проблемой последнего года жизни.

 В-третьих,  знакомясь с женщинами, он узнавал чужую жизнь, их судьбы, которые порой были куда сложнее и тяжелее его теперешней жизни. Это давало ему силы для жизни, это его успокаивало и наделяло верой в то, что он справится со всеми трудностями.

 В-четвертых, узнавая, какими бывают женщины, высказавшие готовность быть с ним, он раз за разом уточнял портрет победительницы кастинга, руководствуясь не фантазиями, а реальными образами.

 В-пятых. Он убедился в том, что для него жизнь не закончена, и несколько легких романов по ходу знакомства с кандидатками, дали ему веру в то, что он еще интересен женщинам, не смотря на двух детей, которых он до этого считал своим недостатком. Женщины его смогли убедить в обратном:  его дети – его преимущество.

     И было еще одно обстоятельство, которое не позволяло Владу утверждать себе самому, что он только сегодня решился на новые отношения с женщинами. Это скорее был дар «Ярославны» ему, которым он не смог воспользоваться. Который он решил оставить в дар Лабиринту Чувств, в надежде, что умерит его Коварство по отношению к нему в дальнейшем путешествии по его загадочным и таинственным ходам с многочисленными ловушками.

     Елена написала ему откровенное искреннее письмо, которое подкупило Влада сразу. Он ответил ей, попросив номер ее телефона. На его звонок ответил приятный приветливый голос, и так же легко им удалось договориться о первой встрече. Купив скромные подарки детям, и букет цветов, вечером того же дня он уже походил к ее дому.  Они жили с ней в одном районе. Подойдя, он стал перекурить, понимая что в квартире с двухмесячным ребенком он не сможет этого сделать.

     По ее письму было ясно, что муж ушел к другой женщине, когда она родила ему мальчика, и теперь она с дочкой пяти лет и ним, живет одна, без помощи родственников. Звоня в дверь он ожидал увидеть неухоженную замученную молодую женщину в неубранной квартире и с неухоженными детьми, что было совсем неудивительно в ее  жизненной ситуации.

      Лена открыла дверь с улыбкой и макияжем, в опрятном халате, с прической. Войдя в квартиру, он был поражен чистотой и свежим воздухом в однокомнатной квартире, где она жила. Не было видно присутствия младенца, признаки которого он хорошо знал по своим деткам. Она сразу проводила его на кухню, объяснив, что малыш еще не проснулся. Поблагодарила его за знаки внимания, и предложила свежий украинский борщ, понимая, что он голоден после работы.

      Внезапно запищал ребенок, она извинилась, и ушла кормить его грудью. Он с аппетитом доел борщ, с салом, чесноком, сметаной и пампушками, удивившись, до чего умело и вкусно он приготовлен. Выпил компот из свежей клубники и огляделся. На кухне было уютно и чисто. Белоснежные рушники, белоснежная скатерть на столе, чистая до скрипа посуда. Все в доме было идеально. Спросил разрешения помыть руки, и прошел в ванную. Здесь тоже господствовал порядок, от которого заныло сердце, напомнив о недавнем его домашнем уюте.

      Помыв руки, и вспомнив приветливую улыбку на красивом лице хозяйки, он обратил внимание на таз с замоченными пеленками в ванне. Его руки прямо зачесались ей помочь, выполнив привычную работу. Он опомнился, когда вешал последнюю пеленку, которую уже успел прополоскать в третий раз, как был приучен. Лена стояла в открытых дверях, со слезами в глазах, полными удивления и восторга.

 - Влад, что ты здесь делаешь? Зачем? Все уже постирал! – она шагнула к нему, вспотевшему после короткой стирки, нежно обняла за плечи и поцеловала в губы не жалея чувств и той Нежности, которой была полна к нему. Он ее не оттолкнул и принял все с благодарностью, обняв в ответ ее за талию и прижимая к себе.

     Той ночью он дома не ночевал. Он еще месяц должен был жить «холостяком»  до отпуска, и дома его никто не ждал. Следующую ночь он тоже не ночевал дома. А третью ночь и все тридцать вслед за ней, они ночевали у него дома все вместе. С Леной все было легко и просто. Казалось, что они знакомы много лет. И в ту ночь, и все остальные, им было очень хорошо вместе. Это была семья, про которую никто бы не решился сказать, что ей от роду месяц.

     Потом настало время для выбора. Это было время, когда она с детьми стояла в тамбуре вагона, грозящего через пару минут увезти их на ее родину, до конца лета - это было решено еще до их встречи.  Время наступило, и стало внезапно слезливым и  грустным. Так и запомнил Влад Лену: с малышом на руках и дочкой, обнимающей ее возле колен. И ее слезы, текущие по щекам, молчаливо и тихо. Она смотрела не него, стоящего на перроне, а слезы все текли и текли. Он еще не принял решение, но время его принятия уже наступило. Он понял это, когда вагон скрылся за поворотом.

     Мы рождаемся, и получаем в дар тело и разум. А еще таланты и способности. Дальше все решает выбор. Наш выбор, что делать с этими дарами. Он всегда с нами, до самого конца. Иногда мы готовы к нему, порой – нет. Но ему все равно.  Он ждет, когда мы решим выбрать. Мы можем попросить помощь у воли, желания, инстинкта, разума. Мы можем обратиться за советом к опыту, своему или чужому. Но ничего не меняется. Выбор всегда рядом, стоит за нами и ждет нашего решения.

     Рано или чуть позже, мы решаемся, чтобы  сделать свой выбор. И он на время оставляет нас в покое, чтобы вновь стоять у нас за спиной. Выбор всегда за нами, хотим мы того или нет.

      Влад был не готов. Не готов взять на себя мужество и сделать выбор. Для себя. Для Лены. Для детей, ее и своих. И он  струсил. Влад отступил и сделал выбор: ничего не менять и оставить все, как есть. Лена об этом не знала. Она его хорошо чувствовала, как, впрочем, все женщины, которые любят, которые дарят нам свою Нежность, потому и плакала, зная за него его решение, отдать встречу с ней в дар Лабиринту. И она стала его первым Даром ему.

      Выбор меняет нашу жизнь, порой, не только нашу, заставляя менять направление, скорость и сложность нашего движения по Лабиринту Чувств. Он очень важен для путешествия по Лабиринту и по  нашей жизни.

      Ожидая встречу с незнакомой знакомой брюнеткой, он думал о Выборе, о Лене, о своем малодушии. Гостья пришла, как сказала ему Мария Никитична, ровно в восемь вечера. Минута в минуту.

      Неловкость встречи жила недолго, в отличии от чувств, которые возникли сразу и не покидали их все три недели бурного, как назвала сама Нина, «курортного» романа. Тот, первый вечер закончился утром, когда нужно было им обоим быть возле проснувшихся детей. И они были вовремя: он - возле своих малышей, она - возле своих подростков. А до этого,  они всю ночь бродили по дороге, что упиралась в гостиницу, уходя и возвращаясь обратно к ее началу, не замечая однообразия маршрута за разнообразием вопросов и ответов. Им нужно было все знать сразу, все друг о друге, иначе они не смогли жить дальше.

      Знание нужно одновременно и сразу обоим как воздух. Воздух вечером был прогретым и сухим, словно возле печи. Незаметно в его жар добавилась  влажность, чтобы смениться на прохладу, а затем он стал совсем сырым и оттого свежим, словно кто-то сдул влагу моря на берег. Потом, горизонт над морем стал светлеть, добавляя жар в черное небо, все более и более, нагревая и освещая дорожку для  солнца.  Неожиданно для них,  солнце выползло ослепительным шаром и поползло дальше вверх, по  бледно голубому полотну неба, чтобы вернуть в реальность заблудших родителей. Оно им напомнило, что их души принадлежат разным телам, которые срочно должны вернуться назад, к детям, которые вот – вот, должны были открыть глаза, просыпаясь. Солнце, как и весь мир вокруг них, не считали нужным считаться с их желанием не расставаться, как впрочем, и со всеми остальными их желаниями.

      Тем утром на пляже они были вместе. Родители и дети. Как одна семья. И вечером. А на ночь, дети возвращались в свои кроватки, где их ждал сладкий сон. Родителям было еще слаще: они не расставались ночью,  и утро встречали вместе. Их половинки душ, разорванные некогда Творцом, сошлись по линии разрыва так плотно, что ее стало не видно, словно и не было ни разрыва, ни половинок. Через сутки они знали все, что им важно было знать  друг о друге.

 Нина знала все о Ляле, а он об Антоне. Нет, об отце детей он не спрашивал. Он знал, что это был ее выбор: быть одной с детьми.  И он его принял ее выбор.  Принял потому, что он был ее. И разделил ее боль, прикоснувшись к крошечной седой прядке на ее иссиня – черных коротких прямых волосах. Эта меленькая прядка была словно маркер, который давал знак о том, что удивительный цвет ее волос натурален и сомнения по этому поводу безосновательны и неправомерны. Ее белая, седая прядка отметала показывала всем и каждому, что такой цвет у природы есть, хотя бы уже потому, что он такой у Нины.