Стальной лев. За Родину! За Троцкого! - Иван Евграшин

«Тогда сами же отдали ему приказ о наступлении, а должную подготовку не обеспечили». – Я решил лично извиниться перед незаслуженно снятым командующим. После того как войска под руководством Павла Павловича провели тяжелейшие оборонительные бои с белоказаками, сдерживая противника на огромном пространстве от Брянска до Кизляра, Сытин был снят с должности и назначен начальником отдела управления делами Реввоенсовета.

«Или его поставить командующим Южным фронтом, обстановку он знает? – Я опять задумался. – Селивачева можно направить на Западный фронт. Наверное, так и сделаем. Меньше надо будет вникать в обстановку».

Бывшего генерала от инфантерии и комкора Андрея Медардовича Зайончковского, который на данный момент состоял старшим делопроизводителем Отчетно-организационного отдела Организационного управления Всероглавштаба, необходимо было назначить командармом будущей Второй Ударной армии, которая будет формироваться для Южного фронта.

– А Семена Михайловича куда? – вслух спросил я себя. Лично я с достаточно большим уважением относился к заслугам будущего маршала, который имел известность лихого кавалериста, был награжден Георгиевскими крестами и двумя Георгиевскими медалями. Но у старшего унтер-офицера Буденного с нормальным военным образованием были проблемы, да и с дисциплиной тоже. Отряды Буденного отличались высокими боевыми качествами, но в то же время представляли собой недисциплинированные части Красной армии. Обычным делом здесь были мародерство, грабежи, расстрелы, еврейские погромы. Буденный если и возражал против всего этого безобразия, но не боролся с ним.

«Это надо прекращать. Анархизм нам не нужен, а вырастить прекрасного военного деятеля из Семена Михайловича очень не помешает», – идея вроде бы была неплохая.

«Сделаем так. Андрея Медардовича сейчас назначим командармом, а Семена Михайловича его заместителем. Пусть учится. Потом поменяем местами», – решил я наконец.

Зайончковский сражался бок о бок с Деникиным в Первую мировую – его корпус дрался совместно с Четвертой стрелковой «Железной» дивизией будущего белого вождя и показал себя прекрасно. В предыдущей истории в момент решающих боев под Орлом осенью 1919 года Андрей Медардович возглавлял штаб Тринадцатой армии, занимавшей ключевое положение в группировке войск Южного фронта. Буденный будет под хорошим присмотром.

Среди этих же «двенадцати» был и бывший генерал-майор Андрей Андреевич Свечин. Выдающийся военный мыслитель и писатель того времени. Оставить его без внимания было бы преступлением.

«Его направим начальником управления в Полевой штаб и заодно преподавать в военную академию».

Оставались еще двое. Эти офицеры помогали Михаилу Васильевичу Фрунзе. Именно разработанные ими планы он осуществлял столь прекрасно.

«Помощники у Михаила Васильевича были прекрасные. А то, что он оказался не менее талантливым исполнителем отличных планов – это только плюс ему», – я напрягся, припоминая.

Бывший генерал-майор комкор Федор Федорович Новицкий. Как раз в декабре 1918 года назначен начштаба, помощник и заместитель Фрунзе. Потом он станет заместителем командующего всей Южной группой войск Восточного фронта. Операции Южной группой войск были великолепно спланированы и осуществлены именно Новицким. Федор Федорович в 1943 году в той истории стал генерал-лейтенантом авиации.

Бывший генерал-майор комполка Александр Алексеевич Балтийский. Его боевая деятельность также связана с Фрунзе и Новицким. С августа 1918 по апрель 1920 года он прошел путь начштаба, начав с Четвертой армии Восточного фронта и до Туркестанского фронта.

Именно эта троица – Фрунзе, Новицкий и Балтийский – и наводила шороху среди белогвардейцев.

Их тоже необходимо было привлечь, в качестве начальника штаба ударной группировки – Новицкий, а начальником оперативного отдела Ударной армии поставить Балтийского.

Сейчас Балтийский командовал Четвертой армией. Следовало его немедленно вызвать в Казань. Армия и без него дойдет.

Приняв решения, я вызвал секретаря и продиктовал ему тексты телеграмм с вызовами военных специалистов в Казань, куда и так уже собирался ехать. Я не сомневался, что эти люди проявят себя не просто наилучшим образом, как и в той, известной здесь только ему истории, они проявят себя еще лучше, а он им в этом поможет.

Был и еще один немаловажный в истории момент. Иосиф Виссарионович Сталин в большой степени смотрел на военных специалистов с неприязнью из-за конфликта с Львом Давидовичем. К офицерам вообще в большой степени относились с недоверием, что было совершенно не странно, необходимо было срочно менять к ним отношение. Особенно к оставшимся кадровым офицерам.

Предыдущий Лев Давидович был хорошим топ-менеджером. Он прекрасно понимал, что без этих специалистов у него ничего не получится с РККА. Именно поэтому «Трибун Революции» сделал ставку на бывших кадровых военных. В этом он был, безусловно, прав. Одно из основных правил – не можешь сделать сам, найми профессионала. Лев Давидович уже этим внес большой, если не сказать определяющий, вклад в создание и становление вооруженных сил нового государства. Вот только моральные качества Троцкого и его полное незнание военных вопросов скорее не помогали, а мешали кадровикам. Лев Давидович делал большую политику и практическими вопросами предпочитал не заниматься, что не шло на пользу делу. Его конфликт со Сталиным в какой-то мере предопределил судьбу многих из кадровиков.

После ухода секретаря я задумался над вопросом о командующем Первой Ударной армией и вспомнил о Михаиле Васильевиче Фрунзе. В Советском Союзе о Фрунзе было принято говорить как о блестящем, почти легендарном, стратеге и полководце, сокрушившем белых на Востоке и поставившем последнюю точку в Гражданской войне. Вообще, удивительно было, что на фронте до Революции он занимался только агитацией. В 1917 году командовал милицией, а потом был военкомом Иваново-Вознесенской губернии, после левоэсеровского мятежа военкомом Ярославского военного округа. Талант же его раскрылся именно в командовании войсками. Именно Фрунзе и надо было назначать командующим группировкой.

«Вот это я понимаю, использование служебного положения и полномочий в личных целях», – сказал я себе и, как было свойственно Троцкому, громко и заливисто рассмеялся.

Снова вызвал Глазмана и продиктовал текст телеграммы вызова Михаила Васильевича.

После ухода секретаря мне опять пришлось ехать митинговать. Меня это уже начинало утомлять. Работы и так много. Но деваться было тоже некуда. До того момента, пока мы не сможем наладить армейскую структуру и везде, где только можно, поставить агитаторов, агитировать самому было необходимо. Не использовать такой подарок, как удовольствие от выступлений, полученный от предыдущего Троцкого, было бы непростительно.

16 декабря 1918 года.

Все шифром.

Москва Полевой Штаб РВСР Фрунзе М.В.

Приказываю срочно выехать в Казань в распоряжение Предреввоенсовета. Быть 18 декабря, крайний срок.

Предреввоенсовета Троцкий. Бугульма.

Глава 11

18 декабря 1918 года. Казань.

Поезд-штаб Троцкого. 06:30

В Казань Иосиф Виссарионович прибыл под утро. Получив 16 декабря ночью телеграмму Льва, он согласился на встречу. Посовещавшись с Дзержинским перед отъездом, Сталин выработал несколько линий поведения, в зависимости от действий Троцкого.

Сейчас же все должно было встать на свои места.

Сталину и Дзержинскому было совершенно неважно, примет или нет Лев Давидович предложение о сепаратном мире, им нужно было посмотреть на реакцию Льва, получившего подобное послание. Поэтому Иосиф Сталин был полностью готов к разговору, к любым обвинениям в свой адрес, а также к полному их отсутствию. Дзержинский не отметал и ту возможность, при которой Лев Троцкий решил просто посмотреть на Иосифа Виссарионовича, так сказать хотел «заглянуть в глаза», а информация, якобы служившая поводом для встречи, могла быть совершенно любой. К этому Сталин тоже был хорошо готов, как и к очной ставке с посланником, которого Дзержинский инструктировал в его присутствии. Хотя последнее утверждение несколько не соответствовало истине. Детали операции разработал именно молодой сотрудник ВЧК, который приехал вместе с Дзержинским из Москвы и уже успел заинтересовать Феликса Эдмундовича своими личными качествами и работой. Иосиф Виссарионович тоже про себя отметил молодого чекиста. Не каждый вызовется сам выполнять столь рискованную операцию, имевшую большую вероятность уничтожения исполнителя.

Мы встретились в вагоне-салоне моего поезда, сердечно поздоровались и, оставшись одни, начали разговор. Я, конечно, волновался, но не сильно. Смысла особого не было, так как я понимал, что Сталин, по лицу которого совершенно невозможно что-либо прочитать, готов к разговору и внимательно следит за моей реакцией вообще. Если письмо было провокацией, то очень внимательно. Поэтому показывать ему свои чувства было рано. С другой стороны, ходить вокруг и около тоже особого смысла не было.