Ведьмина река - Александр Прозоров

– Брось меч, раб! Бросай, не то дочку твою зарежу! – Рагвальд довольно ухмыльнулся. – Больно просто отделаться хочешь. Не-е-ет, разговор у нас с тобой будет долгий и обстоятельный. И за брата полной мерой расплатишься, и за виру, и за ладью его… Бросай меч! Быстро! Не то… – Он прижал нож к горлу девочки с такой силой, что ведьме пришлось даже вскинуть голову.

– Тихо-тихо! Не нервничай! – ведун поднял руки, а потом стал медленно наклоняться, словно намереваясь положить саблю на палубу.

Однако в самый последний миг он просто подхватил чью-то котомку и, резко выпрямляясь, метнул ее в лицо правому кривичу. Тот отмахнулся клинком – Олегу этого мига вполне хватило, чтобы быстрым взмахом резануть его по внутренней стороне бедра, сделать шаг вперед, поворачиваясь ко второму врагу. Тот попытался уколоть. Ведун, сближаясь, отмахнул меч влево, тут же обратным движением полоснул поперек груди. Бедолага попытался пригнуться – и удар пришелся по голове. Разбойник упал вниз, но Олег на всякий случай уколол его в спину.

– Ну так получай!!! – во всю глотку проорал Рагвальд, резанув Сирень по горлу.

Железо заскребло по железу, кривич отбросил свою жертву. Девочка отступила на пару шагов, повернулась к нему. В глазах разбойника мелькнуло удивление. Его жертва метнулась вперед, вцепилась зубами ему в горло, вырвав большой шмат мяса, сплюнула его на палубу, а самого разбойника швырнула в Волгу.

– Тварь! – Воин, пугавший носовых корабельщиков, рубанул девочку по голове.

Громко звякнуло железо, высекая искры из соломенных волос. Сирень взмахнула рукой: пощечина целиком вырвала у разбойника челюсть, отбросив до середины корабля. Кривич захрипел, выпучив глаза, вскинув руки к лицу. Девочка толкнула его в грудь, опрокинув за борт, повернулась к замершим на палубе людям и нежно улыбнулась. Двое кривичей бросили мечи и сами сиганули в воду, торопливо поплыли к берегу. Двое других ошалели до такой степени, что не смогли оказать Олегу никакого сопротивления, не в силах отвести взгляда от ребенка на носу. Ведун их даже не убивал: просто оглушил ударом рукояти по голове.

– Ведьма-а-а!!! – внезапно прорезался истошный бабий визг. – Ведьма-а! За борт ее! За борт!

– Русалка! Навка! Ведьма! – подхватили истеричный визг другие пассажирки. – Выбросить ее! Убить! Выбросить! Утопить!

– Вы чего, умом тронулись?! – возмутился ведун. – Она же ваши жизни спасла, дуры! Кривичи вас бы всех в рабство хазарам продали и глазом не моргнули!

– За борт чудовище! Это зверь перекинутый!

Истерили далеко не все бабы. Но взбеленившихся было большинство.

– Бей ее!

Толпа двинулась вперед. Сирень склонила голову набок и громко хмыкнула. Бабы тотчас шарахнулись назад, выстроились полукругом шагах в пяти, продолжая угрожать:

– Нежить болотная! Ведьма! Утопить ее! Убейте!

– И этот с нею… – вспомнила одна из теток про Олега.

Тот тяжко вздохнул, нарисовал саблей «мельницу», огородившись двумя сверкающими кругами. Скандалистки, одумавшись, отскочили. Хотя от него они отступили всего шага на три, не больше.

– Отродье лихоманское! – продолжали бурчать путники. – Колдуны! Нежить мерзкая…

Хозяин ладьи, протолкавшись через толпу, положил на палубу перед Серединым три серебряных дирхема:

– Забери свои деньги, колдун. Мы вас дальше не повезем.

– Мы с дочерью спасли вас от рабства, купец. Сохранили тебе ладью и товары. Почему ты так поступаешь?

– Сегодня вы татей порвали. Завтра нас загрызете, – ответил корабельщик. – Не хотим с нежитью дела иметь. У вас свои пути и свары, у нас свои. Уходите!

Баржа, повернув к берегу, на всем ходу врезалась в отмель. Толпа, угрожающе гудя, освободила Середину путь на нос, рулевые вытянули весла, примериваясь ударить, если ведун попытается сопротивляться.

– Пусть боги наградят вас по мере поступков ваших, смертные, – пожелал путникам Олег.

Спрятал саблю, быстро дошел до вещей, подхватил их, ступил на борт и спрыгнул вперед, на песчаное мелководье. К ведьме склонилась береза, нежно подхватила ее ветвями, перенесла на траву.

Течение тем временем медленно разворачивало баржу, занося корму вперед. Бортом она навалилась на камышовые заросли, качнулась. Зашелестел песок, и нос ладьи сполз с отмели, уходя обратно на глубину.

– Почему люди так не любят, когда их спасают, колдун? – громко поинтересовалась Сирень. – Второй раз ты отбиваешь корабельщиков от смерти, и каждый раз тебя за это высаживают на берег и бросают на произвол судьбы.

– Смертные – странные существа, – пожал плечами Олег. – Если они встречают что-то, непостижимое их разуму, они или поклоняются этому, или ненавидят. Никогда не знаешь, какое чувство они изберут на этот раз.

– Зачем же ты помогаешь им, колдун? Рискуешь, трудишься, спасаешь?

– Если никто не будет творить добро, мы утонем в хаосе, мраке и ненависти, Сирень. Добро нужно творить даже тогда, когда некому за него похвалить. Просто для себя, для души.

– А если тебя за содеянное добро еще и проклинают?

– Тогда я вколочу это добро силой! – мрачно пообещал ведун.

Баржа медленно удалялась в сторону Булгара, сверкая свежей белой древесиной под лучами высоко стоящего в небе солнца. Гуляющие по реке волны стреляли во все стороны ослепительными зайчиками, в вышине носились друг за другом стрижи и ласточки. Прибрежные березки шелестели мелкими зелеными листочками, безуспешно стараясь заглушить треск скачущих по лужайке кузнечиков. Запахи воды, цветов и деревьев смешивались в прозрачный медовый аромат, присущий знойному русскому лету. Запах, о котором мечтаешь долгими зимами или склизкой осенью и который проклинаешь летом, отмахиваясь от комаров, слепней и оводов.

– Хорошо-то здесь как… – Середин громко прихлопнул ладонью какую-то тварь, что пыталась забраться под ворот рубахи, вскинул один вещмешок на спину, другой повесил на грудь. – Пошли, девочка моя. Чего-то не хочется мне больше попутки ловить. Добром еще ни разу не кончилось. Дойдем до ближайшего города – авось другую какую оказию найдем.

Три желания

– Девушка, девушка! Это вас зовут Ольгой?

– В смысле? – Оля замедлила шаг, оглянулась на дверь служебного входа зоопарка. Именно от него девушку нагонял молодой человек в похоронном костюме.

– Добрый день, Ольга! Вот, меня просили передать вам приглашение на открытие выставки в ЦКЗ. Там будет прием, фуршет и все такое… Ну, как положено на светском приеме.

– Светском приеме? Уже разбежалась… – Оля взяла у него из рук небольшой проспект, скомкала и засунула в нагрудный карман его костюма. – Еще раз появишься – съесть заставлю, понял? Теперь иди отсюда. Хватит с меня розыгрышей.

Девушка развернулась и с веселым посвистыванием направилась мимо летнего ресторана в блинную. Сегодня вечером она собиралась навестить ночной клуб, но для начала ей нужно было перекусить и провести где-то лишних два часа.

Блинчики с сыром и ветчиной, морс и пирожок с повидлом помогли ей скоротать часок, а потом девочке все же пришлось выйти на улицу. Впрочем, если не пользоваться автобусом, то один час был примерно равен медленной прогулке отсюда и до клуба. Оля неспешно двинулась по улице Горького – вот тут рядом с нею и притормозила темно-синяя «Акура» с черными рейками под багажник на крыше и широкими воронеными порогами.

– Добрый вечер, Ольга! – из приоткрытой дверцы выглянул коротко стриженный упитанный мужчина средних лет. – Я могу попросить у вас три минуты для разговора?

– Хоть пять, – остановилась девушка, сунув руки в карманы джинсов. – Как раз сейчас со временем у меня никаких проблем не наблюдается. Но только сразу предупреждаю, что никуда не сяду, никуда не поеду, и вообще… «Папаши» не в моем вкусе. Я не продаюсь.

– Приятно слышать, – кивнул мужчина. – Однако, я полагаю, Юра опять что-то напутал, и вы его неправильно поняли. Это я хотел бы пригласить вас на светский раут послезавтра в шесть. Мне прислали два приглашения…

– Папаша, разве я не ясно выразилась? – поморщилась Оля. – Ты не в моем вкусе. Отвали.

– Вы знаете, юная леди… – Мужчина вылез из машины, одернул рубашку. – Вы спасли мой бизнес, а может быть, и жизнь. Поэтому я готов лично от вас стерпеть некоторую грубость. Но всему есть предел. Назовете меня старпером еще раз, предложите отвалить – и я сочту, что моя совесть чиста и больше я вам ничего не должен.

– Постойте! – наконец сообразила Ольга. – Я вспомнила! Вы тот самый… Из кафе! Вы мне еще бутылку вина в обмен на свою жизнь предлагали.

– Виктор Аркадьевич, – поклонился мужчина. – Да, тогда я повел себя несколько вульгарно, прошу прощения. Я задумался над своим поведением и решил, что не должен платить за то, что не имеет ценности. Будет правильнее, если я посвящу вам несколько дней той жизни, которую вы сберегли.

– Вы, Виктор Аркадьевич, не в театре, случайно, работаете? Уж больно вычурно выражаетесь!