Барышня с дипломом - Анатолий Галкин

– Его бы посадить, Лев Львович.

– Не получится, Юра! Это я тебе как адвокат говорю… Кроме наших записей из «Таганки» против него ничего нет. А это не доказательство. Некто с голосом похожим на голос Гуркова, сказал, что… Нет, Юра, это сейчас не доказательство.

– Но напугать его этими записями мы можем?

– Это запросто!

Ольга пожалела, что у озера так тщательно вымыла свою Оку. Появляться в городе на своей канареечной машине глупо… Она рассудила, что ни Максима, ни Лаймы уже нет в живых. И администраторшу вполне могли принять за нее. А появляться в городе «живым трупом» не хотелось. Возможно, в этой ситуации будет своя выгода… Крутова начала искать тихие обходные дороги, которые вели к даче Жука.

Она оставила машину в лесу и начала пробираться к знакомому дому мелкими перебежками. Очень даже логичное поведение. За эти сутки могли произойти любые события.

Прошлой ночью случился неудачный штурм, а этим вечером дачу могли окружить превосходящие силы противника… Ольга приблизилась к забору, но никого не было. Только у реки горел костер и около крепкого стола, сбитого из половых досок, копошились двое: лысоватый пенсионер и стройный старый адвокат с седой копной непослушных волос.

От костра тянуло шашлыком, но веселых песен не пели, и весь разговор был приглушенный и несуетливый… Ольга поняла, что готовятся поминки.

Она могла вскочить и побежать вниз к берегу Угорки, крича и веселясь. Но тогда она бы пропустила что-то очень важное… Она никогда еще не была на своих поминках. Такая удача не каждому выпадает.

Крутова легла на теплую вечернюю траву и поползла, скрываясь за кочками и кустиками.

Темнело быстро, а треск костра заглушал все остальные звуки.

Старики, они, конечно, опытные сыщики, но подпустили разведчика на пять метров.

Ольга лежала в ложбинке, за куцым кустом вербы. Стол был близко, и она могла слышать все, что про нее говорили… А говорили хорошие слова. Она и умная была, и красивая, и деловая.

– Честно скажу, Юра – любил я ее. Нет! Я ее любил как дочку, как внучку, как милого человека, которому хочешь добра.

– А я ее всего-то несколько дней знал, но тоже проникся… Чистая и девственная душа. Вся была к добру направлена… И почти ничего в жизни не успела… Давай помянем хорошего человека.

Они выпили, не чокаясь. Замолчали, глядя на лунную дорожку, что трепетала на ленивой Угорке. У Ольги слезы навернулись на глаза. Может быть, она и не такая хорошая, но действительно ничего в жизни не успела. Это Жук правильно сказал.

Ольга и раньше это понимала, но никогда так ярко не чувствовала.

В жизни каждого существа есть точка расцвета. Это вершина, до которой обязательно надо дойти…

Возьми, к примеру, любое растение: розу, тюльпан, ромашку. Пока не появился цветок – это так, травка с листиками… Вот и она еще не расцвела. Для женщины расцвет не в возрасте и не в форме тела.

Расцвет – это когда любовь и все, что следует дальше. Это свадьба и медовый месяц.

Ольга чувствовала это и раньше, но только сейчас, лежа в сырой ложбинке и присутствуя на собственных поминках, четко поняла – она еще не расцвела, но очень хочет этого. Она готова к этому…

Старики за столом сказали о ней еще много хорошего. И еще пару раз выпили за упокой души… Мизансцена затянулась. Дальше лежать было холодно и скучно… А подняться ночью и встать перед пьяненькими пожилыми людьми, которые отмечают твои поминки. Это как? Нормально?

Ольга знала, что Лощинин носит с собой какие-то сердечные таблетки. А как с этим у Жука? Не придется ли после этого настоящие поминки справлять…

Ольга начала отползать… Потом она встала на корточки и поскакала к своей Оке. Потом побежала, скрываясь за кустами.

Машина стояла там, где и была оставлена. Включилась без капризов. И фары загорелись… На самой малой скорости Ольга придвигалась к костру. За сто метров она остановилась и развернулась, подставив бок. Пусть посветят фонариком. Пусть постепенно поймут, что это Ока, и что она желтая… И вот тогда они зададут себе вопрос: «А кто это там, в желтой Оке? А не Ольга ли это?»

Постепенно все надо, без стрессов.

Она действительно увидела свет двух фонариков, направленных на нее. Ольга вышла из машины и помахала рукой. Потом побежала на встречу. Старики тоже бежали к знакомой желтой Оке и к фигуре, что очень напоминала ту особу, которую они сейчас поминали.

Докторов впервые стоял перед Гурковым без страха. Никаких упреков к нему быть не могло. Одним ударом он свалил двух главных врагов. И сделал это чисто. Без шума и пыли…

На лице Гуркова была некоторая озабоченность, но и радость была.

– Ну и грохот ты устроил, Игорь! Я уже думал, что война началась… Как это Ежов жив остался?

– Сам удивляюсь. Через улицу перелетел, головой в стену тюкнулся, но жив. Правда, контузия, сотрясение мозга, обе руки поломаны.

– Это хорошо! До выборов он нам не страшен, а потом приручим… Теперь за стариков надо браться. Когда начнешь?

– Завтра к вечеру все закончим.

Гурков посмотрел на Докторова с какой-то брезгливостью. Как король на своего палача… Только что от руки этого Игоря погибла милая девица, а парень стал инвалидом. На всю жизнь – контуженый с переломанными конечностями… И ни капли чувства греха! На завтра планирует убийство стариков, а рожа сладострастная… Душегуб!

– Ты, Игорь, завтра не очень усердствуй.

– В каком смысле?

– Без крови, без пыток… Они все-таки старики. Пожалеть их надо.

– Это вы правы, Андрей Николаевич. Я вообще-то по жизни добрый человек. И жену не часто бью. Но тут другой случай. Вы же сказали, что вам обязательно нужны документы по Комбинату.

– Да. Это непременно.

– Так, если старики добром не отдадут, то придется пытать. Без крови не обойтись.

– Ну, делай, как знаешь.

Больше всего Кима разозлило то, что они приняли его за мебель. Весь разговор Докторова и Гуркова проходил в «Таганке», в том самом штабном кабинете.

Они говорили, а Ким убирал со стола, приносил свежее пиво и разные орешки с кальмарами.

Они говорили об убийстве при нем, даже не думая, что он это слышит, что его может волновать что-то кроме лакейских денег.

Он для них как мебель! Вот эта фраза застряла в голове Виктора Кима и долбила каждую секунду, как капля из плохо закрытого крана.

Жук тоже бывал с ним груб, иногда напоминал о старых грехах, но Юрий Иванович его уважал. И уважает! И будет уважать… Надо только остановить Докторова. Надо предупредить.

Утром Ким чувствовал себя паршиво. Если возникнет скандал с Гурковым, если он с треском проиграет выборы, то для «Таганки» это почти крах. Уйдут денежные клиенты, а сам ресторан приобретет дурную репутацию… С точки зрения бизнеса ресторатор Виктор Ким должен был сделать вид, что ничего не слышал о планах убийства стариков на даче… Надо было прикинуться мебелью!

Вот эта-то мысль про мебель опять разозлила Кима. Он, конечно, сволочь, но не до такой же степени.

Его машина всегда стояла на заднем дворе ресторана. Он мог тихо выехать не на центральную улицу, а сразу в лес, на грунтовую дорогу. Он пропетлял немного и попытался пробраться к даче Жука незамеченным… Машину бросил за сто метров от дома.

Это вообще против всяких правил. Ни опер не должен посещать дом агента, ни наоборот. Для встреч существуют явочные квартиры. Реже – конспиративные квартиры. А обычно беседуют там, что в отчетах обозначается как встреча в обусловленном месте – в заброшенном доме, на пустыре, в поле за стогом сена.

Ким знал все эти правила конспирации, но тут был особый случай… Устроившись за забором, он начал швырять в окно шишки.

После третьего попадания кто-то раздернул занавески и стал вглядываться. А еще через минуту из дома вышел Жук и направился к забору.

Сообщение было настолько серьезным, что требовало совместного обсуждения. Пришлось пригласить Кима в дом и этим расшифровать его полностью.

Жук так и сказал:

– Теперь, Витя, ты не агент, а наш друг и товарищ. Ты наш соратник… Рассказывай подробно, как Гурков и Докторов собираются нас убить.

Даже местное телевидение следит за рейтингом. После взрыва в гостинице никто не пропускал «Новости Правдинска» и ряд специальных передач про взрыв..

Гурков понимал, что сейчас нельзя молчать. Можно врать избирателю, можно высказывать любые идиотские версии, но главное не молчать.

Сегодня в студии решили сделать поединок, дуэль кандидатов в мэры. Схватка – Гурков и Заморов. Прямой эфир.

Практически каждый робеет перед телекамерой. Один больше, другой меньше. Гурков вообще на нее не реагировал. Она его только раззадоривала. Он знал, что из объектива на него смотрят тысячи глаз. И он говорил именно им как пацанам на стрелке.

– Вы подумайте – мне нужен этот взрыв в гостинице? Я и так побеждал с большим отрывом… Именно моему сопернику Заморову выгодно замутить воду.