Страшная правда о Великой Отечественной. Партизаны без грифа «Секретно» - Владимир Поляков

46-я п.д. вермахта вопреки приказу удерживать Керченский полуостров отступила, но зацепилась на Ак-Монайских позициях, или, как указывают в немецких источниках, на Парпачском перешейке [82, с. 263].

5 января последовала высадка советского десанта в Евпатории, который был ликвидирован уже к 7 января.

18 января советские войска вновь оставили Феодосию.

Появление советских десантов в Феодосии и Судаке явилось для партизанского командования полной неожиданностью. Его об этом даже не поставили в известность. Только после того как высадившиеся в Судаке 226 с.п. и 554 г.с. п оказались разбиты и были вынуждены пробиваться в горы, они стали объектом едва ли не всех переговоров с командованием фронта.

Вот первая радиограмма, полученная 28.01.42: «Немедленно установите связь с командиром десантного отряда Селиховым. Район Судака и действуйте по его указаниям. Ежедневно информируйте о положении отряда. Козлов, Шаманин»[14,с. 33].

Только 5.02.42 А.В. Мокроусову поступает донесение начальника 1-го партизанского района А. А. Сацюка: «Из состава десанта двух полков 226-го и 554-го найдено и присоединено к партизанам около 350 человек бойцов и командиров. Из коих 180 чел. 554-го полка во главе с командиром майором Забродских и комиссаром Вертеповым направлены в Карасубазарский отряд. 226-го полка во главе с майором Селиховым и комиссаром Бускадзе оставлены при 1-мрайоне» [14, с. 34].

Как только об этом докладывают командованию Крымского фронта, то поступает неожиданное распоряжение: «Окажите всемерную помощь вашими отрядами Селихову. На время выполнения спецзадания в оперативном отношении подчиняю вас ему. Исполните донесение. Булатов, Каранадзе».

Далее следует приказ передать единственную находящуюся у партизан рацию Н.Г. Селихову!

При всем этом в отрядах начался голод. Особенно жуткое положение было в 4-м районе, который поглотил остатки отрядов 5-го района. Не намного лучше было положение и в других отрядах.

Близость фронта внесла сумятицу в души партизан. Комиссар Феодосийского отряда Ф. М. Якубовский — бывший сотрудник Феодосийского НКВД — загорелся идей прорваться через Ак-Монайские позиции к наступающим частям. Удержать его было невозможно. Собрав группу единомышленников, он ушел в сторону линии фронта. Впоследствии один из бойцов его группы вернулся и рассказал, что при попытке перехода вся группа погибла, а он чудом спасся.

Решилась на самовольный переход фронта и группа бывших пограничников во главе с А.И. Панариным, в ту пору начальником штаба Феодосийского отряда. Намыкавшись, предельно усталыми, но живыми они вернулись в лагерь. Встречали их с презрением. Панарин едва не угодил под расстрел. А вот командир Кировского отряда Г. С. Алдаров избежать его не смог.

Как гласят официальные документы, Алдаров самостоятельно принимает решение перевести отряд в другой район, так как здесь его бойцов ждет голодная смерть. Группу «дезертиров» перехватывают. А.В. Мокроусов отдает приказ о расстреле Г. С. Алдарова, который тут же приводится в исполнение.

Как пишется в ряде документов, по общему мнению людей, знавших Талимзяна Алдарова, это был хороший, смелый командир, пользовавшийся заслуженной любовью своих бойцов.

Впрочем, есть мнение и другой стороны. В архиве сохранилась объяснительная записка И.И, Андреева на имя секретаря Крымского обкома П.Р. Ямпольского.

«Алдарова знаю с апреля 1941 года. До войны он считался отличником, неоднократно был премирован и получал благодарность. Под Старым Крымом полк попал в окружение. Разбились на три группы. Всем отрядам был дан приказ двигаться на Севастополь. Группа Алдарова встретила Судакский партизанский отряд. Он принял решение остаться. 4 ноября пограничники сообщили, что дорога через Судак — Алушту на Севастополь свободна. Алдаров повел группу на Судак. Я находился с ним. В Судаке он взял с собой шесть девушек. В двух километрах от Судака было совещание командно-политического состава. Будучи пьян Алдаров произнес свою программную антипартийную, антисоветскую речь примерно такого содержания: «Расстреляйте меня, но на Севастополь я не пойду. Мне надоело быть пушечным мясом на Перекопе. В оборону Севастополя я не верю. Иду в лес». Первое время партизанства Алдаров сильно пьет, меняет часто «лесных жен» из состава завезенных из Судака девушек, но потом он остепенился, пить стал меньше, почти перестал, и жить стал лишь с одной женой — Полей. Отряд начинает быть боевым, бить фашистов крепко. Но не благодаря заслугам только Алдарова, а главным образом начальника штаба отряда, теперь командира отряда т. Егорова. Сам Алдаров в операциях участвовал редко.

Когда о героях Севастополя узнала вся страна, Алдаров обращается в район с ходатайством разрешить идти ему на Севастополь. Его ходатайство не удовлетворили. В марте отряд стоял под Старым Крымом, с продовольствием было очень плохо. Алдаров без разрешения командования отобрал только военных и двинулся в сторону Севастополя. Одни говорят, что в отряд Селихова. На месте новых баз Карасубазарского отряда Алдаров был остановлен полковником Городовиковым и возвращен назад.

Какие были обвинения Алдарову, когда его расстреляли, я не знаю, так как был в то время начальником штаба Судакского отряда, но лично считаю, что у командования района и центра были вполне достаточно обоснованные данные к расстрелу. 22.07.42»[32, с. 73].

Смерть бывшего командира 56-го зенитного дивизиона капитана Алдарова фактически стала началом открытого конфликта между профессиональными военными и Мокроусовым. Во главе оппозиции встали бывшие командиры 48-й кавалерийской дивизии, которые в свое время, при непосредственной поддержке А.В. Мокроусова, заняли ключевые посты в партизанском движении. Подавляющее большинство из них сохранило чувство фронтового братства. Вероятно, Мокроусов справился бы и с возникшей «военной фрондой», но он не учел того, что у партизан появилась радиосвязь.

Сразу же после расстрела Г.С. Алдарова Военный совет Крымского фронта получил сообщение о случившемся. Еще не вникая в суть конфликта, не становясь ни на чью сторону, Военный совет запрещает Мокроусову самостоятельно выносить приговоры и делает это прерогативой военного трибунала, председателем которого назначается бывший прокурор 48-го к.д. Ф.Н. Верещагин.

И вот тут «военные» отыгрались за «холодный прием» в ноябре 1941 года. Решением трибунала расстреляны бывшие командир и комиссар Колайского отряда И.Н. Губарев и С.И. Штепа, по приказу которых были разоружены 25 человек, которых выгнали на верную смерть из расположения отряда.

В качестве детонатора дальнейшего конфликта выступил уже упоминавшийся командир 224-го с.п. майор Селихов. Выведенное им из-под Судака подразделение уже ни в коей мере нельзя было считать полком, фактически это всего лишь партизанский отряд, но отряд без проводников, без боезапасов и, самое главное, без продовольствия. Было бы разумно раскидать людей по другим отрядам, но Селихов этому категорически воспротивился и, получив поддержку штаба фронта, создал прецедент — отныне в Крымских горах будет отдельная воинская часть, которая подчиняется только командующему фронтом, но обеспечивается продовольствием крымскими партизанами.

Появление в зоне второго района 170 дополнительных «едоков» сразу же легло непосильным бременем на весь район. К тому же, совершенно случайно, десантники разорили остатки продовольственной базы Джанкойского отряда, что, с подачи И.Г. Генова, вызвало бурю негодования со стороны А.В. Мокроусова.

Если до высадки Судакского десанта и появления «группы Селихова» между командиром 2-го района И.Г. Геновым и комиссаром Е.А. Поповым были вполне нормальные отношения, то с возникновением конфликта Попов резко выступил против своего командира, безоговорочно поддержав Н.Г. Селихова.

Реакция командования фронтом оказалась совершенно неожиданной для Мокроусова. Поступает приказ о смещении Генова и назначении начальником района майора Селихова!

По мере того как мы узнавали о тех или иных несправедливых отстранениях от должностей командиров, комиссаров, начальников штабов отрядов и районов, у читателя могло сложиться представление, что все это субъективно. Что это результат произвола одного человека, в данном случае Мокроусова, и будь на его месте Иванов, Петров или Сидоров, все было бы по-иному. Собственно говоря, именно такой вывод и делает в своих мемуарах Н.Д. Луговой. В действительности все оказалось сложнее. Снятие Генова — одного из самых лучших начальников районов, к тому же ближайшего друга Мокроусова, наглядно показало, что дело не в каком-либо одном конкретном человеке. Дело в системе, дело в режиме. В том самом тоталитарном режиме, частью которого оставался Крымский полуостров, даже находясь под фашистской оккупацией. Отстранение И.Г. Генова — несправедливое и бессмысленное, увы, не было последним.