Рассуждения о Франции - Жозеф де Местр

Иными словами, этот народ более сам себя не признавал в том народе. Лучше не скажешь. (стр.169 >)

Но чем же было вызвано это великое изменение? Ничем или, точнее сказать, ничем видимым: годом раньше никто не считал его возможным. Неизвестно даже, было ли оно вызвано каким-либо роялистом; ибо это неразрешимая задача — узнать, когда именно Монк стал добросовестно служить Монархии.

Были ли, по крайней мере, роялисты той силой, которая заставила противостоящую партию принять Монархию? Никоим образом: у Монка было лишь шесть тысяч человек; у республиканцев — в пять или шесть раз больше; они занимали все должности, и в военном отношении все королевство находилось под их властью. Но Монку ни разу не понадобилось вступить в сражение; все свершилось без усилий, как по волшебству: так же будет и во Франции. Возвращение к порядку не может являться болезненным, ибо оно будет естественным и ему будет благоприятствовать сокровенная сила, чье деяние всё есть творение. Увидят ровно противоположное тому, что видели. Вместо этих жестоких потрясений, этих болезненных распрей, этих вечных, приводящих в отчаянье, колебаний, некоторая устойчивость, неизъяснимый покой, всеобщее облегчение, возвещающие о присутствии суверенности. Не будет больше потрясений, насилий, даже казней, за исключением тех, которые одобрит истинная Нация; к самому преступлению и к узурпации будут подходить со взвешенной строгостью, при умеренном правосудии, которое свойственно только законной власти. Король коснется ран государства осторожной и отеческой рукой. Наконец, вот великая истина, которой еще не слишком прониклись Французы: восстановление Монархии, называемое контр-революцией, отнюдь не будет революцией противоположной, но явится противоположностью Революции.

Глава одиннадцатая.

ОТРЫВОК ИЗ «ИСТОРИИ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ» ДЭВИДА ЮМА [255].

Eadem mutata resurgo [256]

(стр.170 >)…Долгий парламент торжественно поклялся, что не может быть распущенным, с. 181. Чтобы утвердить свое могущество, он постоянно воздействовал на дух народа: то он возбуждал умы коварными посланиями, с. 176, то приказывал присылать в свой адрес из всех частей королевства петиции революционного толка, с. 133. Злоупотребления прессы достигли предела; многочисленные клубы устраивали повсюду шумные беспорядки; фанатизм выражался на своем особом языке; то был жаргон, изобретенный исступлением и лицемерием времени, с. 131. Всеобщей манией стало поношение прошлых злоупотреблений, с. 129. Одно за другим были уничтожены все старые учреждения, с. 125, 188, Билль о self-deniance [257] и « Newmodel» [258] (стр.171 >) полностью дезорганизовали армию, придав ей новую форму и новый состав, что заставило множество старых офицеров возвратить свои патенты, с. 13. Все преступления были отнесены на счет роялистов, с. 148; искусство обманывать и устрашать народ было доведено до такого совершенства, что его заставили поверить, будто роялисты заминировали Темзу, с. 177. Никакого Короля! Никакой знати! Всеобщее равенство! — так возглашалось повсеместно, с. 87. Но в гуще народного возбуждения можно было выделить крайнюю секту индепендентов, которой удалось в конце концов завладеть Долгим парламентом, с. 374.

Добрая воля Короля была бессильна перед такой бурей. Даже уступки, сделанные им своему народу, были оклеветаны как не шедшие от чистого сердца, с. 186.

Всем этим мятежники предваряли приготовления к погибели Карла I; но простое умерщвление его не входило в их расчеты; сие злодеяние было бы недостаточно национальным. Позор и опасность возмездия легли бы только на убийц. Следовало, значит, замыслить другое; нужно было удивить весь мир небывалой процедурой, вырядиться в тогу правосудия и прикрыть жестокость дерзостью; одним словом, нужно было, возбудив в народе фанатизм понятиями совершенного равенства, обеспечить повиновение большого числа людей и исподтишка сколотить всеобщую коалицию против Королевской власти, том 10, с. 91.

Уничижение Монархии предварило смерть Короля. Этот государь фактически лишился трона, а английская конституция была расстроена (в 1648 году) биллем о non-adresse, который отделил его от конституции. [259] (стр.172 >)

Вскоре о Короле стали распространять самые чудовищные и нелепые измышления, чтобы истребить то уважение, которое есть охранная грамота престолов. Мятежники не пренебрегли ничем, дабы запятнать его репутацию; они обвинили Короля в том, что он-де раздавал должности врагам Англии, заставлял проливать кровь своих подданных. Именно путем клеветы они подготовляли насилие, с. 94.

Во время заточения короля в замке Кэрисборн узурпаторы власти постарались обрушить на голову несчастного государя все мыслимые жестокости. Он был лишен своих слуг; ему полностью запретили общаться со своими друзьями: никакого общества, никаких развлечений, которые бы смягчили меланхолию его дум, Королю не было позволено. Каждый миг он ждал, что его убьют или отравят; [260]ибо о судебном разбирательстве он даже не помышлял, с. 59 и 95.

Когда король жестоко страдал в своей темнице, по наущению Парламента распространялись слухи, что ему якобы там очень хорошо и что он находится в превосходном настроении, там же. [261]

Главным источником, из которого Король черпал все утешение посреди угнетавших его злосчастий, была, вне сомнения, религия. В характере этого государя не было ничего злого, ни сурового, ничего такого, что заставляло бы его озлобляться на своих врагов или тревожиться о своем будущем. В то время как все окружавшее его носило печать враждебности; в то время как его семья, родственники, друзья были отделены от него или были бессильны ему помочь, он с доверием отдался в руки великого Существа, чье могущество пронизывает и поддерживает весь мир и чьи (стр.173 >) кары, воспринимаемые со смирением и любовью, казались королю самым явным залогом награды на все времена, с. 95 и 96.

Судейские чиновники дурно повели себя в данных обстоятельствах; Брэдшоу, принадлежавший к этому сословию, не постыдился председательствовать в трибунале, приговорившем короля; а Кок выступал государственным обвинителем от имени народа, с. 123. Трибунал состоял из офицеров взбунтовавшейся армии, членов нижней палаты и лондонских буржуа; почти все были низкого происхождения, с. 123.

Карл не сомневался в своей гибели; он знал, что короля редко лишают престола, не умертвив; но он более предполагал простое убийство, чем торжественный судебный приговор, с. 122.

Будучи заключен в тюрьму, он уже лишился трона: ему отказали во всех почестях, соответствующих его достоинству, и окружавшие его люди получили приказ обращаться с ним без малейших знаков уважения, с. 122. Вскоре он привык сносить фамильярности и даже наглые выходки этих людей, равно как и свыкся с другими несчастиями, с. 123.

Судьи короля именовали себя  Представителями народа, с. 124. От имени народа… — принцип, общий для всякой законной власти, с. 127; и в обвинительном заключении значилось:  Злоупотребляя доверенной ему ограниченной властью, он предательски и коварно старался установить неограниченную тираническую власть на развалинах свободы.

После зачтения этого акта председатель объявил Королю, что он может говорить. Карл проявил в своих ответах немало ума и силы духа, с. 125. И все согласились, что поведение Короля в этой последней сцене его жизни делает честь его памяти, с. 127. Непреклонный и бесстрашный, он все свои ответы излагал с величайшей ясностью и с самой высочайшей точностью мысли и выражения, с. 128. Упражнявшаяся (стр.174 >) на нем несправедливая власть не смогла вывести его, всегда мягкого и всегда ровного, за рамки сдержанности. Без усилий и позерства его душа, казалось, была в своем обычном состоянии и созерцала с презрением потуги человеческой несправедливости и злобы, с. 128.

Народ же в целом пребывал в том безмолвии, которое возникает, когда подавляют в себе сильное чувство; но солдаты, прельщенные всевозможными посулами, в конце концов дошли до такого злобного исступления, что рассматривали как знак отличия участие в страшном преступлении, которым они себя запятнали, с. 130.

Исполнение приговора Королю отсрочили на три дня; он провел это время спокойно, употребив его по большей части на чтение и на набожные занятия: ему разрешили увидеться со своей семьей, которая получила от него превосходные советы и великие знаки привязанности, с. 130. Он, как обычно, мирно спал ночью накануне своей казни. Утром рокового дня он пробудился очень рано и особенно тщательно оделся, с. 131. Священник, обладавший таким же спокойным характером и твердым мужеством, которые отличали короля, помогал ему в последние мгновения его жизни, с. 132.