Энциклопедия русской жизни. Моя летопись: 1999-2007 - Татьяна Москвина

Принято считать, что Петербург в ментальном отношении очень консервативный город. Какая клевета! Ментальность нашего города представляет из себя бесцветный туман, готовый принять любую форму. Вот пример: не успела Валентина Ивановна Матвиенко поправить шарфик, чтобы сойти по трапу самолета, доставившего ее на невские берега в качестве полпреда президента и возможного губернатора, как 42 % петербуржцев уже заявили социологам, что они страшно хотят видеть во главе города женщину.

Понятно, что вменяемый горожанин должен хотеть видеть на посту главы города разумного, порядочного, ответственного и волевого человека, пол тут не имеет значения. Но любимый русский народный праздник Холуин уже вступил в свои права – хотим женщину, и все. Что ж, раз в мелодиях белых ночей зазвучал женский вальс, поговорим на женскую тему.

Массовое участие женщин в политике и общественной жизни началось с развитием демократии в XX веке, и за сто лет принесло один твердый результат: у женщин в этой области жизнестроительства нет никаких видимых преимуществ в сравнении с мужчинами. Они – в массе – и не умней, и не добрей, и не великодушней и даже не честнее. Взгляд историка-обществововеда, конечно, привлекают отдельные индивидуумы женского рода, которые особенно одарены способностями к общественной работе, но это решительно ничего не означает. Вопрос о том, может ли женщина управлять страной, городом, большим предприятием, решается однозначно – разумеется, может, но благодаря своим личным качествам, а не физиологии. Мне отвратительна любая демагогия типа «надо, чтобы в политике было больше женщин». За каким чертом это надо? Кому надо? Мужчинам на политзаседаниях, чтоб не так тошнило от вида друг дружки? Надо, чтобы в политике было больше квалифицированных, порядочных, волевых, работящих, умных и так далее людей, а свои, как говорится, конструктивные различия пусть эти люди используют в интимной жизни.

У женщин, как у общественных деятельниц, есть и тревожные свойства: как правило, это – малые способности к самокритике и неумение признавать свою неправоту. Я вот сейчас даже крамольную мысль выскажу, несколько ее полемически заострив, по обыкновению.

Грозный бородатый Александр Исаевич Солженицын давно сидит в уединении и пишет мрачные тома под названием «Двести лет вместе». Из его книг явствует, в частности, какой огромный вред принесло России активное участие еврейского народа в революции и социальном устройстве 20-х – 30-х годов. Нет, не там Александр Исаевич ищет главных врагов. Куда больший вред стране принесло наиживейшее, наиактивнейшее участие в советских делах – женщин. Обольщенные равными правами на труд и образование, миллионы женщин встали на сторону Красной России. Везде, сверху донизу, и в райкомах-обкомах, и в НКВД и ГУЛАГе, и в школах и на заводах, и – что немаловажно – в постелях у всех советских палачей были женщины. Социализм не продержался бы и года, если бы не был горячо, искренне, всей душой и всем телом поддержан женщинами. А потом, в более вегетарианские времена, они цокали каблучками по коридорам власти, и мололи тяжелый бред о развитом социализме и слиянии города с деревней, и не было школы, где бы не сидела монументальная завуч, при взгляде на которую хотелось сказать словами Данте: «Оставь надежду всяк, сюда входящий»…

Теперь Солженицын призывает евреев каяться. А женщинам что – каяться не надо? Они, значит, все святые страдалицы, белые голуби, они все сплошь лучше мужчин просто по определению, они никогда и ни в чем не виноваты, они ни в чем не участвовали, а только суп варили и ждали мужчин, занятых гадкими делами? Полно, полно. Участвовали во всем как миленькие. И Гитлера выбрали, когда разрешили голосовать. И от Сталина млели, сменив Бога на рябого кумирчика. И сейчас своих бедолаг мужей теребят – надо домик, надо платьице, чтоб те воровали и казнокрадствовали.

Так что, в отличие от петербуржцев, вдруг страстно захотевших женщину (в чем, конечно, можно и посомневаться, зная наших социологов и наши газеты), я лично никаких женщин во власти не хочу. И доверять человеческому существу только на том основании, что у него такие же, как у меня, формы тела, не собираюсь. Мне интересно только то, что у человека в голове – а здесь ни у женщин, ни у мужчин нет и не было никаких приоритетов.

май

P. S. После этой статьи руководством было принято решение закрыть телепередачу «Спешите видеть» на канале РТР-Петербург, которую я вела на пару с журналистом Дм. Циликиным. Любое появление моей личности и упоминание о моем существовании, судя по всему, запрещено до сих пор и на РТР-Петербург, и на Пятом канале. Итак, государство сделало свой окончательный выбор в отношении меня. И я сделала свой выбор в отношении этого государства.

Питание по крови

Не хочется попусту кровь портить и проливать из-за того, что на Земле все с ума посходили

Летом, когда солнце разгоняет усталую кровь, хочется резкого оздоровления. Не заняться ли своей бедной плотью – думаешь на досуге. Вдруг пригодится. Душа – она, конечно, бессмертна. Но тельце-то совсем наоборот. Будет оно трудиться, болеть, стареть и потом истлеет. Жалко. Хочется что-то сделать хорошее для бедолаги. Где же найти путь к здоровью? Может быть, в книгах? Но книги говорят что-то тревожное, порою даже зловещее.

В новой химере, обрушившейся на массовое сознание, так называемом «питании по группе крови», я обнаружила некую разновидность марксизма-ленинизма. То есть, это когда ничего не объясняют, а сразу выдают список запретов и догм. Оказывается, мне нельзя употреблять помидоры и гречку. «Не для вас растет и кукуруза», – написал автор книги о питании по крови, и эта фраза поразила меня своей тонкой печалью.

«Боже, что же в твоем мире растет для меня?» – подумала я, дочитывая фолиант А. И. Солженицына «Двести лет вместе». Он ведь тоже о крови. О том, что древняя кровь иудеев важнее и сильнее всего – отчизны, веры, воспитания, культуры, судьбы, свободного человеческого духа. Один момент в книге меня совсем изумил. Речь идет о том, что после революции 1917 года в культуру пришла еврейская молодежь и стала там успешно творить свои разрушительные произведения.

В качестве примера Солженицын приводит судьбу знаменитого театрального режиссера Всеволода Мейерхольда. Мейерхольда звали Карл Казимир Теодор. Он был родом из обрусевшей семьи онемеченных евреев-лютеран. В сознательном возрасте Мейерхольд принял православие и имя Всеволод, в честь обожаемого писателя Всеволода Гаршина. Мейерхольд был в числе основоположников МХАТа и в спектакле «Чайка» 1898 года играл главную роль, Константина Треплева. За актерское мастерство, учась у Немировича-Данченко, он получил пять с плюсом.

Далее Мейерхольд начал самостоятельную режиссерскую жизнь, общаясь с лучшими людьми свого времени – с Чеховым, Блоком, Комиссаржевской. Наконец, дирекция Императорских театров, заинтересованная громкой славой искателя, пригласила его на работу. Для режиссера это был предел возможного. Мейерхольд ставил роскошные спектакли в Мариинском и Александрийском театрах, тратя невозбранно колоссальные суммы. Я уж о художественной стороне не говорю – десятки томов про это написано еще при жизни режиссера.

Мне совершенно безразлично, кем был Мейерхольд по крови – хоть еврей, хоть эфиоп – он был гений театра. Но позвольте заметить, что ни прямого, ни даже косвенного отношения к еврейской культуре он не имел. И что такого Мейерхольду дала советская власть – ему, режиссеру заката империи! – ободранный театрик, пытки в подвале НКВД и пулю в конце поруганной жизни? В любой вменяемой стране он получил бы долю послаще.

Но величественному лауреату Нобелевской премии совершенно ясно – главное для человека его кровь, в которую намертво впечатаны все ошибки и преступления твоей нации. Пока что такого рода идейки лежат в книжках. А что, как они выйдут на улицу? Тут такое «питание по крови» начнется! Нашим людям ведь только разреши ненавидеть друг друга, мало не покажется.

И я начинаю беспокоиться. Кровь у меня пестренькая. В основном, конечно, напрудили русские, но есть и польская прабабушка, и еврейский дедушка. Насчет еврейского дедушки, приехавшего из Новоград-Волынска в Ленинград поступать в консерваторию и убитого стрелой Амура при виде моей бабушки, Антонины Кузнецовой, ткачихи из Вышнего Волочка, мне все ясно. О таких осквернителях и пишет Солженицын. Тут мне не отвертеться, когда грянет. Тут я готова, и мировой гуманизм, если что, мне поможет. Верю. Надеюсь.

Но есть у меня и еще один совсем таинственный дед, по национальности «черемис».

Я его никогда не видела, он на войне погиб. На фотографиях – приятный такой мужчина, крепкий, скуластый, глаза чуть раскосые. Знаю, что черемисы (правильно говорить «мари») живут в Республике Марий Эл, столица – Йошкар-Ола. Вроде бы народ мирный и в исторических катавасиях не замеченный. А вот, кто его знает. Мало ли что откопают бородатые старцы, решившие перед заходом солнца навести в мире полный порядок. Может, мои черемисы в чем проштрафились. Может, придется отвечать за их исторические ошибки, и, очень может быть, что найдутся желающие с меня за эти ошибки спросить. И вот что тут поделать?