Гиперболоид инженера Гарина. Аэлита. - Алексей Николаевич Толстой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
47
…В полудремоте ему вспоминалось:
Фонари потушены. Автомобиль замедлил ход… В окошко машины высунулся Гарин и — громким шопотом:
— Шельга, сворачивайте. Сейчас будет поляна. Там…
Грузно тряхнувшись на шоссейной канаве, автомобиль прошел между деревьями, повернулся и стал.
Под звездами лежала извилистая полянка. Смутно в тени деревьев громоздились скалы.
Мотор выключен. Остро запахло травой. Сонно плескался ручей, над ним вился туманчик, уходя неясным полотнищем вглубь поляны.
Гарин выпрыгнул на мокрую траву. Протянул руку. Из автомобиля вышла Зоя Монроз в глубоко надвинутой шапочке, подняла голову к звездам. Передернула плечами.
— Ну, вылезайте же, — резко сказал Гарин.
Тогда из автомобиля, головой вперед, вылез Роллинг. Из-под тени котелка блестели его золотые зубы.
Плескалась, бормотала вода в камнях. Роллинг вытащил из кармана руку, стиснутую, видимо, уже давно в кулак, и заговорил глуховатым голосом:
— Если здесь готовится смертный приговор, я протестую. Во имя права. Во имя человечности… Я протестую как американец… Как христианин… Я предлагаю любой выкуп за жизнь.
Зоя стояла спиной к нему. Гарин проговорил брезгливо:
— Убить вас я мог бы и там…
— Выкуп? — быстро спросил Роллинг.
— Нет.
— Участие в ваших… — Роллинг мотнул реками: — в ваших странных предприятиях?
— Да. Вы должны это помнить… На бульваре Мальзерб… Я говорил вам…
— Хорошо, — ответил Роллинг, — завтра я вас приму… Я должен продумать заново ваши предложения.
Зоя сказала негромко:
— Роллинг, не говорите глупостей.
— Мадемуазель! — Роллинг подскочил, котелок съехал ему на нос, — мадемуазель… Ваше поведение неслыханно… Предательство… Соучастие в убийствах…
Так же тихо Зоя ответила:
— Ну вас к чорту! Говорите с Гариным.
Тогда Роллинг и Гарин отошли к двойному дубу. Там вспыхнул электрический фонарик. Нагнулись две головы. Несколько секунд было слышно только, как плескался ручей в камнях.
— …Но нас не трое, нас четверо… здесь есть свидетель, — долетел до Шельги резкий голос Роллинга.
— Кто здесь, кто здесь? — сотрясаясь, сквозь дремоту пробормотал Шельга. Зрачки его расширились во весь глаз.
Перед ним на белом стульчике, — со шляпой на коленях, — сидел Хлынов.
48
— Не предугадал хода… Думать времени не было, — рассказывал ему Шельга, — сыграл такого дурака, что — ну.
— Ваша ошибка в том, что вы взяли в автомобиль Роллинга, — сказал Хлынов.
— Какой чорт я взял. Когда в гостинице началась пальба и резня, Роллинг сидел, как крыса, в автомобиле, — ощетинился двумя кольтами… Со мной оружия не было. Я влез на балкон и видел, как Гарин расправился с бандитами… Сообщил об этом Роллингу… Он струсил, зашипел, наотрез отказался выходить из машины… Потом он пытался стрелять в Зою Монроз. Но мы с Гариным свернули ему руки… Долго возиться было некогда, я вскочил за руль и — ходу…
— Когда вы были уже на полянке и они совещались около дуба, неужели вы не поняли?..
— Понял, что мое дело — ящик. А что было делать? Бежать? Ну, знаете, я все-таки спортсмен… К тому же у меня и план был весь разработан… В кармане фальшивый паспорт для Гарина с десятью визами… Аппарат его, — рукой взять, — в автомобиле… При таких обстоятельствах мог я о шкуре своей очень-то думать?..
— Ну, хорошо… Они сговорились…
— Роллинг подписал какую-то бумажку там, под деревом, — я хорошо видел. После этого — слышу — он сказал насчет четвертого свидетеля, то есть меня. Я вполголоса говорю Зое: «Слушайте-ка, давеча мы проехали мимо полисмена, он заметил номер машины. Если меня сейчас убьют, к утру вы все трое будете в стальных наручниках». Знаете, что она мне ответила? Вот женщина!.. Через плечо, не глядя: «Хорошо, я приму это к сведению». Ну, ладно. Гарин и Роллинг вернулись к машине. Я — как ни в чем не бывало… Первая села Зоя. Высунулась и что-то проговорила по-английски. Гарин — мне: «Товарищ Шельга, теперь валяйте: полный ход по шоссе на запад». Я присел перед радиатором… Вот где моя ошибка. У них только и была эта одна минута… Когда машина на ходу, они бы со мной ничего не сделали, побоялись… Хорошо, — завожу машину… Вдруг, в темя, в мозг — будто дом на голову рухнул, хряснули кости, ударило, обожгло светом, опрокинуло навзничь… Видел только — мелькнула перекошенная морда Роллинга. Сукин сын! Четыре пули в меня запустил. Потом, я открываю глаза, вот эта комната.
Шельга утомился рассказывая. Долго молчали. Хлынов спросил:
— Где может быть сейчас Роллинг?
— Как — где? Конечно, в Париже. Ворочает прессой. У него сейчас большое наступление на химическом фронте. Деньги лопатой загребает. В том-то все и дело, что я с минуты на минуту жду пулю в окно или яд в соуснике. Он меня все-таки пришьет, конечно…
— Чего же вы молчите?.. Немедленно нужно дать знать шефу полиции.
— Товарищ дорогой, вы с ума сошли! Я и жив-то до сих пор только потому, что молчу.
49
— Итак, Шельга, вы своими глазами видели действие аппарата?
— Видел и теперь знаю: пушки, газы, аэропланы — все это детская забава. Вы не забывайте, тут не один Гарин… Гарин и Роллинг. Смертоносная машина и миллиарды. Всего можно ждать.
Хлынов поднял штору и долго стоял у окна, глядя на изумрудную зелень, на старого садовника, с трудом перетаскивающего металлические суставчатые трубы в теневую сторону сада, на черных дроздов, — они деловито и озабоченно бегали под кустами вербены, вытаскивали из чернозема дождевых червяков. Небо, синее и прелестное, вечным покоем расстилалось над садом.
— А то предоставить их самим себе, пусть развернутся во всем великолепии — Роллинг и Гарин, и конец будет ближе, — проговорил Хлынов. — Этот мир погибнет неминуемо… Здесь одни дрозды живут разумно. — Хлынов отвернулся от окна. — Человек каменного века был значительнее, несомненно… Бесплатно, только из внутренней потребности, разрисовывал пещеры, думал, сидя у огня, о мамонтах, о грозах, о странном вращении жизни и смерти и о самом себе. Чорт знает, как это было почтенно!.. Мозг еще маленький, череп толстый, но духовная энергия молниями лучилась из его головы… А эти,
