Присягнувшая Черепу - Брайан Стейвли

поморщилась, мельком заглянув в дыру. Рассчитывала-то выйти через дверь, а не плыть к далекому морю вместе с дерьмом. Глотка понимающе смотрел на меня. Я потрепала его по щеке – он, как и я, надеялся выйти отсюда ногами.

Вздохнув, оглядела напоследок тесную каморку и полезла в дыру. До воды было футов десять. Я вошла в нее с тихим плеском, но голову над водой удержала. Почти прямо надо мной солдат колотил в дверь последней кабинки. Скоро он разберется, куда я делась, но это меня не волновало. Ночь темная, течение быстрое. Пока спутники Глотки опомнятся и начнут погоню, только меня и видели.

Несколькими сильными гребками я выбралась на середину канала. Фонарики из рыбьей кожи горели со всех сторон: на причалах, на плотинах затонов, на кормовых перильцах тихих узких лодок. Черная вода отливала красным лаком. Отдалившись от причалов и бревенчатых стенок, я перевернулась на спину и отдалась течению. Много лет я плавала в ледяных речках у Рашшамбара, и после них вода дельты показалась мне теплой, как кровь, – непривычно и приятно. С балконов, из окон на берегу, с плавно покачивающихся лодок доносились голоса – десятки, сотни голосов, полная гамма страстей человеческих: кто-то повторял имя возлюбленной, дети спорили за место в постели, старушечий голос выводил однообразный мотив старинной песни лодочников. Я проплывала сквозь их жизни невидимо и неведомо для чужаков. Выждав немного, я погрузила в воду и уши, так что теперь слышала только низкий рокот течения.

– Трое, – тихо сказала я себе.

Меньше недели в Домбанге, а почти половина Испытания уже позади. Легкая половина. Десять дней на четыре оставшиеся жертвы – отлично. Десять дней, чтобы полюбить… Все мое тело вдруг налилось тяжестью. Вода держала меня, тихо несла на восток. Столько покоя было в этой статичности среди всеобщего движения. Мне представилось, что Глотка плывет рядом, распластавшись на теплой и неподатливой ладони Ананшаэля, уносящей нас к тихо ожидающему за много миль морю.

– Когда-нибудь, – сказала я.

Он не ответил.

Я медленно открыла глаза, перевернулась на бок и поплыла к берегу. Если уж расставил ловушку, будь при ней, когда сработает пружина.

7

Пурпурные бани – затянутый паром лабиринт бассейнов, общественных и частных, холодных, горячих, теплых, благовонных; есть на одного, а есть такие, что можно искупать небольшой океанский корабль, и все это под высокой деревянной крышей на солидных колоннах черного дерева со свисающими капельками красных фонариков. Едва ли не больше самих бань поражает обилие наготы. Я привыкла видеть мужчин и женщин самой разной степени обнаженности – в Рашшамбаре застенчивым не место, – а вот о многолюдности домбангских бань запамятовала. Когда вечером после убийства Глотки я зашла в огромный зал, там уже собралось, должно быть, тысяч пять человек: кто погрузился в воду до подбородка, кто лениво плавал на спине, кто вытаскивал полотенце из высокой стопки, кто умащался перед уходом пальмовым маслом и просил натереть спину и плечи – все равно кого, мужчину или женщину, знакомого или чужого.

Сюда приходили не только мыться. Совокупление в банях не одобрялось, зато никто бы и не оглянулся на пару мужчин, разминающих женские ягодицы, или на прильнувших друг другу любовников в горячем бассейне. Мне вдруг подумалось, разумно ли было из всего Домбанга выбрать для новой встречи с Руком именно это место. Впервые за много лет остро ощутив свою наготу, я опустила взгляд на собственное тело. Кожа посветлее привычного для города оттенка – наследство отца-чужестранца – и рост повыше среднего женского. И шрамов наверняка больше обычного. Люди задерживали на мне взгляды. Я гадала, какой увидит меня Рук. Все той же, какой я остановила его перед си-итским храмом, или другой?

Я с облегчением погрузилась в просторный бассейн в центре зала. Надо мной сомкнулась теплая вода с запахом лимона, лицо затянуло паром, а когда я выплыла на середину, окружающие совсем перестали меня замечать, заинтересовавшись голыми телами поближе. На то я и надеялась. Главный бассейн, хоть и расположен на самом виду, не привлекает внимания; самые богатые и самые красивые выбирают ванночки поменьше, в стороне и отгороженные резными ширмами. Кто ищет темы для сплетен, поглядывает туда в надежде высмотреть что-нибудь завлекательное.

Точно на середине бассейна я ушла под воду, оставив над поверхностью только нос и глаза, и стала ждать в размышлениях, не безумен ли мой замысел. У меня почти не было сомнений, что Рук явится – он точно не забыл обыскать одежду Глотки и не мог не заметить моей записки. Но встреча с ним – это только первый шаг. Он мог перемениться за прошедшие с моего исчезновения шесть лет, мог меня возненавидеть, мог прийти в сопровождении десятка зеленых рубашек. А еще больше меня тревожили собственные невнятные чувства.

У памятника Гоку Ми он показался мне все тем же: его непринужденная уверенность в себе граничила с высокомерием. А с другой стороны, видела я его совсем недолго и издалека. Маловато времени, чтобы угадать в себе любовь, чтобы понять, разгорается ли пламенем тлевший во мне все эти годы уголек.

Я уже почти убедила себя, что задумала глупость, и лучше бы мне присмотреть голого красавчика из тех, кого полным-полно кругом, когда увидела его. Почти все погружаются в бассейны потихоньку, наслаждаясь лаской чистой воды и позволяя ей омывать тело, скрывать его дюйм за дюймом.

Только не Рук.

Он шагнул в воду, не удостоив ее внимания. Мало кто умеет с изяществом преодолеть сопротивление воды. Но Рук, вместо того чтобы ломиться вперед, взбивая мелкую волну и неловко растопыривая руки, рассекал воду, как нож, – медленно и неуклонно. Я успела соскучиться по его манере держаться. Одна эта плавность движений стоила того, чтобы на нее посмотреть, даже не будь он нагим.

Я помнила эти плечи – широкие, но не грузные, с точеными мускулами. Я помнила, как обхватывала ладонями эти ребра, как водила ногтем по темной коже, и помнила, как колотила по его бокам кулаком, пытаясь сквозь твердые мышцы достать печень или почки. Его кулаки я тоже помнила и, хотя издали мне еще не видны были такие детали, представляла себе костяшки в шрамах и кривой от частых переломов средний палец. Лицо его покрывала темная щетина – Рук пару дней не брился. А еще зеленые глаза – я их узнала даже сквозь пар.

В десяти шагах от меня он заговорил, негромко и спокойно.

– Ты мне должна бутылку квея.

Шесть лет. Шесть лет, как я ушла от него