Скрижали - Владимир Файнберг

Между тем Клавдия Федоровна продолжала мягким, певучим голосом:

— Испортил себе глаза, годами изучал слепые тексты, манускрипты. Стрессы. Слишком много стрессов. — Она вдруг обратилась к Борису: — Не беспокойтесь. Увидите этого человека. Когда увидите, передайте: пусть представит себе родничок. Любой, какой довелось увидеть. Пусть представит, как стоит возле него. И он почувствует: новая энергия бежит снизу по ногам… Спасет его женщина. Очень молодая. — Клавдия Федоровна смолкла, устало подпёрла голову рукой.

— А скажите, пожалуйста, можете вы со своими способностями узнать, где сейчас находится такая рукопись, называется «Скрижали»? — Борис был весь в напряжении.

Она пристально посмотрела как бы сквозь него. Так смотрят в перевёрнутый бинокль в бесконечность.

— У вас, Борис, плохие мысли, плохие… А это место, где мы сейчас, уникальное — сильный выход энергии. Мне было легко. Извините, уже полшестого, у меня встреча с местными генетиками. Ирочка, не волнуйтесь, дорогу помню, вечером приду. — Клавдия Федоровна встала, вышла из чайханы и сразу растворилась в пёстрой толпе, наполняющей базар.

Борис обратил внимание на то, что она сказала о времени, даже не посмотрев на часы. Он глянул на свои. Было ровно половина шестого.

— Жаль, в Петербурге живет… Взял бы её в ученицы, — сказал йог, разливая в стопки оставшийся коньяк. Сейчас стало видно, что ему — за шестьдесят.

— Да, поразительное существо! — Ирина Константиновна допила свою порцию. — Может находить полезные ископаемые, видит будущее. Это она настояла, чтоб мы с мужем переехали сюда из Ленинграда.

— Лечить может? — спросил Борис.

— Представьте себе, нет. Говорит, это ей не дано. Сама часто болеет — ангины, бронхиты. Слабые лёгкие. Мне тоже пора. Муж придёт из университета, надо кормить.

Борис расплатился, и они втроём вышли с базара. Василий Степанович нёс свой мешок с бюстиками и сумки Ирины Константиновны.

— Все‑таки, кто она? Кто? Чем занимается? — Борису покоя не давало то, что эта женщина, видимо, раскусила его, прочла мысли…

— Она ведь, кажется, сказала — генетик. Приехала в командировку взять срез мышечной ткани какого‑то неандертальца, вмёрзшего в ледник несколько тысячелетий назад. Говорит, теперь из одной клетки можно вырастить человека, точно такого же. Уже ездила в Египет, в Каирский музей, где хранятся мумии фараонов. За тем же самым!

— Вот бизнес будет со временем! — не без зависти воскликнул Василий Степанович и вдруг швырнул сумки, бросился на мостовую, наперерез бегущим навстречу людям.

Первого из бегущих — парня в распахнутой камуфляжной куртке — он упустил, зато второго, бежавшего впереди милиционера, успел ухватить за широкий рукав стёганого халата. Тот попытался вырваться. Оба свалились на асфальт. Набежала толпа. И Василия Степановича начали зверски избивать все — и милиционер, и человек в халате, у которого, оказывается, вор в камуфляжной куртке украл бумажник, — все, участвовавшие в погоне.

— Садисты! — кричала Ирина Константиновна. — Он же хотел как лучше! Вам только дай возможность безнаказанно бить!

— Из‑за него упустили рецидивиста! — сказал милиционер, утирая пот со лба.

— Дурной башка! Йог твою мать! — вопил потерпевший. — Русский морда, кто просил твоя? Я почти догнал вора, ты зачем лез? Помогал убежать, да?

Василия Степановича с трудом отбили, от греха подальше закоулками, проходными дворами привели в его берлогу, осмотрели. Йода у него не оказалось, зато под письменным столом Ирина Константиновна отыскала бутылку с настойкой. Борис капнул из бутылки на подоконник, чиркнул спичкой. Жидкость горела. Он обмыл ею раны и кровоподтёки на жилистом теле Василия Степановича. Тот не охнул, лежал с закрытыми глазами.

Едва за Ириной Константиновной, успокоенной Борисом, стукнула дверь, как йог открыл один глаз, подмигнул.

— Принесли его домой, оказался он живой! — сказал он, приподнимаясь. — Зачем расходуешь напиток бессмертия? Жду ответа из Организации Объединенных Наций…

— Подождите. У вас можно переночевать? А телефон? Откуда можно позвонить?

Борису пришлось выйти, пройти несколько кварталов, прежде чем он нашёл исправный телефон–автомат.

У Стаха Ивана Степановича никто не снимал трубку.

«Сумасшедший дом, — бормотал Борис, возвращаясь в тёмный закоулок. — Все‑таки замечательная страна, не соскучишься. Но как же эта баба прочла мои мысли?»

Йог спал сном мертвецки пьяного человека.

СОЧИНЕНИЯ РАМ ДАСА

(Конспект)

Три основных наказа в жизни: Любить, Служить, Помнить Бога. Но как только вы считаете, что вы здесь, а вне вас «они», вы тут же останавливаете поток.

* * * * *

Не держаться за интеллект. Не наклеивать ярлыки. Отказаться от собственной неполноценности, ибо не в уме дело. И тогда обнаруживается естественное состояние ума, которое есть не что иное, как чистая любовь.

* * * * *

Я мыслю, но я не есть мои мысли.

* * * * *

Сравнение людей с телевизором, который просто включают в сеть. И кто на какой канал настроен, только тот канал и воспринимает. А все каналы, все программы здесь. Они ЕСТЬ. Это и есть планы сознания, и нужно уметь переключаться. Нужно отбросить привязанность к нижнему каналу и подняться выше. В ходе тренировок попутно начинаешь подключаться к иным частотам. И это часто зовут галлюцинациями.

* * * * *

Когда чувствуешь, что твоя отдельная сущность — часть протекающего процесса, и не ощущаешь больше себя как отдельную личность — это и есть ДАО, текущая река. Отдайся ей. Дао гласит, что ученик учится ежедневным приростом Пути.

* * * * *

Когда человек свободен от привязанностей, он добр без желания делать добро. Он ЕСТЬ десять заповедей, ибо не может он обижать людей — самого себя. Когда живёшь в духе — все выглядит иным.

И фактически становится ЛЮБОВЬЮ. И когда встречаешь других — в той степени, в какой они готовы, они отзвучивают на вашу вибрацию.

* * * * *

Всё, что можно сделать, — это очищать себя, вместо того чтобы судить других.

* * * * *

Любить. Служить. Помнить. Нужно выйти несколькими уровнями далее, прежде чем время будет совершенно неуместно. Время — это описание воплощений, упаковок.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Необходимо было хоть как‑то впасть в обычную реальность. По крайней мере, до возвращения двух существ в человеческой форме, называемых Исмаил и Юсуф.

На рассвете, когда, лёжа на кошме, Артур открыл глаза, сквозь потолок сторожки увидел: солнечное небо сплошь заткано узорами созвездий, под ними вольно парят птицы. У него закружилась голова.

Равномерные вибрации воздуха прошли через слух, достигли сознания, оформились в звуки, слова:

— Уходим к пограничникам. Ночью был большой стрельба. Дурной люди той сторона хотел забрать рощу Юсуфа. Какой лекарство надо?

Он отрицательно покачал головой.

— Четыре часа будем. Нигде не ходи. Дурной люди туда–сюда бегал.

— Грациас, — произнесли губы Артура. Он сам не понял, почему ответил на испанском языке.

Оба существа удалились.

«Господи, помилуй», — прошептал Артур. Он приподнялся, нашарил очки под длинной подушкой, встал. Кошма и глиняный пол под ней словно висели в пространстве наподобие ковра–самолёта. Закрытая дверь казалась прозрачной. По ту её сторону на вершине куста тамариска сидела ящерица. Он открыл дверь.

Напротив через тропинку на вершине куста тамариска сидела ящерица.

И ящерица, и куст, и все не имело чётких очертаний. Предметы были лишь сгустками живого, одушевлённого, движущегося пространства. Оно мягко обтекало тело, отчасти проходило сквозь него. Артур двигался в этой текучей среде к деревянному помосту над озёрной водой.

То, что он увидел, заставило его замереть.

Обрыв был живым, дышал. Металлическая лесенка–трап тоже состояла из живых, движущихся частиц, испускавших мгновенные вспышки. Вода озера — сплошь расталкивающие друг друга живые пузырьки, стремящиеся к поверхности, к теплу.

Артуру захотелось посмотреть на солнце. Но ему стало страшно.

С закрытыми глазами двинулся назад, к сторожке. Сквозь веки всё было видно! Ящерица продолжала сидеть на самой верхней ветке куста. Вокруг неё, примерно на метр, как зонтик, простиралось прозрачное поле малинового цвета. Стало ясно: так она охраняет свою территорию, своё место охоты на насекомых.

Артур открыл глаза. Ящерица, не мигая, смотрела в упор. Морда её была похожа на мудрое лицо Вольтера. Малиновое свечение усилилось.

Он сделал шаг назад. Свечение ослабло.

Не без опаски ступил он обратно в дом. Стены тоже были прозрачны.