Его называли Иваном Ивановичем - Вольфганг Нейгауз

Фашисты бежали в сторону Дяблово. Фриц легко различал их в редком лесу. Он нажал на спусковой крючок, но очереди почему-то не последовало. В этот момент один из гитлеровцев оглянулся. На бегу он расстегивал кобуру.

Фриц мгновенно оценил ситуацию: один да еще с заевшим автоматом против двоих фашистов. Бросив автомат на землю, Фриц раньше гитлеровца выхватил свой пистолет и, нацелив его на фашиста, крикнул:

- Стой! Руки вверх!

Однако гитлеровцы не остановились. Шменкель выстрелил, но промахнулся. До унтер-офицера, за которым бежал Фриц, было не более трех метров. Унтер обернулся, в глазах его застыл панический ужас. Фриц выстрелил, фашист повалился на землю.

Шменкель бросился догонять второго.

- Стой! Сдавайся!

Гитлеровец бежал, не оглядываясь. Вдруг он неожиданно остановился, и они столкнулись.

Фриц инстинктивно закрыл рукой голову, решив, что гитлеровец специально прибегнул к этому приему. Гитлеровец бросился на Фрица. Подставив фашисту ножку, Фриц с силой толкнул его в живот. Противник упал на спину, однако он оказался очень сильным. Шменкель ударил фашиста кулаком по голове, так как пистолет он выронил при падении. После продолжительной борьбы Шменкелю удалось схватить врага за горло. Лицо гитлеровца посинело.

Фриц встал, по лицу его градом катился пот, все тело дрожало, он тяжело дышал. Перед глазами плясали зеленые и красные круги, а сердце, казалось, вот-вот вырвется из груди. Забрав у мертвых гитлеровцев солдатские книжки и оружие, Фриц медленно пошел к шоссе.

Между тем бой на шоссе уже давно закончился. Один из партизан окликнул Фрица:

- Где ты так долго был? Мы уже беспокоиться начали.

Фриц молча показал две солдатские книжки и пистолеты. Партизан приглушенным голосом проговорил:

- Просандеева... Иди проститься с ним...

- Что ты говоришь? - вскрикнул Шменкель.

Он не сразу понял значение этих слов.

- Иди же скорее! - подтолкнул его партизан.

Шменкель перешел шоссе, перелез через какой-то забор. Фрицу казалось, что все это только сон, кошмарный сон. Шменкель не сразу пришел в себя, даже увидев товарищей, стоявших над телом убитого командира. Четыре партизана копали могилу. Фриц слышал, как командир взвода Заречнов поторапливал бойцов. Потом тело Просандеева завернули в плащ-палатку и опустили в могилу. Слезы душили Шменкеля. Другие партизаны тоже плакали, не стесняясь своих слез. Фриц не мог поверить, не мог до конца осознать, что командира, с которым он вчера так задушевно разговаривал, сидя на скамейке у дома, уже нет в живых. Для Шменкеля Просандеев был не только командиром, но и первым большим другом в этой стране.

Речей не произносили. Тело молча засыпали землей, сверху могилу прикрыли дерном и положили три больших камня, чтобы потом можно было отыскать могилу командира.

- Товарищ Иван Иванович!

- Слушаюсь!

- Посмотрите, сколько мотоциклов исправно.

Командир взвода Заречнов уже принял командование отрядом.

Внимательно осмотрев машины, Шменкель доложил, что в основном все мотоциклы повреждены и только шесть машин исправны.

- Ничего не поделаешь, и эти мотоциклы сослужат нам добрую службу, сказал Заречнов. - На всех машинах нужно установить пулеметы и перегнать их в наш лагерь. Эту колонну возглавите вы лично, а чтобы не заблудиться, возьмите с собой Рыбакова.

И, немного подумав, командир добавил:

- Доложите комиссару обо всем случившемся, так как мы прибудем в лагерь позже вас.

Проверив пулеметы, Шменкель коротко объяснил партизанам особенности немецких мотоциклов. Затем он приказал всем бойцам надеть на себя шинели убитых гитлеровцев, а на головы - немецкие каски. Партизаны выполнили все указания Фрица беспрекословно.

- В нескольких местах мы будем ехать по открытым участкам шоссе. Там не исключена встреча с гитлеровцами. В этом случае - никому не произносить ни слова. Положитесь целиком на меня. Огонь открывать лишь тогда, когда начнет стрелять мой пулеметчик.

Осмотрев еще раз бойцов, Фриц убедился, что они выглядят сейчас, как настоящие немцы. Лишь бы рта не раскрывали.

- Ну, товарищи, поехали!

Колонна трофейных мотоциклов добралась до партизанского лагеря безо всяких происшествий.

Шменкель сразу же отправился с докладом к комиссару:

- Товарищ комиссар, наш командир...

И Фриц запнулся, чувствуя, что голос выдает его.

Однако комиссар все понял с полуслова. Лицо его изменилось, он крепко стиснул зубы.

Взяв себя в руки, Шменкель проговорил:

- Командир отряда пал в бою с гитлеровскими мотоциклистами.

Кто-то громко охнул. Партизаны, стоявшие рядом с Тихомировым, молча сняли фуражки и вытянулись, как по команде, отдавая последние почести своему погибшему командиру.

- Командование отрядом взял на себя командир взвода Заречнов. Он ведет бойцов в лагерь.

- Спасибо, - промолвил Тихомиров, стараясь скрыть свое волнение.

Шменкель повернулся, чтобы уйти, но Тихомиров остановил его.

- Подожди... Он сразу умер или мучился?

- Кажется, пуля попала в голову. Сам я этого не видел.

Шменкель передал комиссару солдатские книжки и пистолеты убитых им гитлеровцев.

Тихомиров слушал Фрица как-то рассеянно.

- Иван был хорошим командиром и моим личным другом, - помолчав, сказал комиссар. - Сейчас у меня такое чувство, будто я потерял одну руку... Но нельзя опускать голову. Командир погиб, но отряд, который он создал, продолжает жить и бороться.

Через пять дней в лагерь прибыл Заречнов. Он рассказал партизанам, как погиб командир. Оказалось, Просандеев высунулся из укрытия, чтобы метнуть гранату, и в этот момент пуля сразила его...

В тот же день на общем собрании партизаны, по предложению партийной группы, выбрали Заречнова командиром отряда. Новому командиру отряда было всего двадцать лет, однако, несмотря на молодость, он пользовался большим уважением партизан за свою храбрость и справедливость. Став командиром отряда, первое, что он сделал, - это собрал всех бойцов, которые принимали участие в бою с мотоциклистами, для разбора боя.

Это было необычно. Просандеев тоже всегда анализировал проведенную операцию, но только вдвоем с комиссаром, хотя Тихомиров не раз предлагал ему делать такие разборы со всеми партизанами.

"Армия - это не клуб для дебатов, а отряд - это не академия искусств!" - говорил обычно Просандеев.

Заречнов придерживался другого мнения. Его нисколько не смущали удивленные взгляды партизан, которые, казалось, спрашивали: "Может, ты и приказ свой будешь обсуждать, а потом ставить на голосование?" Однако, убежденный в своей правоте и поддержанный комиссаром, Заречнов с присущим ему темпераментом обратился к собравшимся: