Красными нитями (СИ) - Николаева Лина

— Да, я не сказала всего. Я хотела спасти друга, понимаешь? Когда речь идёт о жизни и смерти, не думаешь о благородстве или чести. Да, следовало сказать, но у меня не было ничего, чтобы предложить тебе, и я решила рискнуть.

— Ты ведь меня не знала, да и не знаешь даже сейчас. А если бы я убил тебя? Или избил за ложь? Да просто вышвырнул за дверь?

— Но ведь речь шла о моём друге.

Помолчав, Дар опустил руки и начал — сначала негромко, затем жёстко, с напором:

— Знаешь, я так хотел быть на месте парня, ради которого девчонка уходит из дома в Ре-Эсте, идёт против собственного отца, не боится прийти к королю Канавы, даже свободой жертвует ради него! Только вот та девчонка делала это ради себя. А значит, не многого стоило то место.

Эль подняла на Дара взгляд, полный возмущения. Он посмотрел в ответ, как на неразумного ребенка.

— Ну скажи мне, что затеяла всё это от большой любви к Рейну? Или к своим друзьям? И услышав про отца, ты так бесишься, потому что он — язва на теле Кирии, а не твоя собственная рана, да? Я же не слепой. Ты бы уцепилась за любого, кто мог дать тебе шанс.

Эль вздрогнула. Эти слова звучали хуже проклятья и ругани, но Дар был прав. Всё это она затеяла не ради Рейна. Она не любила его. Но хотела доказать и себе, и ему, и всему миру, что не хуже, что тоже что-то может. Ей был нужен не Рейн, а борьба за него — да за любого, лишь бы, наконец, сменить молчание на настоящую жизнь.

Хотя нет. Не мог быть Дар прав.

Эль с надеждой поглядела на Леми. Он же всегда знал всё лучше её самой! Ну чего он не начинает спорить? Не могло же это быть настоящей причиной?

Стало ещё холоднее. Эль передёрнула плечами и обхватила себя руками. Дар со вздохом снял пиджак и протянул ей

— Во имя Яра, ты же хуже ребенка. Такие упрямцы лишь в тринадцать встречаются. Ладно. С тобой разобрались, теперь от меня правду хочешь, значит?

Накинув пиджак на плечи, Эль сделала шаг в сторону от Дара. Ну всё же что это за человек! Нет, не человек — демон. Она совсем, совсем его не понимала. Он же только что смеялся над ней, пытался унизить, а тут вдруг решил поиграть в правду?

— Ну, это не было унижением, — хмыкнул Леми. — Правда не бывает унизительной, но она колется, да.

Дар вздохнул и опустил взгляд. Сейчас он стал казаться младше — мальчишка, который должен признаться родителю в проступке, да боится.

— Дело не в отце, а в правде.

Теперь Эль сделала шаг к Дару и внимательно вгляделась в его лицо.

— Когда мне было одиннадцать, в Лице началась эпидемия чумы. Ты помнишь её?

Эль покачала головой. Дар снисходительно улыбнулся:

— Ну куда тебе. Я тоже заболел. В то же время в город с Лёна приехал врач. Он говорил, что у него есть лекарство, которое может вылечить. У мамы не было денег на него. Да что там, ни у кого из Канавы не было столько. Тогда мама пошла к, — Дар скривился и с презрением закончил: — У-Дрисану. Только она не вернулась. Я до сих пор не знаю, что с ней произошло. Может, он её избил, и она умерла где-то в подворотнях. Или сразу убил и спрятал тело. Я всё ждал её, ждал, а затем попытался дойти до У-Дрисана — нет, скорее доползти.

Эль вздрогнула. Она сделала ещё шажок к Дару и осторожно коснулась его предплечья.

— Я так и подох где-то на улицах Канавы. А очнулся в окружении трупов, в очереди на сжигание. Чума пощадила меня, но, кажется, это был уговор: она ушла в обмен на то, что когда-нибудь я заберу жизнь У-Дрисана. Я хочу сделать это сам и не просто пробраться тайком, а зайти открыто, на равных — не как вползала мать, на коленях и с мольбами. Сначала я узнаю, что он с ней сделал, затем вырву его поганый язык, а после — вырежу сердце.

Эль молчала, не зная, что сказать. Разве Дару нужно сочувствие? Вовсе нет. Или её обещание помочь? Тоже нет. Все, что она должна была, она уже сделала. Дар видел перед собой всего одну цель и упрямо шёл к ней.

Девушка прислонилась по другую сторону столба, провела кончиками пальцев по стеблям и бутонам, обвивающим его, и тихонько проговорила:

— Я знаю, что тебе это неважно, но я хочу помочь, правда. Я не жалею, что сдержала слово.

— Как будто я бы дал тебе выбор, — Дар улыбнулся, и в этой улыбке почудилось что-то лукавое.

— Я думаю, что да, — уверенно ответила Эль.

— Думает она… Не жалеешь, значит. Ты же знаешь, что и на востоке, и на западе традиция одна: после свадьбы муж и жена проводят вместе ночь?

Эль резко выпрямилась. Знала и думала об этом, но… Она посмотрела на Леми, прося помощи.

— Сколько тебе лет вообще? — Дар улыбнулся. — Пятнадцать, шестнадцать? Я детей не трогаю, не бойся.

Эль со вздохом ответила:

— Двадцать, вроде, — девушка понурила плечи. А может и нет. Она ведь даже не знала, когда родилась где, у кого.

— Это меняет дело. Раздевайся.

Эль открыла рот, но так ничего и не могла сказать. Он же только что, ну сам же сказал… Дар расхохотался:

— Во имя Яра, видела бы ты своё лицо! Не переживай, в моём возрасте девушек уже ценят за ум и характер, а не за личико, можешь быть спокойна.

Эль с негодованием посмотрела на Крейна. Да как он может так вести себя с ней! Сам будто был желанным призом. Это сделка!

Леми хитро прищурился:

— А кто-то думал, что понравился ему.

Девушка раздраженно махнула рукой. Всего на секунду же подумала! А с чего тогда Дару быть с ней откровенным? Да и она не такая уж глупая…

Эль скрестила руки на груди и съязвила:

— А ты умеешь делать комплименты, и как ещё за тобой толпы девушек нет?

Дар с улыбкой посмотрел на неё, и Эль сразу отвернулась.

— Что, обиделась? Я не люблю эгоистичных людей, вот и всё.

— Я эгоистичная? — Эль с ещё большим возмущением посмотрела на Дара.

— Есть немного, — Леми шепнул на ухо.

— Опять напомнить, из-за кого ты на самом деле оказалась на этом месте? — Крейн снисходительно улыбнулся. — Едем домой, милая моя. Хоть посмотришь, где я живу — а теперь и ты.

Эль покорно пошла следом, думая об одном: да, ко всему этому её привело желание спасти не Рейна, не друзей — себя из той клетки молчания и смирения, в которую настойчиво пытался упрятать отец. И куда оно приведёт дальше?

Глава 15. Покаяние

Весь Лиц шумел, разговоры шли только об одном: Дети Аша похитили короля. Он покаялся, затем сел в карету… Больше его никто не видел. Это не просто напугало людей, а всколыхнуло и наполнило город недоверчивыми взглядами.

Эль каждый год ходила на покаяние, однако такие толпы видела впервые. Как правило, оно длилось с рассвета до заката, но не в этом году. Огромные вереницы выстраивались далеко за пределами церкви, а люди всё шли и шли: до работы, сбегали во время, приходили после.

Эль и Дар появились около полудня — раньше после двенадцати почти никого не было, но сейчас людей собралось так много, что они окружили Центральную Церковь плотным кольцом. Толпа присмирела, однако стоило очереди сбиться, сразу раздавались недовольные крики.

Они постояли немного, потом Дар заплатил двум мальчишкам, чтобы те держали место за них. Один, постарше, прибежал вечером, когда стемнело, и Эль с Даром вернулись. Заняв место на скамье, они продолжили ждать.

Центральная и Северная Церкви считались самыми богатыми и старинными, и вход туда был «не для всех». Только великие и благородные семьи, а также узкий круг богачей не из знати, могли заходить внутрь.

Эль с удивлением осматривалась: сегодня это правило осталось в прошлом. Вокруг толпились женщины и мужчины в одинаковых одеждах простого края, но по ним всё равно было видно: в одной стороне — знать, в другой — бедняки.

Они держались поодаль, обменивались презрительными взглядами, а между ними ходили церковники и пытались следить за порядком, но это получалось всё хуже и хуже. Даже запахи другие наполнили зал: вместо привычных ладана, мирта и мяты в воздухе тяжело пахло пёстрыми духами и потом.

— Их всё больше, — шепнул Дар.