Джузеппе Бальзамо (Записки врача). Том 1 - Александр Дюма

– Мне неизвестно, чем вы занимались, – с важностью отвечал Бальзамо. – Я знаю, чем занимаюсь я!

Обратившись к Ла Бри, уже стоявшему перед ним со стаканом воды, он произнес:

– Благодарю вас, милейший!

Взяв в руки стакан, он поднес его к глазам и принялся изучать содержимое хрустального стакана, в котором солнечный луч дробился, рассыпая жемчуга, а по поверхности пробегала рябь, переливавшаяся алмазными гранями.

– Должно быть, вы увидели нечто весьма любопытное в этом стакане воды, черт меня побери! – вскричал барон.

– О да, господин барон, – отвечал Бальзамо. – Сегодня, во всяком случае, я вижу кое-что интересное!

Барон не сводил глаз с Бальзамо, который с все возраставшим интересом продолжал свое занятие, в то время как изумленный Ла Бри, забывшись, продолжал протягивать ему тарелку.

– Так что же вы там видите, дорогой гость? – насмешливо переспросил барон. – Признаться, я сгораю от нетерпения. Может, меня ожидает наследство, еще один Мезон-Руж, который поправит мои дела?

– Я вижу весьма важное сообщение, которое я вам сейчас передам: приготовьтесь!

– В самом деле? Уж не собирается ли кто-нибудь на меня напасть?

– Нет, однако сегодня утром вы должны быть готовы к визиту.

– Так вы, должно быть, пригласили ко мне кого-нибудь из своих знакомых? Это дурно, сударь, очень дурно!

Должен вас предупредить: может так случиться, что сегодня не будет куропаток!

– То, что я имею честь сообщить вам, весьма серьезно, дорогой хозяин! – продолжал Бальзамо. – Очень серьезно! Важная персона направляется в этот момент в Таверне.

– Да с какой стати, о Господи! И что это за визит? Просветите меня, дорогой гость, умоляю вас! Должен признаться, что для меня любой визит нежелателен. Скажите точнее, дорогой господин чародей, точнее, если это возможно!

– Не только возможно, но и, должен заметить, чтобы вы не чувствовали себя слишком мне обязанным, это совсем несложно.

Бальзамо вновь вперил взгляд в стакан, по поверхности которого расходились опаловые круги.

– Ну как, видите что-нибудь? – спросил барон.

– Да, и очень отчетливо.

– Так я вам и поверил!

– Я вижу, что к вам едет весьма важная персона.

– Да ну? И эта важная персона прибывает просто так, без приглашения?

– Ей не нужно приглашения. Это лицо прибудет в сопровождении вашего сына.

– Филиппа?

– Так точно!

Барона обуяло веселье, весьма оскорбительное для чародея.

– В сопровождении моего сына? Это лицо прибудет в сопровождении моего сына? Вот тебе раз!

– Да, господин барон.

– Так вы знакомы с моим сыном?

– Нет, мы не знакомы.

– А мой сын сейчас..?

– В полумиле отсюда, даже в четверти мили, вероятно!

– От Таверне?

– Да.

– Дорогой мой! Сын сейчас в Страсбурге, несет службу в гарнизоне, если только не дезертировал, чего он никогда не сделает, могу поклясться! Так что мой сын просто не может никого привезти.

– Однако он кое-кого привезет вам в гости, – продолжал Бальзамо, не сводя глаз со стакана с водой.

– А этот кое-кто – мужчина или женщина?

– Это дама, барон, очень знатная дама… Погодите-ка, там происходит что-то странное…

– И важное? – подхватил барон.

– Да, клянусь честью.

– Говорите же!

– Вам лучше удалить служанку – забавницу, как вы ее называете, у которой на пальчиках коготки.

– С какой стати я должен ее удалять?

– Потому что у Николь Леге есть нечто общее в лице с прибывающей сюда дамой.

– Так вы говорите, что эта знатная дама похожа на Николь? Вы же сами себе противоречите.

– В чем же противоречие? Мне случилось однажды купить рабыню, которая до такой степени была похожа на Клеопатру, что подумывали даже о том, чтобы отправить ее в Рим для участия в праздновании победы Октавиана.

– Вы опять за свое! – вздохнул барон.

– Вы вольны поступать как вам угодно, дорогой хозяин. Надеюсь, вам ясно, что меня это не касается, это в ваших интересах.

– Однако я не понимаю, каким образом сходство с Николь может задеть знатную даму.

– Представьте, что вы – король Франции, чего я вам не пожелал бы, или дофин, чего я вам желаю еще меньше: были бы вы довольны, если бы, приехав в какой-нибудь дом, увидели среди прислуги слепок с вашего августейшего лица?

– О черт! – воскликнул барон. – Непростая задача! Значит, из того, что вы говорите, следует..?

– Что прибывающая дама, занимающая весьма высокое положение, была бы недовольна, если бы ей пришлось увидеть как бы свою копию в короткой юбке и простой косынке.

– Ну хорошо, – со смехом продолжал барон, – мы об этом подумаем, когда придет время. Во всей этой истории меня больше всех радует сын. Дорогой Филипп! Какой же счастливый случай может привести его сюда просто так, без предупреждения?

Барон совсем развеселился.

– Я вижу, – с важностью заметил Бальзамо, – мое предсказание доставляет вам удовольствие? Я в восторге, клянусь честью! Однако на вашем месте, господин барон…

– Что на моем месте?

– Я отдал бы некоторые распоряжения, я подготовился бы…

– Вы не шутите?

– Нет.

– Я подумаю, дорогой гость! Подумаю!

– Самое время…

– Вы серьезно мне все это говорите?

– Как нельзя более серьезно, господин барон; если вы хотите достойно встретить особу, которая оказывает вам честь своим посещением, у вас нет ни одной лишней минуты.

Барон покачал головой.

– Я вижу, вы сомневаетесь? – спросил Бальзамо.

– Должен признаться, дорогой гость, что вы имеете дело с крайне недоверчивым собеседником, клянусь честью…

Барон направился к флигелю, где жила его дочь, – ему хотелось поделиться с ней предсказаниями гостя. Он стал звать ее:

– Андре! Андре!

Читатель уже знает, как девушка отвечала на приглашение отца и как пристальный взгляд Бальзамо увлек ее к окну.

Николь тоже стояла там, с удивлением поглядывая на Ла Бри, который в полном недоумении делал ей какие-то знаки.

– Трудно поверить, – повторял барон. – Вот если бы можно было посмотреть…

– Раз вам непременно хочется увидеть, обернитесь, – предложил Бальзамо, указывая рукой на аллею, в конце которой появился всадник; в тот же миг послышался стук копыт.

– О! – вскричал барон. – В самом деле…

– Господин Филипп! – воскликнула Николь, поднимаясь на цыпочки.

– Молодой хозяин! – радостно проворчал Ла Бри.

– Брат! Это мой брат! – воскликнула Андре, протягивая из окна руки.

– Не ваш ли это сын, господин барон? – небрежно бросил Бальзамо.

– Да, черт побери! Он самый, – отвечал ошеломленный барон.

– Это только начало, – заметил Бальзамо.

– Так вы в самом деле колдун? – воскликнул барон. На губах незнакомца заиграла торжествующая улыбка. Лошадь росла на глазах. Вот она замелькала среди деревьев и не успела замедлить свой бег, как обляпанный грязью молодой офицер среднего роста соскочил с разгоряченной быстрым бегом и взмыленной лошади и подбежал к отцу. Они обнялись.

– А, черт! Ах, черт меня подери! – повторял барон; куда делась его непонятливость!

– Да, отец, – проговорил Филипп, желавший рассеять Последние сомнения, написанные на лице старика, – это я, точно я!

– Конечно, ты, – отвечал барон, – прекрасно вижу, что это ты, черт возьми! Но каким образом?

– Отец! – обратился к нему Филипп. – Нашему дому оказана великая честь. Старик поднял голову.

– В Таверне с минуты на минуту прибудет именитая гостья. Скоро здесь будет эрцгерцогиня Австрии и дофина Франции Мария-Антуанетта-Жозефина.

Растеряв весь запас сарказма и иронии, барон обратился к Бальзамо.

– Прошу прощения, – смиренно произнес он, уронив руки.

– Господин барон, – молвил Бальзамо, поклонившись Таверне. – Позвольте мне оставить вас наедине с сыном, вы давно не видались; должно быть, вам много надо сообщить Друг другу.

Он отвесил поклон Андре; Андре обрадовалась приезду брата и бросилась ему навстречу. Затем Бальзамо удалился, знаком приказав Николь и Ла Бри следовать за ним. Они скрылись в аллее.

Глава 13.

ФИЛИПП ДЕ ТАВЕРНЕ

Филипп де Таверне, шевалье де Мезон-Руж, был совершенно не похож на сестру; он был красив редкостной мужской красотой, она была прекрасна как женщина. Его глаза светились нежностью и гордостью; безупречно правильный овал лица, великолепные руки, точеные ноги, прекрасная фигура – все в нем было очаровательно.

Как во всех утонченных натурах, стесненных житейскими обстоятельствами, в Филиппе угадывалась печаль, которая, однако, была светлой. Очевидно, этой печалью он был обязан своей природной нежности. Не будь ее, он был бы властен, величествен, недоступен. Вынужденная жизнь среди бедных, но равных ему по достатку, так же как среди богатых, равных по происхождению, смягчала его нрав, задуманный Творцом жестоким, властным, самолюбивым: так в благодушии льва есть нечто пренебрежительное.

Едва Филипп успел обнять отца, как Андре, выйдя из оцепенения благодаря радостному потрясению, бросилась молодому человеку на шею.