Журнал ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ. Сборник фантастики 2008 - разные

Прокол. Узор вышивки обрастает многочисленными подробностями. Первая любовь и первое разочарование. Враги, друзья, знакомые. Спортивные секции, турпоходы, книги, музыкальные пристрастия.

Юноша заканчивает школу, техникум и университет. Устраивается на работу.

Мужчина встречается с девушкой, он не любит её, она — просто дорогая игрушка. Женщина разрывает отношения, уходит к другому. Он в шоке: как? как, чёрт возьми?! Это моё! Моё достояние, моя собственность…

Не хочу вспоминать.

Позавчера Максиму исполнилось шесть лет.

Да, я подарил ему книжку «Волшебник Изумрудного города», пластмассовый ярко-зелёный пулемёт на колёсиках и футболку с Микки-Маусом. Пулемёту он почему-то обрадовался больше всего.

Наш шестилетний Наполеон обожает играть в солдатики. А ты, разве ты не двигал людей, будто пешки, решая за них? Уверовав в свою правоту. Объявил войну будущей жене и товарищу. Но возьми восемнадцатый год, Гражданскую, кто же был прав — красные? белые? Все? Они ведь за что-то боролись, имели некие идеалы. За что сражался ты? За неё? Вряд ли.

Я не буду вспоминать.

Придётся. Угадай, почему?

«Дима, — сказала она тогда, — я не могу так. Всё, я ухожу». — «Кто он? — зарычал ты в телефонную трубку. — Да я!..» — «Хороший, любящий человек, который станет заботиться обо мне, — ответила Ольга. — Он сделал мне предложение. Не мешай нам». Пик-пик, зачастили гудки отбоя. Я стоял, задыхаясь от ярости. Какой-то подонок увёл Ольку! Мою Ольку! А она… ну и стерва. Да как смеет-то разговаривать в таком тоне? Бросать трубку? Ну, я это ей не спущу. Я всем им покажу! Всем!

Шила, как и правды, в мешке не утаишь — негодяй-раз-лучник оказался бывшим лучшим другом. И он, тварь, ещё что-то пытался доказать: «Дим, пойми, Ольге плохо с тобой. Ты можешь без конца таскать её на вечеринки, дарить красивые шмотки, дело не в этом. Важно отношение, духовная близость, ценности общие. У вас их нет. Ты не считаешь зазорным лапать при ней малознакомых девчонок, двусмысленно перемигиваться с ними, являешься домой в шесть утра, пьяный, пропахший духами, в перепачканной помадой рубашке. Орёшь на Ольгу и унижаешь её в ответ на справедливые замечания».

Я не стал пререкаться с мерзавцем, но вместе с парочкой дружков выследил вечером и устроил тёмную. Кто его бил, Макс не узнал. За то время, пока он лежал в больнице, а Оля, как дура, носила ему передачи, я, задействовав имеющиеся связи, добился-таки, чтобы соперника уволили с работы. Подкинул кому надо фальшивый компромат, настрочил анонимку в налоговую инспекцию, везде и всюду рассказывал о гнусном лицемере, уведшем чужую невесту.

Обманом вынудил Ольгу встретиться, плакал притворно, обещал исправиться. Она растерянно моргала, жалела меня. Предложила остаться друзьями. Я согласился. Мы виделись тайком, и я вещал о своей неимоверной любви, о том глубоком чувстве, что переворачивает горы и рушит неприступные крепости. Кажется, она верила.

Вдруг… проклятье! Тёмные мои делишки выплыли наружу. Компромат, избиение… Кто прознал-проведал? как? — сплошная загадка. Но та волна презрения, что вылилась на меня… о-о, не волна даже — наводнение, цунами! В общем, пришлось переехать, покинуть родной, обжитый район. Слишком многие были в курсе.

Униженный и раздавленный, терзаясь муками оскорблённого самолюбия, злой, как медведь-шатун по весне, я перебирал различные варианты мести. Озарение пришло внезапно. Накупив ворох газет и вооружившись карандашом, я принялся внимательно читать жульнические объявления «народных целителей». Сопоставлял, анализировал, звонил по указанным телефонам, отбраковывал сомнительных, находил прошедших «лечебные курсы» пациентов, выспрашивал — что да как. И наконец, составил список «правильных» экстрасенсов. Три визита не принесли ровным счётом ничего. Пр-роходимцы! — негодовал я. Затея твоя — идиотская. Но отправился всё ж к последнему человеку в списке — знахарке Лукерье Ильиничне.

Посёлок Залесный. Сколько таких в городской черте? Навалом. Громыхающий на ухабах «Пазик»-маршрутка, толстая кондукторша, лузгающая семечки, двадцать минут езды. Разбитая грунтовка, сменившая асфальт, пыльные кроны тополей и лип во дворе. Свора бродячих собак, отирающихся близ мусорных баков. Стены подъезда, размалёванные юными любителями граффити. Вонь, полумрак, спёртый воздух. Пятый этаж ветхой разваливающейся «хрущёвки», обитая дерматином дверь, голосистый звонок. Томительное ожидание. Палец давит и давит на кнопку. Давит. Давит… Чёрт.

Шорох за спиной. Оборачиваюсь. Соседняя дверь чуть приоткрыта, самую капельку, из темноты проступает морщинистое старушечье лицо. Взгляд суровый, осуждающий. Из-под чепчика выбиваются пряди седых волос, а ситцевый халатик в жёлто-розовую полоску кажется слишком ярким. Неуместным.

— Нет её, — губы шевелятся двумя бледными червями, губы живут своей собственной жизнью. Лицо неподвижно.

— А?..

— Преставилась Лукерка. Три дня назад схоронили. — Дверь захлопывается.

Не свезло, усмехнулся я и потопал вниз по истёртым лестничным ступеням. Может, и к лучшему — нарываться на очередную шарлатанку, чтобы… что? A-а, ладно. Во дворе было так же пыльно и грязно. И тихо: собаки запропали куда-то, лишь одна, крупная худющая овчарка, мусолила добытую из помойного бака кость. Я присел на хлипкую самодельную лавочку, доски прогнулись, затрещали жалобно. Не свезло…

— Ты её не любишь. — На плечо легла чья-то рука. — Не оборачивайся, не стоит.

— Не люблю, — согласился я, всё-таки ухитряясь оглянуться. Рядом, конечно же, никого не было. Вот так люди и сходят с ума. Просто и буднично.

— Уходи, — предложило безумие.

И я решил сыграть эту роль, роль первого плана в навязанном, чужом, спектакле.

— Нет. Мне нужен приворот. Понимаешь? — я не объяснял, не вдавался в подробности. — Чтоб надолго, навсегда. За любую разумную плату. Торговаться не стану.

В ответ — глухой смешок:

— Ты. Её. Не любишь. Пошёл вон.

— Назови цену, — заупрямился я.

— Цену? Семь лет, милок. Семь. Никак не бесконечно. Когда дурман рассеется, девка та припомянет, что содеялось, и тебя возненавидит люто. Хочешь?

— Не твоя забота, — процедил сквозь зубы. — Ну как, берёшься?

— Завтра приходи. — Усмешка. Ехидная, язвительная. — Войдёшь в ту квартиру, будет не заперто. На столе, около окна, увидишь зелье. Цена названа. В довесок — полтыщи долларов возьму. За работу. Найдёшь?

— Найду, — буркнул.

Встал, саданул со всей дури кулаком по скамейке. Разбил пальцы в кровь — стало немного легче. Это сумасшествие. Полтысячи… Куда? На ветер?! Кому достанутся эти деньги? К завтрашнему дню… Да, таинственный собеседник умело берёт быка за рога. Ставит жёсткие условия. Кажется, я начинаю верить. Верить в мифическое снадобье, ожидающее в пустом жилище, где не так давно умер человек, где не выветрился ещё трупный запах…