Буря кристаллов (СИ) - Кибальчич Сима

— Ты романтик, Ларский. А события — они и так есть, без морщин и теней.

— Здесь они есть, — Никита постучал пальцем по голове. — Но, когда я смотрю на тебя, мне кажется, ты стерла все это.

— Это у тебя психоз, дорогой, — и она тоже постучала пальцем по голове — Все, что с нами было осталось внутри меня, и ты это знаешь. И потом, разве каждый мужчина не хочет быть рядом с молодой и прекрасной женщиной.

Никита пожал плечами.

— Конечно, хочет. И ты всегда будешь молодой и прекрасной. Для этого не нужно оставаться вечно одинаковой.

Лиза подобрала ноги и наклонилась к нему, обвивая теплыми руками шею. Диван мягко прогнулся, ее колено уперлось в его, и лицо жены оказалось совсем близко.

— Моя прабабушка была потрясающей красавицей и очень любила жизнь. Прыжки по облакам, сплав по бешеным марсианским рекам. Я помню ее старше восьмидесяти лет. Она часто говорила, что не узнает саму себя в зеркало, в нем уже не отражается молодость, которая живет внутри.

— Так происходит со всеми.

— Вот именно. Но важно, что внутри, а не снаружи. А это значит, любовь моя, что отпечаток времени на лице — это вранье, и от вранья я решила избавиться.

— Ты считаешь, что внутри ты такая же что была в юности?

— Я так считаю.

Она поцеловала его настойчиво и властно, словно хотела впечатать губами свою убежденность.

Лиза верила в то, что говорила, но весь профессиональный опыт Ларского кричал, что следы, оставленные событиями и временем, никогда не лгут. Вот только чтобы читать по ним истинную историю требуется нечто большее, чем логика.

Интересный вопрос — уничтожила бы тварь варана, если бы он не рисовал картину? Уничтожила бы картину и книгу, если бы она принадлежала человеку? Уничтожила бы человека в ситуации безнаказанности? Эти вопросы важны, и вряд ли реконструкция ответит на них.

Ларский встал и отряхнул чистые колени. Это место даже в абсолютной неподвижности копии выглядело грязным. Где-то за пару тысяч километров, насквозь пропитанный концентрированным излучением и остановившимся временем, лежал убитый ящер, а рядом с Ларским еще один — скопированное искореженное тело. Размножили смерть, чтобы получить ответы. И откуда-то из космической задницы смерть тянет свои щупальца к ним всем. К вечно юной Лизе.

— Господин Солгадо, как будет готова реконструкция, сразу перешлите ее. Я пойду в каюту.

— Хорошо, Никита Сергеевич.

Он сидел спиной к визуализатору, тянущемуся вверх от пола и охватывающему широким рукавом часть потолка. На кровати, спартански ровной и плотной, сидеть неудобно. Заваленный подушками диван казался чем-то совершенно лишним. Ларский испытывал потребность встать и немедленно куда-нибудь пойти. Переводил взгляд от одного цветового пятна в каюте к другому. Оранжевый торшер на тонкой ноге, бардовый куб политеки, светлые, выступающие из стены ребра выдвижных ящиков. Все незатейливо. Можно перепрограммировать силовую мебель и установить вокруг дивана статуи египетских фараонов с пуфиками и разноцветными абажурами над их головами. Пока еще энергии достаточно для дурачеств. Но дурачеств не хотелось. Хотелось холодной воды и успокоить колено, которое неконтролируемо прыгало под локтем.

На запрос ЦКЗ о нахождении по биометрическими данными Елизаветы Петровны Ларской не получил никакой информации. Гадал, что еще сделать, поэтому зашел в загруженную информационную базу штаба и отправил вызов. В звонке мало смысла. Слишком далеко от берегов Латинской Америки лежало Макао, где он видел жену последний раз. Но все-таки…

— Здравствуйте, я вас слушаю.

Капитан Шваки ответила с легкой, немного картавой запинкой. В ее взгляде читалось удивление и скрытое под маской вежливости требование срочно представиться и объясниться.

— Извините за беспокойство, меня зовут Никита Ларский. Я временно работаю с полицией.

Она всмотрелась и даже на плоском изображении отразились появившиеся в глазах смешинки.

— Я вас помню, вы были на оперативном совещании. Вы…, - она опустила глаза, видимо, просматривая данные, — генерал-майор от прокуратуры. Очень приятно. Интересно, как у нас оказались? Ой, нет, стоп. Рассказывать не надо. Нет времени. Просто скажите коротко, что нужно.

— Я хотел бы найти жену. Но не могу. Нет ни связи, ни информации.

— Думаете, у меня получится?

— Не знаю, но вдруг. Вы занимаетесь идентификацией. Знаете какие-нибудь способы. Или она вам сама попадется.

Ирина Шваки посмотрела в сторону и наморщила лоб.

— Хорошо, сбросьте мне все о ней, я попробую помочь.

— Спасибо.

Опять в глазах появились смешинки, она их быстро сморгнула и нахмурилась.

— Если что узнаю, сама вам сразу позвоню, генерал-майор.

Она сама позвонит, и все. Схватить бы авиетку и отправиться на поиски. Но нельзя. Дурацкие погоны привязывали к инопланетному диверсанту, к реконструкции, к войне.

— Никита Сергеевич, мы готовы вам показать реконструкцию.

— Вы копнули до гибели?

— Заглянули чуть дальше. Тварь во всей красе. Но вы сами увидите. Сейчас загрузим через излучатель вашей каюты.

— Давайте.

Никита не раз погружался в реконструкции преступлений, но настоящие ответы находились далеко не всегда. Оба убийства инсектоидов, к сожалению, исключали возможность использования хронокопии, а реконструкция на основе простого криминалистического анализа результата не дала. Гибель первого таракана сопровождалась взрывом хрономины, которая смешала все временные пласты, слепила последовательность событий в бесформенный сгусток. А на Луне — месте смерти второго союзника — была не земная атмосфера, а сгенерированный климат Утраза. Поэтому технологии криминалистического анализа не работали.

Луч протянулся над политекой. За пару секунд пространство перед Ларским заполнилось папоротником, кустарником, хилыми деревцами и толстыми покрытыми мхом стволами. Каюта визуально исчезла. Несколько шагов, и ты в центре событий.

Солнце пробивалось сквозь листву и пятнами ложилось на подлесок, на шкуру варана. Мощная приземистая ящерица опиралась грудью на поваленное дерево. Длинные когти передних лап вдавились в подгнившую кору. Дыхание неспешно двигало серые кожистые бока. Существо полностью сосредоточилось на стоящем перед ним трехногом мольберте.

Реконструкция передавала запах, густой, травянистый, влажный. Ларский подошел вплотную к увлеченному животному. С этого ракурса хорошо виден раздвоенный и очень длинный язык ящера. Он то нырял в парящую у мольберта палитру, то тыкался в растянутый холст. Не совсем понятно, как животное смогло доставить сюда художественное оборудование. Хотя… На шее варана виднелся силовой позициометр, скорее всего мольберт и палитра мобильно перемещалась следом за художником. Ларский обошел Врана. Огромный хвост пару раз беспокойно двинулся из стороны в сторону.

Привлекал внимание сам рисунок, ящер рисовал нечто похожее на увитую ягодами ветку. Никита огляделся и чуть выше по склону увидел молодое дерево с небольшими листьями и фиолетовыми круглыми плодами на коре. Дерево джаботикаба часто встречалось в Латинской Америке. Пропорции рисунка выглядели угловатыми. Неумение, творческий подход или особенности зрения? Никакие научные исследования не расскажут настолько точно о том, как животные видят мир, насколько их произведения искусства. Раньше думали, что достаточно представить устройство глаза змеи, и вот — ее мир. Но кроме глаза есть мозг, а, может быть, и своеобразное мировоззрение, передаваемое опытом змеиных поколений.

— Никита Сергеевич, посмотрите в верхней части ствола, — раздался голос Филиппе.

— Тогда остановите.

И кадр реконструкции замер, оставляя в воздухе кончик окрашенного охрой языка.

Ларский пошел вдоль ствола, всматриваясь в тени и свет. За зелеными побегами кустарника торчали ветви упавшего дерева. Нарост походил на опухоль. Страшная и великолепная зараза угнездилась на развилке между стволом с пятнами мха и толстым, обломанным суком.