Темный аншлаг - Кристофер Фаулер

Он встрепенулся от звонка мобильного телефона. Вынул из кармана «Нокию» и ответил.

– Джон? Это я, Альма. Надеюсь, не побеспокоила вас?

– Меня? Нет, как ваши дела?

– Плохо с ногами, никаких улучшений, просто старею. Дженис сказала, вы вернулись, а я волновалась, потому что кто-то побывал в квартире мистера Брайанта. – Его она называла Джоном; Артура же всегда называла мистером Брайантом.

– Как вы догадались, что кто-то там побывал?

– В ней оставался кое-какой мусор, а сейчас его нет. Я уверена, поскольку убиралась там. Говорю вам, я никогда ничего не выбрасывала. Не желаю больше вообще сдавать комнаты.

– Дверь взломали? – спросил Мэй. – В нее что, вломились?

– Нет, не взломали, передний замок в порядке. Должно быть, у них была отмычка.

– Не думаю, что это так, Альма. Замок стандартный, и его не так трудно открыть. Я уже это проделывал. Что унесли?

– Всего несколько листков бумаги со стола.

– Вы не припомните, что это были за листки?

– Я знаю, так как самолично печатала их для него, – пояснила Альма. – Это были записи стоматологического осмотра мистера Брайанта.

Идя по Чаринг-Кросс-роуд, Мэй свернул за Национальной портретной галереей, чтобы обойти стороной помойку с пищевыми отходами на Лестер-Сквер. Он терпеть не мог давку на пешеходной зоне, извечно присутствовавшую возможность насилия, толкотню, беспорядочные толпы, заполонившие некогда живописное пространство. Трудно себе представить, но гулять по этому району было приятнее, когда здесь ходил транспорт. Ныне стабильно манящие туристов точки общепита лишили его самобытности. Разве возможно представить их без тошнотворных запахов, исходящих от «Макдональдса» или «Кентакки фрайд чикен»? Он никогда не думал, что Лондон может утратить для него свою привлекательность, но несколько поблекшее величие старого города, до поры сохранявшееся, стиралось под гнетом глобализации. Во времена его юности Лондон представлялся Мэю ветшающим древним замком, медленно разваливающимся под бременем собственного прошлого.

Проталкиваясь сквозь толпу туристов в одинаковых бейсболках, он подумал о том, не слишком ли затянул с уходом на пенсию и не упустил ли шанс перебраться на континент. Франция казалась не худшим вариантом, она пребывала на более дружеской ноге со своей историей. Немаловажно и то, что он никогда не бывал там в компании со своим старым напарником. Быть может, там он сможет освободиться от воспоминаний. Он подумал о своем озлобленном сыне, который годами избавлялся во французской коммуне от пагубных привычек, о жене и дочери, о том, как пережил их обеих, но на память тут же пришла Натали, то, как любил и потерял ее Брайант…

«Черт побери, Артур, – подумал он, – оставь меня в покое».

Он осознал, что есть лишь один способ не погружаться до бесконечности в безмолвное прошлое: надо раскрыть убийство его второго «я». Пока он не узнает правды, его душа не успокоится. Ни сегодня, ни завтра – никогда.

22

Блокировка

– Меня оскорбляет сама постановка вопроса, – ощетинился Бенджамен Вулф. Пытаясь изобразить оскорбленную невинность, он выглядел еще подозрительнее, чем обычно. – Я представляю интересы огромного числа людей творческих профессий.

– Я не утверждаю, что вы как-то связаны с их смертью, хотя, как ни странно, вас никто не видел в тот момент, когда Сенешаля проткнуло, – оборвал его Брайант. – Слишком уж вы обидчивы для агента.

– Не у всех нас шкура как у носорогов, мистер Брайант.

– У скольких еще актеров компании вы являетесь агентом?

– Ну, у многих.

– Точнее, у скольких?

Вулф попытался прикинуться несмышленым младенцем – впрочем, вполне безуспешно.

– Мне надо посчитать, и я вам скажу.

Детективы засели в офисе компании и допрашивали всех, кто находился в зрительном зале в момент смерти Шарля Сенешаля.

– Вы заключали нечто вроде особой сделки с теми членами труппы, чьи интересы представляли? – спросил Брайант.

– Что-то вроде этого. – Вулф пригладил пальцем редкие усики.

– Вы со всеми ними на дружеской ноге? К примеру, насколько вы были близки с мисс Капистранией и мистером Сенешалем?

– Я держусь на подобающей дистанции со всеми своими клиентами. Появляюсь тогда, когда они во мне нуждаются. Советую и поддерживаю, выслушиваю их проблемы, не более того.

– Но ведь эта работа занимает все двадцать четыре часа, не так ли? Вы отвечаете на их звонки, когда они ночью приходят из театра, выводите из стресса, вселяете в них уверенность?

– Безусловно. За это и платят театральным агентам.

– А вы в курсе их личной жизни? С кем они поддерживали наиболее близкие отношения, с кем имели амурные связи?

– Одни откровенничают, другие нет. Я не сую нос в чужие дела, если вы это имеете в виду. Понятно, что артистам необходимо чем-то поделиться.

– А чем была вынуждена поделиться с вами Таня Капистрания?

– Имейте в виду, у нее практически не было друзей в Англии. Она говорила мне, что встречается с кем-то из труппы. О Шарле мне было известно лишь, что он женат и имеет квартиру в Париже. Его жена и сын вот-вот должны сюда подъехать.

– Значит, у мисс Капистрании был роман, а у Шарля не было. – Брайант втянул воздух, сильно затянувшись трубкой, чтобы она не погасла.

– Насколько мне известно, и у него мог быть. Когда готовится постановка, исполнители очень тесно связаны друг с другом. Между ними завязываются интрижки, которые длятся до тех пор, пока они вместе работают.

– Не угодно ли вам назвать имя мужчины, с которым встречалась мисс Капистрания?

– Полагаю, сейчас это не нанесет никакого вреда юной леди, – вздохнул Бенджамен. – Но вы не должны меня выдавать. Это был Джеффри Уиттейкер.

– Помощник режиссера? – удивился Брайант. Он не похож на человека, способного на пылкую любовь.

– Ну, у него это не первый случай. Его хорошо знает бригада Пикадилли. – Он имел в виду группу проституток, промышлявших вокруг Серкус и откровенно пристававших к отпускникам в форме.

– Для ловеласа он несколько староват. А как насчет мисс Капистрании?

– Таня славилась своим высокомерным отношением к коллегам. Она была помешана на успехе. Обычная история, ее с ранних лет подталкивала вверх семья. Никто о ней доброго слова не скажет.

– А о Шарле Сенешале?

– Наоборот. Все считают… считали его хорошим малым. Прежде исполнял все три баритональные партии, классный профессионал и виртуозный певец.

– Понятно. А что вы скажете об остальных, кто там был, когда это случилось? Гарри – как его фамилия, Каупер? И Коринна Беттс?

– Коринна встречается с одним из пастушков. С парнем из хора. Думаю, это не более чем эпизодическая связь. А Гарри – он из породы холостяков. Давайте закончим на этом.

– Итак, по исходным данным, мы имеем несколько амурных историй. Можно ли предположить, что Гарри шантажировали?

– Полагаю, риск всегда есть, но театр безопаснее других заведений. За пределами «Паласа» меня без конца спрашивают, не гастролер ли я, играющий на калипсо. А в театре всем плевать на мой цвет кожи. Почему вас это интересует?

– Глобус мог упасть и не случайно, ведь так?

– О, понятно. Гарри в труппе любят. В театре часто встречается такой, как он: прирожденная нянька для окружающих. Носится со всеми, стараясь ублажить. Льстит больному самолюбию. Коринна любит попрепираться, но не думаю, что у нее есть какие-то реальные враги. Пару недель назад несколько членов труппы ходили смотреть ее комедийную интермедию в кафе «Париж», так она после угостила всех выпивкой. И приобрела много друзей.

– Таким образом, между обоими происшествиями нет ничего общего, не считая того, что вы представляли интересы как мисс Капистрании, так и мистера Сенешаля.

– Хотелось бы напомнить, что в этой ситуации больше всех пострадал я. – Вулф предпринял еще одну попытку выставить себя потерпевшей стороной, но с таким видом, будто страдает изжогой. – Они были больше, нежели просто клиентами. Они были вложением капитала.

– Я бы сказал, что сейчас все рискуют потерять свои капиталы, вы так не считаете?

– Нет, – ответил Вулф, – я бы так не сказал. Разве вы не в курсе, что работа над спектаклем продолжается?

– Если у меня будет повод предположить, что жизнь кого-либо из труппы под угрозой, я не остановлюсь перед тем, чтобы его закрыть.

– А вы не слишком молоды для подобных полномочий? – встревоженно поинтересовался Вулф.

– Трудно сказать, – покачал головой Брайант, махнув трубкой, – но было бы интересно это выяснить. Мне нужно все разложить по полочкам. В момент, когда глобус отправился в свободный полет, на сцене находились четыре человека: мистер Сенешаль, мисс Беттс, мисс Уинтер и мистер Каупер. Мистер Мэк стоял в отдалении, за кулисами, мисс Пароль разговаривала в партере с мистером Уиттейкером, мисс Пени, миссис Твейт и мистер Варисич направлялись к двери в проходе. Стэн Лоу дежурил у двери на сцену, а вы находились в билетной кассе у входа. Чем вы занимались до того, как прозвучала сирена?