Прошлые обиды - Лавирль Спенсер

Она опустилась на кровать и стала медленно переворачивать страницы альбома.

Задумчиво.

Ностальгически.

Фотографии доставляли ей и удовольствие, и боль. То же самое сейчас происходило и с настроением ее детей, которые тянули ее, как канат, в разные стороны. Горькое – у Рэнди, романтическое – у Лизы. Бесс захлопнула альбом. Где-то за окном скулила собака, наверное, просилась в дом. Внизу, на кухне, включился автоматический фризер, и вода с шипением побежала по трубке в стене. За стеной дома, в окружавшем его мире, мужчины и женщины шли по жизни парами, а она лежала на кровати своей дочери одна.

«Это глупо. У меня на глазах слезы, а в сердце боль. Это после того, как я вошла в эту комнату. Я позволила Лизе внушить мне надежды, в которых нет ничего, кроме ее сентиментальности. Все, что, как ей кажется, она заметила в тот вечер между мной и Майклом, – одно ее воображение».

Она покачала головой и вновь потянулась к альбому.

«А так ли это?»

Глава 6

Она отправилась в салон красоты в четверг, ей высветлили корни волос, подстригли их и уложили. Вечером она покрыла ногти лаком и с четверть часа решала, что же ей завтра утром надеть. В конце концов она остановилась на шерстяном креповом платье золотисто-апельсинового цвета, присборенном в талии, с юбкой в форме тюльпана, широким поясом и крупной пряжкой. Добавив к нему пестрый шарф, золотые серьги и несколько капель духов, она критически оглядела себя в зеркале.

«На тебя стоит посмотреть, мама».

В данный момент Бесс Куррен, пожалуй, могла бы с этим согласиться, и это произошло впервые с тех пор, как Майкл оставил ее. Чувство нанесенного оскорбления оживало в ней всякий раз, когда она смотрелась в зеркало. И не важно, какие усилия она предпринимала в уходе за собой, в конце концов она обычно находила в своем облике что-то, чем была недовольна. Чаще всего это был лишний вес.

«Четыре килограмма, – думала она сегодня. – Спустить только четыре – все, что мне нужно».

Злясь на Майкла за то, что вызвал в ней этот комплекс, и на себя – за то, что она его испытывала, Бесс погасила свет и вышла из комнаты.

Она приехала в Уайт-Бер-Лэйк за пять минут до назначенного часа. Дом, в котором жил Майкл, при дневном свете производил еще большее впечатление. Надпись на французском гласила: «Chateauguet». Дорога к дому извивалась между гигантскими елями и старыми дубами. Старые ели стояли и перед входом в дом – словно охраняли его, поднимались выше крыши четвертого этажа. Здание было построено в форме буквы "V", крылья серые, с навесами чистого, глубокого темно-синего цвета. Подземные гаражи, белые балконы, медные фонари, изобилие стекла. Конек крыши и окна на последнем этаже сверкали на солнце.

Но главным, конечно, было озеро.

Оно ощущалось уже при въезде, но от вида, который открывался на месте, у Бесс захватило дух.

В холле пахло ароматизированной жидкостью для чистки ковров, обои на стенах были подобраны со вкусом. Она сняла трубку и набрала номер Майкла.

Он ответил тут же:

– Доброе утро, Бесс, это ты?

– Доброе утро. Я.

– Сейчас спущусь.

Она услышала шум лифта до того, как раскрылись его двери и из него вышел Майкл. На нем были брюки в черно-белую полоску, спортивная рубашка с поднятым воротником и хорошо связанный белый двубортный свитер. Брюки из дорогой материи, полоски рубашки повторяли полосы на брюках. Бесс, сделавшись дизайнером, теперь замечала такие вещи. Она отличала дешевую ткань на расстоянии двадцати шагов и несочетающиеся цвета – на расстоянии пятидесяти. Одежда Майкла, в том числе мокасины из мягкой черной кожи, была хорошо выбрана. Интересно, кто ему покупал все это? У него ведь совершенно отсутствует чувство цвета, и подобрать гардероб всегда было для него проблемой.

– Спасибо, что пришла, Бесс, – сказал он, придерживая дверцы лифта. – Нам наверх.

Она шагнула в лифт и оказалась рядом с ним в пространстве не более четырех на шесть футов, в котором стоял такой знакомый запах его одеколона «Бритиш Стерлинг». Чтобы отогнать нахлынувшие воспоминания, она поинтересовалась:

– Как правильно произносится название этого места?

– «Шатоге», – ответил он. – В 1900-х здесь был большой отель с таким названием, так же звали скаковую лошадь, которая когда-то выиграла Кентукки-дерби.

– Шатоге, – повторила она. – Красиво звучит.

Они доехали до верхнего холла, повторяющего форму нижнего, и он пропустил ее вперед, в квартиру, двери которой были открыты.

Она и трех шагов не сделала, как ею овладело радостное настроение. Какое пространство! Есть где разгуляться мысли дизайнера! Прихожая была не меньше, чем у других спальни. Пол застелен розовато-лиловым, чуть отдающим в серое ковром. Никакой мебели, только люстра из матового стекла и меди. Дальше комната расширялась, и висящая там вторая точно такая же люстра зрительно увеличивала общее пространство.

Майкл повесил ее пальто на дверь и повернулся к ней:

– Ну, вот здесь я живу.

Свет проходил через две двери справа от них.

– Это спальни для гостей… – сообщил он. – У каждой своя ванна.

Комнаты были одного размера, с огромными окнами. Одна из них была пуста, в другой стояли чертежный стол и стул. Она осматривала все, следуя за Майклом с блокнотом, рулеткой и ручкой. Сумку она оставила на полу в прихожей.

– Эти окна выходят на север?

– Скорее, на северо-запад.

Она решила отложить и блокнот, и рулетку, и ручку и сначала осмотреть всю квартиру, получить представление о каждой комнате и ее взаимодействии с остальными. Они перешли от двери к восьмиугольному пространству: четыре плоские стены и четыре двери, посредине потолка висела та самая вторая люстра. По-видимому, это был центр квартиры.

– Архитектор называет это галереей, – сказал Майкл, останавливаясь в центре комнаты.

Бесс повернулась кругом и посмотрела на люстру:

– Это очень выразительно… или может стать выразительным.

Они вошли в галерею через дверь холла. Майкл указал на остальные двери:

– Кухня, столовая-гостиная, удобства через этот маленький холл. Что ты посмотришь сначала?

– Давай посмотрим гостиную.

Бесс шагнула в комнату и оказалась в царстве света. Это привело ее в восторг. Комната смотрела на юг – юго-восток. На северной стене камин, еще одна люстра – с южной. Две раздвижные стеклянные двери – тройная и двойная – вели на террасу, с которой открывался вид на замерзшее озеро. Между двумя дверями стены сходились под тупым углом.

– Я только сейчас поняла, Майкл. Это здание – не прямоугольник.

– Нет. Оно построено в форме стрелы, и вот то место, где мы сейчас находимся, как бы ее наконечник. Вот такое косое, что ли, здание с тупыми углами.