Чего хотят женщины? Наука о природе женской сексуальности - Даниел Бергнер

Спустя два года после нашей первой встречи, когда я упомянул затруднительное положение женщины, историю которой я вскоре расскажу, Дайамонд внезапно сказала: «В лесбийском сообществе все чаще муссируется проблема моногамии. В течение многих лет гомосексуалисты открыто готовились к сексу вне пары. Теперь все чаще этим занимаются гомосексуальные женщины. Интересно, что лесбиянкам нравится называть это «полиамурными отношениями», как будто они стремятся подчеркнуть любовь или дружбу вместо того, чтобы просто позволить себе быть мотивированными, прежде всего сексом».

Ее слова звучали так же, как то, что говорила Мин: в них слышались нетерпение и показуха. Продолжая говорить, она перешла к лесбийским вкусам в фильмах с рейтингом X, сомнительным предположениям, например, что женщинам, смотрящим порнографические фильмы, нужно больше разговоров и больше эмоционального смысла, в то время как мужчинам – больше визуальной информации, больше действия. «Стереотипы о том, что нужно мужчинам и женщинам, включая и то, что мужское желание намного более беспорядочное и неразборчивое, чем женское, кажутся все более спорными и подлежащими обсуждению».

Массажное масло, повязка на глаза – вот предметы, которые купила в магазине секс-игрушек Изабель, надеявшаяся изменить ощущения от прикосновения Эрика. Калла и Джилл при посещении того же магазина не были столь сдержанны. За несколько месяцев до этого они купили двуглавый фаллоимитатор – длинный стержень, две головки. Стержни расположены один напротив другого, что позволяет им проникать друг в друга.

Вот истории четырех союзов, четыре истории о преданности:

1

«Джилл более категорична, чем я, она видит мир в черно-белом цвете, – говорит Калла о своей подруге. – У нее душа заядлого спортсмена. Она очень раздражительная, воспринимает все по принципу «либо – либо». Я считаю, что, возможно, для нее наиболее естественно состояние активности, долга, заинтересованности в чем-то. Однажды, по-моему, на второй год нашего знакомства, когда мы шли по улице, спускаясь по лестнице с холма Королевы Анны, там, где она гуще всего заросла плющом, я зарыдала. Я рассказала ей, что никогда не ощущала такой безоговорочной, всепоглощающей любви». Она вспомнила о том, как четыре года назад познакомилась в лесбийском баре с женщиной, с которой сейчас уже год жила вместе. Слова о «безоговорочной любви» многократно звучали позднее, когда я слушал Мин, рассказывавшую мне о подходе, который она использовала при работе с некоторыми из обратившихся к ней пар.

Это был двухуровневый бар. Когда их глаза впервые встретились – Джилл стояла наверху, а Калла внизу, – Джилл не захотела отвести взгляд. «Напористая», – вспоминала Калла. Она перечислила и другие свои впечатления: резкие черты Джилл, сочетание темно-русых локонов и зеленых глаз, крепкая и худощавая спортивная фигура, а также то, как Калла в разгар их первой беседы отошла, чтобы пофлиртовать с кем-то еще, а Джилл направилась за ней и довольно эксцентрично заявила, что намерена соперничать. Калла отвела ее к себе домой. Большую часть года, предшествовавшего их встрече, Калла, которой было чуть-чуть за сорок, старалась избегать любых союзов, от всего, что привело ее к недавно закончившимся отношениям, к ее последнему страстному дару верности, ее последней попытке вести совместную жизнь, ее последнему разочарованию, последнему полету ее души, и той ночью с Джилл, невысокой, жилистой, кожа которой была цвета бронзы, секс длился и длился, как будто год спрессовывался в часы.

Для Каллы это был лишь эпизод. Когда Калла еще училась в средней школе, однажды днем на уроке физкультуры, во время игры в волейбол, она обратила внимание на одноклассницу, девочку, которую она раньше уже видела и даже перебросилась с ней несколькими словами. Но она никогда не обращала на нее такого внимания, как сейчас, никогда так не реагировала на нее, не испытывала такого ощущения надвигающегося хаоса в сознании. Несколько дней подряд она мучилась страхом, а затем устроила себе мысленный экзамен. «Я заставила себя мысленно выполнить ей куннилингус, – сказала она. – Когда я мысленно проделала это, то подумала: нет, я не хочу делать этого». К ее большому облегчению, это означало, что она не является лесбиянкой.

Скоро Калла начала писать типично девчачьи стихи. Затем они стали меняться косметикой с этой девочкой и говорили друг другу, какие они хорошенькие. Почти каждую ночь она проводила в доме этой девочки, в ее постели. Обе были в нижнем белье, щекотали друг друга или проводили пальцами по рукам и ногам – дальше этого дело не шло. Только когда Калла уже училась на первом курсе колледжа, она однажды посетила вечеринку в LGBT-центре[12] университета, где впервые испытала головокружительный секс с женщиной. После этой ночи в постели старшекурсницы она поняла, что секс с девушками сводит ее с ума.

С тех пор прошло два десятка лет. Калла опасливо откладывала сближение с Джилл, пока прежнее рабство полностью не покроется пеплом забвения, она придирчиво оценивала все «за» и «против» совместной жизни с ней, настойчиво повторяя себе, что не допустит повторения пережитых в прошлом предательства и разрыва. Небольшая квартира, где они жили, находилась на холме Королевы Анны, там, где она плакала на увитой плющом лестнице. И сейчас, после проведенного вместе вечера, они стояли у окна с зеркальным стеклом, выходящего на Пьюджет-Саунд, и по очереди курили сигарету, вглядываясь в темную воду, из которой выступали смутные очертания острова.

Здесь они занимались сексом, обычно после шести, семи или восьми ночей, проведенных врозь. «Ну что, будем?» – с легким юмором спрашивала Джилл, лукаво намекая на количество спокойно проведенных ночей.

Калла отвечала, что пора бы.

«Ты не кажешься слишком возбужденной».

«Ложись в постель. Вытащи игрушку и оставайся голой».

«Я вынуждала себя преодолевать собственное сопротивление, – рассказывала она мне. – Когда Джилл задает мне вопрос, я ощущаю, что на самом деле не хочу этого, но должна хотеть, и я чувствую себя виноватой за свое нежелание. Я говорю себе, что должна позволить этому произойти, что между нами все длится уже достаточно давно. А затем, когда мы действительно начинаем, все происходит достаточно игриво, я начинаю чувствовать, что она возбудилась, что позволяет моему телу включиться в игру. Тем временем я фантазирую. Это может быть фантазия о другой женщине, а порой даже о мужчине. Может быть, со мной что-то не так и я должна фантазировать о сексе с ней? Возможно. Поначалу мне не приходилось делать этого. В любом случае я довольно легко достигаю оргазма, и Джилл тоже. Потом мы обычно достигаем оргазма еще раз, это великолепная разрядка. А позднее, когда в моей голове становится пусто и спокойно, я чувствую близость с Джилл, что бы я ни представляла себе перед этим. Поэтому иногда я спрашиваю ее: «Почему мы не делаем этого каждую ночь? Мы должны делать так каждую ночь».

«Затем проходит одна ночь. Потом другая. Я позволяю им пройти, я слежу за тем, чтобы они прошли спокойно. Не знаю почему. А затем еще несколько ночей».

2

Сьюзен хотела, чтобы у кровати была низкая спинка: в спальне были широкие подоконники, и она не хотела, чтобы спинка кровати закрывала рамы. «Я хотела, чтобы за нее было удобно держаться во время секса. Скорее всего, это означало старомодную медную раму с перекладинами, но они обычно делаются слишком высокими. Я нашла кровать с деревянной спинкой, у которой матрас укладывался на широкую платформу. В спинке кровати были вырезаны круглые отверстия».

Из окон квартиры, где Сьюзен жила вместе с мужем, был виден весь пригород. Прямо под окном росли березы, на одной из них висела кормушка для птиц, которую он смастерил для их сына. Ночью Сьюзен всегда вспоминала об этих деревьях: «Окна немного беспокоили меня. Их было слишком много, и они превратились в черные дыры, ведущие в никуда. Я думаю, что, должно быть, они напоминали мне об отце. Когда он умирал, служащие хосписа перенесли его с кровати, у которой была красивая спинка с синей шелковой обивкой, на раскладушку, стоявшую перед окном рядом с воздуховодом». Ему едва перевалило за пятьдесят, и он был одинок, много лет назад они с ее матерью развелись. «Я училась в колледже. Когда я собралась приехать в Нью-Йорк, чтобы повидаться с ним, я почувствовала, что кто-то собирается войти и перетащить его. Я знала, что он скоро умрет, но ощущала, что от этого он умрет быстрее. Казалось, он чувствовал себя совершенно беззащитным около этого окна. Я ощущала, что оно лишало его мужества. Это забавно, потому что в его квартире было много окон, через которые можно было видеть обнаженных любителей позагорать – они лежали на крыше на полотенцах. Скорее всего, это была восточная сторона, потому что свет ложился удивительно красиво».