Граф Сен-Жермен - Роман Белоусов

Сказав все это на одном дыхании, Сен-Жермен повернулся к двери, вышел, закрыл ее за собой и исчез».

Все попытки найти графа были тщетны, заключает мадам д'Адемар…

Мадам д'Адемар в своих воспоминаниях о жизни Сен-Жермена, этого «чудо-человека», воспроизводит переписанные с одного из писем графа пророческие строки о падении французского престола[2].

Все ближе время то, когда ты, Франция,В пучину бед войдя, раскаешься, поняв свою беспечность,И стон отчаянья разбудит адский пламень.Тот день грядет, о королева! Нет сомнений.

Рога коварной гидрыПронзят алтарь, трон и Фемиду.Безумье, победив рассудок, будет править миром.Все ниц падут перед злодеем. Да!

Увидим мы паденье скипетра, Фемиды, духовенства,Гербов и башен,Даже замков, спастись пытавшихся поднятьем белых флагов.Не знал спокойный мир, что будет он метаться в лихорадке

Повального обмана и убийств…Повсюду разольются реки крови.И хор рыдающих по жертвам заглушитШум шагов, бегущих от расправы!

Со всех сторон грохочет гром войны гражданской.Добро гонимо, и, суд верша над ним,Все голосуют: Смерть, Смерть, Смерть.Великий Боже! Кто ответит тем кровавым судьям?

Не меч ль мне чудится, занесенный над царственной главой?Каких уродов чествуют и славят, как героев?Победный марш и стоны побежденных.Власть и бессилие…

От бури нет спасенья людям, вручившим жизнь свою дырявой лодке.Вихрь зла, разврата, преступлений тяжкихГрозит вовлечь в свой танец смертиВсех подданных, имущих власть иль нищих.

И будут властью наслаждаться все новые и новые тираны,И множество сердец заблудших найдут покой в раскаянье.В конце концов сомкнется бездна,И, возносясь из темноты могилы,Воспрянет к лучшей доле прекрасной лилии цветок.

Марию-Антуанетту весьма встревожили эти зловещие пророчества. Она допытывалась у мадам д'Адемар, что она думает об их значении. Та отвечала:

— Они внушают страх, но, несомненно, не имеют касательства к Вашему Королевскому Высочеству.

Та же д'Адемар рассказывает об одном драматическом эпизоде. Сен-Жермен назначил встречу в церкви сей благородной даме незадолго до восьмичасовой мессы. Мадам отправилась в назначенное место в своем портшезе и записала следующий разговор, состоявшийся между нею и таинственным адептом:

«Сен-Жермен. Я — Кассандра, пророк зла… Мадам, тот, кто сеет ветер, пожнет бурю… Я ничего не могу поделать; мои руки связаны тем, что сильнее меня.

Мадам. Вы увидите королеву?

Сен-Жермен. Нет, она обречена.

Мадам. Обречена на что?

Сен-Жермен. На смерть.

Мадам. А Вы — Вы тоже?

Сен-Жермен. Да. Возвращайтесь во дворец; передайте королеве, чтобы она остерегалась, — день этот станет для нее фатальным…

Мадам. Но маркиз Лафайет…

Сен-Жермен. Шар, надутый пустыми словами. Как раз сейчас они сговариваются, что с ним делать: то ли обратить его в орудие, то ли в жертву; но к полудню все будет решено… Час отдыха миновал, и указы Провидения должны быть исполнены.

Мадам. Чего же они хотят?

Сен-Жермен. Полного краха Бурбонов. Они свергнут их со всех занимаемых престолов, и менее чем через столетие Бурбоны, все ветви рода их, будут низведены до ранга простых смертных. Франция как королевство, республика, империя, затем в смешанных формах правления будет корчиться в муках, сотрясаться от волнений и раздираться на части. Из рук классовых тиранов она перейдет к тем, кто амбициозен и лишен достоинства».

…Вечером 16 мая 1770 года в Версале двое детей, девочка четырнадцати лет и толстячок пятнадцати лет, лежали в постели за тяжелыми занавесями. Месье дофин и мадам дофина — будущий Людовик XVI и будущая королева Мария-Антуанетта — были уложены в постель в соответствии с дворцовыми правилами. Король Людовик XV принял рубашку своего внука, а графиня де Шартр помогла зардевшейся девушке снять ее рубашку. Внезапно занавеси вокруг королевского ложа раздвинулись, как требовали правила церемониала, и молодые супруги предстали перед всем двором. Придворные приветствовали их низким поклоном.

Наконец они остались одни. Луи едва взглянул на юную блондинку, бледную как полотно… и громко захрапел.

За королевской трапезой Луи так много ел, что дед зашептал ему на ухо:

— Молодому супругу не следует так наедаться на ночь.

Дофин в ответ засмеялся:

— Почему, я наоборот лучше сплю, когда сытно поем.

И он действительно прекрасно спал все ночи к недоумению супруги. В своем личном дневнике он записал: «Опять ничего». Это «ничего» продолжалось семь лет. Молодая принцесса с отчаяния погрузилась в вихрь удовольствий и развлечений, правда, сохраняя верность супругу.

В воскресенье, 30 января 1774 года, около полуночи, она возвратилась с бала. Больше всего ей нравились эти балы — можно было не соблюдать этикет, скрывшись под маской, и веселиться от души. В толпе она заметила молодого иностранца, которого ей представили несколько недель назад, и она уже встречала его на «балах по понедельникам». Ах, эти карнавалы! Мария подошла к нему и долго разговаривала, он так и не узнал ее. Молодой человек был высок, красив, любезен и не обладал манерами «куртуазного ловеласа». Они беседовали, смеялись, пока Марию-Антуанетту не стали узнавать окружающие и ей не пришлось исчезнуть.

Молодой иностранец, привлекший внимание Марии-Антуанетты, был сыном знатного шведского дворянина и путешествовал по Европе в целях повышения образования. Он был старше дофины только на два месяца, и его звали граф Аксель Ферсен. Она ему показалась красивой, он ей — привлекательным, и только.

Они вновь увиделись через четыре года. Королева узнала его, как только он вошел в салон.

— А, вот и мой старый знакомый!

Аксель увидел Марию-Антуанетту другими глазами. Перед ним была не девочка, а красивая женщина. Людовик XVI наконец согласился на операцию, которая прошла успешно, и он стал полноценным супругом — королева ждала первого ребенка. Ее красота расцвела, и Мария-Антуанетта, бесспорно, была самой красивой женщиной двора. Королеве нравилось, когда ей об этом говорили.

Молодую королеву окружали светские щеголи, ветреники, забавные остряки и сплетники. Может, поэтому ее привлекла спокойная грация и достоинство красивого шведа. Однажды она попросила его показать ей военную форму шведского драгуна. Молодой человек подчинился и был принят по этому поводу в личных апартаментах королевы. Как рассказывал один из участников этого приема, королева очень внимательно рассматривала голубой камзол, поверх которого была надета белая туника, замшевые лосины, черный кивер с желто-голубым султаном. Она разглядывала и восхищалась. Может, Мария-Антуанетта еще и не любила его, но проявляла явный интерес. Что до Акселя, то он был влюблен, и так сильно, что предпочел сбежать, записавшись в экспедицию в Америку.